Друг

– Ладно, брат, – сказал в завершение разговора Рука, – мы вопрос сами решим. Вы нам только со стволами и транспортом подмогните. И дайте наводочку на кого-нибудь из людей этого вашего Сынка отмороженного. Такого, чтобы не из шестерок, а поближе к Сыну-то был. Понял?

– Понял, – сказал Плешивый с облегчением. – Стволы будут хоть завтра. Есть «калашников», есть пара «тэтэх»… пойдет?

– Мало, – ответил Рука. – Достань еще. Бабок я дам… Но главное – человечек, близкий к Сыну. Есть такой?

– Есть, – кивнул Плешивый. – Ближе некуда, начальником охраны у Сына. Пойдет?

– Пойдет, – ответил Рука.

Глава пятая

МОЯ МАРУСЕЧКА!

ТАНЦУЮТ ВСЕ КРУГОМ…

Хоронили Славку в воскресенье. Нищий НИИ, в котором Славка работал, дал автобус и какие-то деньги… матпомощь или что-то в этом роде. Народу на поминках было много. И все говорили, какой Вячеслав Германович был замечательный человек. Умница. Честный, порядочный, отзывчивый. Бескомпромиссный… Филипка ни хрена не боялся, потому Филипок и хотел его сократить. Еще говорили, какой Славка был талантливый и про какой-то узел, который он спроектировал.

Таранов сидел, слушал, кивал, когда к нему обращались, пил водку и думал: не то… Все, что вы говорите, – не то. Все верно, все правильно, но тот, живой Славка, все-таки был другим.

Таранов боком вылез из-за стола, прошел в кухню. За столом сидела Лида. Курила, стряхивая пепел в тарелку со студнем. Иван закурил, присел на подоконник… больше присесть было не на что – все табуретки унесли в комнату.

– Лида, – сказал Таранов.

– Что, Ваня?

– А что он там делал?

– Я не знаю… Какая теперь разница?

Вдова воткнула сигарету в студень, посмотрела на Ивана снизу вверх. Взгляд был равнодушный, пустой.

– Какая теперь разница, Таран? – повторила она и взяла из пачки новую сигарету. Иван щелкнул зажигалкой, дал прикурить.

– Хочу понять, что он там делал.

– Не знаю я, Таран, не знаю…

– Он что, собирался куда-то ехать? Или встретиться с кем-то?

– Не знаю… С кем ему встречаться? Куда ехать в полночь?

– Вот я и хочу понять.

– А я – нет… Я ничего не хочу, Таран.

– А следователь что говорит?

Лида воткнула вторую сигарету в студень, встала и вышла из кухни. Таранов посмотрел ей вслед, посмотрел на тарелку со студнем, с пеплом и двумя окурками. Дура, подумал он, обыкновенная дура. Ни с кем не попрощавшись, Таранов ушел.

…И все-таки что Славка делал поздно вечером на железнодорожной платформе станции Ручьи? Собирался ехать куда-то? Навряд ли. Куда ехать в такое время? Зачем? Да и вообще… глупо как-то: ехать на электричке, если у тебя есть автомобиль. Не вяжется.

Значит – остается что? Встреча с кем-то. Но с кем?

Таранов стоял на платформе, курил и думал о том, что же произошло здесь четыре дня назад. Уже стемнело, было прохладно. Ветер раскачивал фонарь, и тени все время меняли свои размеры и форму… Славка, похоже, ждал здесь кого-то. Но кого? Своего убийцу? Или убийство произошло случайно?

Почему здесь, на платформе? Может, убийца приехал на электричке? Откуда? Со стороны Соснова или от Пискаревки?

Таранов посмотрел направо и увидел девушку в длинном белом плаще. Она не спеша шла по платформе… Он снова вернулся к своим мыслям: не связана ли смерть Славки с тем, что Иришка подсела на наркоту? Он ведь собирался предпринять некие шаги в этом направлении…

Под ноги Таранову упала тень. Черная тень девушки в белом. Он поднял глаза – девушка была уже рядом. Лица ее он рассмотреть не мог, потому что фонарь находился у нее за спиной. Цокали металлические набойки. Она сделала еще несколько шагов и остановилась напротив Таранова.

– Закурить не будет? – спросила она, и Иван понял, что нетрезва. Он достал пачку «Кэмэл», протянул. Потом щелкнул зажигалкой, дал огоньку.

– «Кэмэл», – сказала она. В свете зажигалки Таранов увидел молодое и вульгарное лицо. – Богатенький дядя.

Он промолчал и убрал в карман зажигалку. Девица выдохнула дым и сказала:

– Хочешь, отсосу за двести рэ?

– Нет, – сказал он. – Иди отсюда.

– А за сто пятьдесят? – сказала она.

– Я сказал: иди.

– Ну, давай за стоху, если тебя жаба душит.

– Быстро исчезла.

Она пожала плечами, повернулась и пошла. Буркнула что-то матерное. Таранов постоял еще немного и пошел в другую сторону. Зашел в помещение билетных касс и посмотрел расписание электричек в интервале с 23 часов до 0.20. Всего оказалось семь штук: три – в Питер и четыре – за город. Таранов переписал расписание и ушел.

На улице увидел, как девица в белом плаще садится в автомобиль к пожилому дядьке. Длинный, до пят, плащ был расстегнут, под ним – очень короткая юбка… Таранов подумал, что у нее красивые ноги. Хлопнула дверца, и ухоженная «семерка» уехала. Иван сплюнул на асфальт и пошел домой пешком. Жил он рядом. По дороге в магазинчике «24 часа» купил бутылку водки и банку «Доктора Пеппера». Магнитола за спиной продавщицы наяривала старинный шлягер «Моя Марусечка». Таранов бросил водку и жестянку с тоником в сумку, вышел на улицу.

В нескольких метрах от входа двое молотили одного. Из освещенного проема двери неслось:

Моя Марусечка! Моя ты куколка. Моя Марусечка! Моя ты душенька. Кругом все рушится…

Человек, которого били, упал.

…а жить так хочется И так приятно, хорошо мне Танцевать с тобой одной.

Упавшего начали бить ногами. Забьют, к черту, подумал Таранов.

– Отставить! – крикнул он. Один оглянулся, второй продолжал бить ногами тело на земле. Человек пытался закрыть голову.

Моя Марусечка! Танцуют все кругом. Моя Марусечка, танцуем мы с тобой…

Таранов вставил в рот два пальца и свистнул. Теперь на него поглядели оба подонка.

– Отставить, – повторил Таранов. – Убьете же, идиоты.

– А пошел ты на х… – сказал один. Человек на земле попытался встать. Тот, что «послал» Таранова, обернулся назад, к жертве, и сильно ударил ногой в голову. Человек снова упал.

Иван ругнулся и быстро подошел к отморозкам. На него смотрели нетрезвые, злые глаза.

– Ну, тоже хочешь?

– Нет, – сказал он и коротко воткнул два пальца в солнечное сплетение придурку. Тот охнул и согнулся.