Друг

– Нет, не были. А что за озеро? Где оно расположено?

Лида рассмеялась. Весело, заливисто. Но Палач не давал ей расслабиться – дорога каждая секунда. Действие препарата строго индивидуально. В любой момент объект может начать нести неконтролируемый бред или заснуть. Сон может продолжаться от нескольких секунд до нескольких часов. Но в случае с Лидой сон может оказаться вечным – слишком много в ней спиртного.

– Как называется озеро, Лида?

– О, мы – ха-ха-ха – перешли на ты, Боря?

– Как называется озеро? Быстро!

– Городно. А ты не знал? Ха-ха-ха… Ой, Боря!

– Где это озеро?

– В Новгородской губернии… а ты Ваньку Тарана знаешь? Золотой мужик! Ха-ха-ха-ха…

– А там что – деревня? Дом отдыха?

– Там хутор, Боречка… красотища! А уж озеро!

– Как называется хутор? Как его найти?

– Никак не называется… ха-ха-ха… В Ерзовке спроси любого: где лесник живет? – тебе покажут. Лесник – дядя Саша, его все знают.

Лида снова залилась счастливым смехом. Палач и Сизов тоже засмеялиcь – главное сделано. Даже если Лида вырубится прямо сейчас – уже не страшно. Виктор Федорович, однако, беседу продолжил. Он, как и всякий оперативник, исповедовал принцип: любая информация может оказаться полезной. До того как Лида уснула, выключившись на середине фразы, он успел узнать, что вернуться из отпуска Таранов с Лешкой должны только через три недели. Что Таранов служил в каком-то спецназе. Воевал. Кажется, даже за границей. Что хутор на озере Городно стоит уединенно, в километре от деревни Ерзовка. В принципе – достаточно.

Когда Лида ткнулась лицом в скатерть, Палач забрал и положил в свой карман конверт и тысячу рублей от фонда «Родители против наркотиков», обтер носовым платком водочную бутылку и сказал Сизову:

– Наши стопки оботри и поставь на место. Ее стопку как следует промой водкой.

– А с ней что будем делать? – спросил, кивнув на Лиду, Сизов.

– Да ничего… утром она про нас даже не вспомнит. Если доживет до утра. Но это навряд ли.

– А следы барбамила в организме?

Палач криво усмехнулся:

– Во-первых, следов не останется уже часов через пять. Во-вторых, никто и проверять не будет. Кому это нужно? Померла от отравления алкоголем, и вся любовь.

Через несколько минут, проверив еще раз места, где они могли наследить, сотрудники контрразведки Гранта Матевосяна покинули квартиру. Семьи Мордвиновых больше не было.

Утром Виктор Федорович позвонил Сыну, попросил аудиенции. Грант, сославшись на занятость, предложил перенести на вечер. Но Палач сказал, что у него есть очень важная информация. Приезжай, буркнул Сын.

Палач приехал в офис «Север-сервис» и доложил, что проведенными оперативно-розыскными мероприятиями он установил местонахождение Таранова и наводчика-наркомана… Готов прямо сегодня выехать в адрес – «закрыть тему».

Палач чувствовал себя победителем, но Сын враз охладил его настрой. Он выслушал доклад и сказал:

– Херня все это, Виктор… подождет. У нас хуже каша заварилась: Савелич убит.

Закрутившийся на розыске Таранова и Лешки, Палач ничего не знал даже об исчезновении Реброва. Он был сейчас откровенно поражен:

– Савелич? Когда? Как? Кто?

Сын закурил, посмотрел на Палача долгим, пристальным взглядом. Он не знал, когда и кем был убит Савелич. Зато знал, что перед смертью начальника охраны зверски пытали. Он вспомнил слова РУБОПовского опера: «За беспредел вчетверо платят».

– Не знаю, – выдохнул слова вместе с дымом Грант. – Но думаю, что война уже началась, Федорыч. Командировка в Новгородскую область подождет, каждый человек на счету… Займись-ка этой темой. Это сейчас самое главное.

Таким образом, Таранов и Лешка получили отсрочку, а «империя» Сына начала подготовку к войне. С какой стороны ждать удара, никто не знал.

Глава одиннадцатая

АФРИКАНСКАЯ НОЧЬ

Питерские события казались очень далекими. Здесь, в глубинке Новгородской области, жизнь текла подругому… Август двухтысячного был теплым, с частыми и обильными ливнями, с грозами. С закатами невозможной красоты и сказочной тишиной утреннего озера в легком тумане. Со стремительным полетом уток и плеском рыбы, с ровным шумом сосен на ветру, с голосом кукушки и парящим в бесконечном просторе неба ястребом… с ящерицей, замершей на нагретом камне… с острым запахом наколотых осиновых дров… с запахом малины и натопленной бани. С криком петуха на рассвете, с мычанием коровы, с полетом толстого шмеля… Ах, август двухтысячного!

Взрыв в подземном переходе, агония подводной лодки в ледяной воде Баренцева моря… все это оказалось страшно далеко, в другом мире. Апокалиптическом, деформированном и напряженном, как тросы в еще не сгоревшей Останкинской телебашне…

Таранов и Лешка жили на озере уже пять дней. Иван Лешку нагружал: на пару они кололи дрова, ходили за малиной, рыбачили. Лешка физически был слаб, быстро уставал, но, как казалось Таранову, начал «отходить». По вечерам сидели на огромном крыльце Иванова дома, покуривали, беседовали. Как правило, приходил лесник дядя Саша с женой, приносил самогон, и они с Тарановым понемногу выпивали. Из их разговоров Лешка узнал, что Таранов – бывший военный, служил вместе с сыном дяди Саши и тети Раи. В 88-м году сын стариков погиб на границе двух африканских государств. Говорилось об этом невнятно, без подробностей… что советские спецназовцы делали в Африке, Лешка так и не понял. Он спросил у Таранова, но тот сказал: забыл… а дядя Саша выругался длинно и забористо.

– Воевали они там, Лешка, – сказал он. – За свободу братских черножопых племен!

– Не надо, дядь Саш, – попросил Таранов.

– Что «не надо», Ваня? Сколько вас вернулось?

– Не надо об этом, дядя Саша.

– «Не надо»… Еще как надо! Мой Олежка погиб… а ты сам-то? Кричишь по ночам… в шрамах весь. Не надо ордена получать… посмертно. Вот чего не надо, Иван Сергеевич.

Дядя Саша махнул рукой и замолчал. Было уже темно, роилась мошкара вокруг зажженного белого плафона на столбе крыльца. Над озером ярко горели звезды. Два крупных пса лежали возле крыльца, смотрели на хозяина внимательно, и свет плафона отражался в умных собачьих глазах.