Парашютист

- Да-да, спасибо, спасибо, - Лацис проснулся окончательно. - Я понимаю, у вас свой долг, своя работа, но уж если так получилось... Спасибо огромное, я вам обязан, не знаю, подскажите, как отблагодарить... может, я за коньячком все-таки?

- Нет. Хотя... Нет-нет. Обязан, говоришь?

- Да-да.

- Вот это уже, Лацис, похоже на разговор по существу. Понимаешь, есть правила...

и ты у меня как бы уже записан... но раз сама виновата... ну тогда год, от силы полтора...

- Что полтора?

- Год-полтора поживи и давай сам по-честному туда.

- Куда?

- Куда-куда. Туда. Откуда утром тебя вытащила сегодня. Дура рассеянная, черт, с этим парашютом. Лацис понял, в чем дело, побледнел, помолчал немного.

- Ну мне же... мне же только 35.

- Ну и что, 35? Хороший возраст, не ребенок, можно сказать, трагический возраст, в 20 преставился бы - неинтересно, ясно - конец... по глупости, в 60 -как-то само собой разумеется - рядовой случай, а в 35- это... Эх, недооцениваешь ты своего возраста, Лацис. В этом возрасте, понимаешь, наступает какая-то умная, осознанная смерть. Ну там, помнят долго. Друзья уважают. Недооцениваешь ты, Лацис, своего возраста. Кондуков с тобой прыгал?

- Нет, он вообще был из другого гарнизона.

- Вот видишь, из другого гарнизона, а знаешь, помнишь Кондукова, потому что Артем Кондуков в 34 навернулся, а не в 75. Молодец Кондуков, послал меня к едреной матери в роковые секунды и шарах об сарай с овцами! И никаких сантиментов. Мужчина! Ладно, Эдвардас, два года, но ни дня больше. Фу-х, самой противно, какие-то торги пошли.

- На что я вам дался, - разволновался Эдвардас, - я жизнь люблю... Я жену люблю... Зачем? Ну есть же люди... Сами умереть хотят. Вон, на войне скольких косит... Мало вам? А я... я сейчас английский учу.

- Ну и что? Я тоже учу.

- В загрантурне собираюсь поехать...

- Ну и что? Езжай в турне. Одно другому не мешает.

- Я вам обязан, понимаю... Я очень прошу вас, раз уж вы меня спасли, будьте до конца благородны, дайте мне дожить, дайте мне умереть естественной смертью.

Смерть ухмыльнулась.

- А я бога молить за вас буду. Ни одного дурного поступка не совершу... обещаю.

- Ладно, Лацис, ты не в монастыре, а я тебе не поп. "Бога молить", "ни одного проступка". Сказал бы "убью двоих вместо себя", я бы еще подумала, а он "Бога молить", тоже мне помощничек. А? Как насчет двоих?... Одного?

Лацис опять побледнел, покрутил головой отрицательно.

- Вон ты как, а то ведь смотри и суток не дам. Завтра же окочуришься. Ну, считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной! Отказываешься?

Лацис молчал.

- Три! Лопнуло мое терпение. Теперь берегись, прибалт неблагодарный, Смерть быстро двинулась в прихожую, надела шляпу и пальто. - Надо же, два года ему пожить предлагала. Пока! Да, кстати, когда в следующий раз прыгать будешь?

- Никогда. Я увольняюсь.

- Ах, вот оно что, увольняется... Увольняйся, увольняйся. Умник. Давай, давай, на земле, брат, смерть подстерегает ничуть не меньше, чем в воздухе, и уж вовсе не такая почетная, поверь... Один такой упертый у меня в ванной захлебнулся после выпивки, вместо того, чтобы героем в танке сгореть! Да, кстати, парашют мой у Горбунова забери. Вернешь. Вещь, все-таки.

- Да-да, конечно. Куда принести?

- Я позвоню. Встречку назначим... Я подумаю. Спокойной ночи! Засеки время. И суток не дам, понял? Привет жене, привет команде. Не прощаюсь. Пока.

Смерть ушла, хлопнув дверью.

А Лацис, впервые в жизни заперев дверь на все три замка, повалился на диван и заснул сразу же.

- Это кто вчера к тебе приходил? - поутру спросила Валентина.

- Да так, знакомый, - простонал Эдвардас, понимая, что и на этот раз дело происходило не во сне.

- Элегантный такой, вежливый.

- Да-да, вежливый.

- Ванную принимать будешь?

- Нет. Ни в коем случае.

И Эдвардас, вспомнив про парашют, позвонил Горбунову, который пообещал принести его через полчасика.

Лацис решил не вводить Горбунова в курс проблемы, зная безрассудную самоотверженность своего друга во время опасности. Он просто забрал парашют и сообщил о твердом решении увольняться. Горбунов долго сидел, обхватив руками голову.

- Нервы, говоришь, пошатнулись?

- Да, Сергей, и со здоровьем что-то не то. А в нашем деле, сам понимаешь, если сомневаешься, лучше вовремя уйти.

- Уйти вовремя, говоришь? Ты что, футболист, в 35 заканчивать? Да в нашем деле 35... это ж расцвет!

- Так-то оно так, Сережа. Но с другой стороны, в 35 наступает какое-то умное, осознанное состояние, опять же, помнят долго, друзья уважают, Лацис закашлялся.

- Не свои слова говоришь, Эдик, - Горбунов внимательно посмотрел Лацису в глаза.

- Ох, не свои... кто-то тебя здорово накачал, - Горбунов посмотрел в сторону кухни, где по-прежнему суетилась Валентина, хмыкнул и перешел на шепот. - Не слушай ты баб, вот что я тебе скажу. У них одно на уме, чтоб муж никуда из дома не девался, чтоб как на привязи. Бабы, Эдвардас, это смерть наша, бабы, а не прыжки.

Эдвардас вздрогнул.

- По мне лучше уж разбиться в конце карьеры, чем на тахте сгинуть. Ну не сейчас, конечно, а лет так в 70! И плевать я на смерть хотел, дуру костлявую.

- Тише, тише ты!

- В общем, понял, не валяй дурака, - Горбунов заговорил нарочито громко. - Это пока между нами, Эдвардас, но про турнир в Кракове ты, наверное, слышал. Ну так вот, нас с тобой опять в сборную берут.

- Правда? - Валентина вышла из кухни.

- Услышала? Да, милая моя, - Горбунов приподнял Валентину за талию. Вот какой у тебя муж! Акробат свободного полета. Король филигранных прыжков! Ха-ха-ха!

- Ой, молодцы, ребята, - заулыбалась Валентина.

- Вот так-то, парень, - Горбунов подмигнул Лацису. - Прыгаем дальше. Вопрос решен! До остановки проводишь?

- Конечно, - Лацис с грустью посмотрел на часы, вспоминая обещание Смерти расправиться с ним меньше чем за сутки, встал и пошел провожать Горбунова до автобусной остановки.

На обратном пути яростный гул набирающего обороты двигателя заставил его обернуться. Из-за угла выскочил грузовик и, не сигналя, на полном ходу двинулся прямо на Лациса. Что-то знакомое показалось в улыбке водителя через непромытое лобовое стекло. Эдвардас охнул, успел сделать два шага в сторону и прыгнул в стриженые кусты пешеходного газона. Грузовик промчался и, не успев снизить скорость, врезался в задний кузов "Жигуленка", стоявшего на обочине.

- Я тебе башку отверну! - водитель "Жигуленка", размахивая монтировкой, бросился вслед за водителем грузовика, но не догнал. Тот быстрыми широкими пружинистыми прыжками исчез из видимости. А расстроенный водитель "Жигуленка" поплелся к результату аварии.

- Ты его успел разглядеть? - обратился он к Лацису, вылезающему из кустов.

- Кажется, да. То есть нет.

- Я тоже толком не успел, худющий такой, длинный, быстрый, поймаю убью! Ну-ка, что у него за номер? Та-ак, без номера. Написано "учебный".

- Видал, как теперь учатся? Тебя чуть не сбил, а с машиной-то моей, а? Смотри, что сделал, скотина!

Лацис покивал, сочувствуя, и, пробравшись через толпу зевак, быстрым шагом двинулся домой, оглядываясь во все стороны. Прошел пол-квартала, завернул за угол и позеленел. Прижавшись спиной к кирпичной панели пятиэтажки, за углом стояла Смерть и тяжело дышала.

- Где он там? - быстро спросила Смерть.

-Кто?

- Ну, этот дурак с монтировкой.

- Там, у машин.

- Во придурок-то, разорался на весь город, монтировку схватил. Видишь, Лацис, не скоро культура привьется гражданам. Ну авария, ну виновата. Ну, можно б было спокойно договориться. Весь проспект собрал, придурок. Ну-ка, загляни за угол.

Разошлись или нет?

Лацис посмотрел.

-Нет.

-Ну ладно, иди-иди, мне сейчас не до тебя. Грузовик вызволять надо. Лацис робко зашагал, но усилием воли заставил себя обернуться.