Отступник

– Да что мы можем? Вся власть теперь – его. А старую гвардию – в расход. Хорошо, если на заслуженный отдых, а то ведь недолго и под суд. Это нынче запросто… Ладно бы сам видел ясно, куда идет. Просто ведь дружбанов своих желторотых к кормушке тащит. И у самого молоко на губах…

Старые пьяные вояки искренне полагали, что они – истинные радетели интересов России. Сидя на самом верху, хапая всю сознательную жизнь, они нажрались почти под завязку, но освободить теплые места для других – было выше их сил. Имея все, они могли, конечно, рассуждать о высоких политических материях, но больше всего на свете боялись, что этой сытой жизни настанет конец.

На той же даче в комнатке для прислуги, именуемой по старинке «гримерной» – когда-то здесь хранились костюмы и реквизит для домашнего театра, – уткнувшись курносым носиком в диванную подушку, рыдала девушка.

– Куда вы меня привезли? Не хочу. Зарежусь лучше…

Она приподняла зареванное смазливое личико, озираясь в поисках орудия самоубийства.

– Ой, только без истерик, подруга! Все поначалу так говорят, а потом – ничего, привыкают. И довольны даже.

– Но продюсер сказал, что на концерт… Я ведь ехала… думала петь будем… танцевать…

– А то! – хмыкнула эффектная брюнетка в кожаной юбке и черных сетчатых колготках, с длинной сигаретой меж оттопыренных пальцев. – Будешь и танцевать. Разденешься – и танцуй от одного к другому…

– Они уже меня лапали… – всхлипнула юная артистка, передернувшись от отвращения.

– Убыло тебя? – обезоруживающе улыбнулась рыжая кучерявая девица с пухлыми губками и обширным бюстом. – Как хоть зовут-то непорочную деву? А то мы новый набор вашей «Фабрики грез» и не знаем еще…

– Лена, – всхлипнул в ответ диван.

– Ох ты, господи, – хихикнула рыжая. – Ле-е-ена… Так… С этой минуты ты – Эльвира. Меня Кариной зовут, а это – Сабрина.

Брюнетка кивнула головой, поправляя левой рукой сбившийся на сторону бюст.

– А Кристинка наша – звезда эстрадная – к Пупсику уже отправилась. Отсосет и вернется…

– Что?!

– Что, что… В рот возьмет. Правда, у Пупсика – неудобно. Брюхо складками над краником нависает. Приходится руками жир раздвигать, прежде чем губами дотянешься…

– А-а-а-а! У-у-у-у!… – донеслось с дивана.

– Да уж, Саби, испортит нам сегодня эта недотрога всю малину.

– А мы ее – к Старикашечке. Слышь, э-э-э-э… Как тебя… Эльвира! Не гунди, достала уже. Мы тебя сегодня на легкую работу отправим. Пойдешь со мной туда, где никто и пальцем не тронет. Есть тут один Старикашечка – он уже все перепробовал и ничего его не возбуждает, соси, не соси. Теперь нам всего и делов, что раздеться да в ванну, куда он уляжется, поссать погромче. Так что ты, если вдруг захочешь, потерпи пока, да?

– Ой, а это еще зачем?…

– Ну, он кайф при этом ловит. Ка-азел. Извращенец старый. Рот откроет – дождик глотает, членик свой сморщенный руками теребит, теребит… Ну, иногда получится, брызнет… Он добрый тогда. И деньгами не обидит, и продюсеру шепнет. А тот тебя на сцене продвинет. Так что не боись, малышка, все путем будет…

В компанию с довольной улыбкой вернулся Пупсик – кругленький глава службы безопасности. Он только что расслабился с девочками из «Фабрики грез».

И сразу встрял в разговор.

– Ага. Слышу, вы тут правильной дорогой идете, товарищи. Как говорится, нет человека – нет проблемы…

– Ишь ты, шустрый какой! – засуетился человек из администрации при Хозяине. – Не семнадцатый век на дворе. Тогда монарха любой придворный мог тупым ржавым кинжалом загасить. И на себя корону напялить. А все придурки: король умер, да здравствует…

– Ну-ну! Поди-ка выпусти кишки нынешнему, – раздался жирный басок разведчика, – а мы посмотрим и посмеемся…

– Ой, ну не про дворцовый же переворот мы речь ведем. У каждого в руках – силы немалые. В тех же Штатах, чтоб им провалиться, – и то не уберегли шишкаря своего в Далласе.

– Ага! Снайпер – это круто. А лучше всего несчастный случай. Чтобы шито-крыто. Любит он на истребителях кататься – флаг ему в руки. Пожалуйте в полет из Тушина в Рязань. Неужели же не найдется у нас еще одного истребителя с точными ракетами, а, ВВС?

Осоловелый начальник штаба российской авиации икнул и пробормотал:

– Есть. У нас все есть. А еще зенитные комплексы у нас хорошие…

– А еще, Игнатьич, Россия – родина слонов, – согласился адмирал. – Можно, кстати, Хозяина на подлодке утопить. Или в шахте завалить. В прямом смысле – камешками… Надо, между прочим, решать быстрее. Пока он еще энтузиазм проявляет и дешевую популярность у народа своими дурацкими выкрутасами завоевывает. А потом поостынет, забаррикадируется в Кремле – его оттуда и ядерным фугасом не выковыряешь.

– Идиоты вы все, – впервые подал голос неприметный старичок.

Был он седенький и серенький, словно мышонок. Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, угодливый с начальством, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями…

Он никогда не выделялся из массы, ничего у тех, кто сильнее, не просил. Лет десять назад о нем впервые услышали в коридорах власти. Неприметный полковник из вояк, имя которым – легион, был произведен в генералы и назначен руководить ведущей кафедрой в Академии генерального штаба.

Вскорости тогдашний начальник академии был вдруг арестован, обвинен в злоупотреблениях и умер от инфаркта в тюремном лазарете. Один за другим сменились несколько его преемников, как один, закончивших карьеру с позором, пока во главе учебного заведения, готовившего элиту армии, не встал бывший ученик новоиспеченного генерала.

С тех пор через эту кузницу кадров прошло немало нынешних руководителей вооруженных сил и государства. И даже Хозяин защищал написанную ему докторскую диссертацию на этой кафедре. Генералу время от времени предлагалось занять какой-либо важный государственный пост – от начальника Генерального штаба до вице-премьера по оборонному строительству, но он от всех должностей отказывался, предлагая и продвигая вместо себя своих учеников. Ни один из них, кстати, учителя своего не подвел и не забыл.