Страница 49 из 71
В полдень, словно разбуженный выстрелом петропавловской пушки, он открыл глаза и встал, резко, решительно, уронив металлическую стойку с банкой лекарства, которое по резиновой трубочке шло в его вену.
Сергачев, за эту ночь похудевший и постаревший на добрый десяток лет, пытался уложить его обратно, но услышав - Уйди, сволочь лысая! - поспешно ретировался за дверь и следил за происходящим в оставленную щелку, всегда готовый прийти на помощь врачам. Впрочем, врачей Кирей не обидел, отблагодарил их и деньгами, и словами, но от госпитализации отказался, уступив лишь в том, что в доме постоянно будут дежурить врач и медсестра. Но только чтобы сестричка была молодая и фигуристая.
А днем позвонил Леха Кастет и попросил встретиться с ним в Летнем саду для какого-то важного дела.
Поговорив с Кастетом, Всеволод Иванович начал решительно одеваться, не отвечая на вопросы «лысого черта», вызвал машину, поехал в Летний сад и вот теперь рассказывал Лехе о прошедшем сходняке, о том, кто что там говорил и делал, добавляя разные смешные вещи, которых и не было на самом деле…
В ответ Леха рассказал о том, как спасали Светлану, несколько раз повторив Кирею, что она не пострадала и никакого вреда ей сволочи-менты не нанесли, и что жива она и здорова, шлет горячий привет ему, Кирею, а также Петру Петровичу Сергачеву, который - «лысая сволочь», но Светлана об этом не знает, и знать ей это совсем ни к чему… В Лехином пересказе операция по спасению Светланы выглядела смешным и увлекательным приключением, где менты были дураки-дураками, а полковник ФСБ, лежащий в куче собственного дерьма, вообще комической фигурой из романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»…
И лишь потом Леха Кастет перешел к тому делу, ради которого он и сорвал с места уважаемого вора Кирея, попросив того приехать в царский сад для летних прогулок.
- Просьба у меня к тебе, Всеволод Иванович, большая и очень для меня важная. Видит Бог, если бы у меня были люди, ни в жисть бы тебя не побеспокоил, обошелся своими силами. Но нет сейчас у меня никого, ну, почти никого, а дело, повторяю, срочное, может быть, судьба России решается.
Леха достал свои вонючие сигареты «Ява» и закурил, думая о том, как сказать дальше. А Киреев отодвинулся от этого гадкого дыма подальше и подумал, что теперь, как собака-Сергачев, будет всю жизнь сосать карамельки «Барбарис» и с ненавистью смотреть на курящих людей.
- Ты, Всеволод Иванович, о такой партии «Русский путь» слышал? Ты ж в депутаты готовишься.
Киреев подумал, полез было за сигаретами, но отдернул руку, сказал:
- Я только крупные знаю: ПСП - Партия свободных предпринимателей, «Груша», еще бабу там, в Думе, видел, кореянка, что ли, красивая, черт! Из-за нее одной депутатом можно заделаться! Она и по телевизору-то - ничего, а в натуре с ней рядом стоишь, а от нее - так и прет…
- Чего прет? - не понял Кастет.
- Да вот либидо это самое так и прет! А этой партии, что ты сказал, не знаю, не слышал…
- Штаб-квартира этого «Русского пути» - в Питере, а филиалы - в 27 городах. Мне нужно взорвать эти 27 филиалов. Нет, погоди, - Кастет увидел, что Киреев встает, собираясь уйти, - погоди, Всеволод Иванович, я не так сказал. Нужно организовать взрывы без жертв, упаси бог, главное, чтобы шума много было - огонь, дым, грохот, понимаешь?
- Ну, - ответил Киреев, садясь обратно на скамейку.
- Мне нужно много шума, - повторил Кастет, - нужно, чтобы об этом писали газеты, показывало телевидение. Чтобы это было зрелище, спектакль, но при этом выглядело серьезно, опасно… Скажем, выжгло одну комнату, сгорели стол и два стула, но, - Кастет поднял вверх палец, - но в кладовой лежало еще двадцать килограммов тротила, и если бы он взорвался, то случилась бы трагедия. Поэтому сгоревший стул - это уже не комедия, это уже страшно! Так вот, мне нужно, чтобы стало страшно, эффектно и страшно, и мне нужно, чтобы ты мне в этом помог.
Кирей хотел что-то сказать, но схватился рукой за грудь, открыл рот, попытался закрыть и не смог, повалился на бок, на нечистую, со следами ног, скамейку…
- Кирей, ты чего, Кирей? - Леха вскочил, хотел подхватить падающее тело, уложить его удобнее, лучше, но Киреев открыл глаза и произнес, еле шевеля губами, но вполне отчетливо и понятно:
- Лысого вызови сюда… Сергачева… Срочно!..
- Врача, может, Кирей?
- Лысого… Ему все про взрывы… Он врача…
Леха сорвал с себя куртку, свернул аккуратным валиком, подложил Кирею под голову, поместил его ноги на скамью. Спохватился, пощупал пульс на шее, где сонная артерия. Пульс был, слабый, беспорядочный, но - был, и Кастет вытер взмокший на прохладном невском ветерке лоб.
Чудно - сразу, без раздумий вспомнил секретный номер «трубки» Сергачева, тот номер, который знают немногие и который никогда не бывает занят. Набрал, не с первой попытки, дрожали пальцы, как после тяжелого труда. Сразу отозвался Сергачев:
- Говорите!
- Петр Петрович! Это - Кастет…
- Кирей с тобой? Где вы?
- В Летнем саду, врача надо, срочно!
- Я понял. Он…
- Живой. Дышит тяжело, но живой!
- Сейчас буду. «Скорую» только не вызывай!
Начали собираться люди - старушки с внучатами, молодые мамаши с младенцами в колясках, подошел милиционер, спросил с надеждой:
- Пьяный?
- Сердце, - ответил Кастет, поморщившись. От мента пахло потом, чесноком и застарелым, въевшимся в форму перегаром.
Он нагнулся, понюхал, посмотрел на Леху:
- Не дышит!
Кастет оттолкнул бабульку с чадом, услышал в спину:
- Дай посмотреть-то, деревня, чего толкаешься!
Нагнулся к Кирею, снова нащупал пульс, тот же - слабый и беспорядочный.
Где-то рядом засигналила машина, громко, пугающе, на аллею въехал джип, остановился возле Лехи и лежащего на скамейке Кирея. Из джипа, еще кажется не остановившегося, катившего по аллее, выскочил доктор, самый настоящий доктор, самый нужный сейчас - в белом хрустящем халате, белой же шапочке и с красными резиновыми трубочками на шее.
За ним медсестра, слишком красивая, чтобы просто спасать человеческие жизни. А доктор уже порвал на Кирее рубашку, сказал что-то непонятное сестре, та подала ему шприц, так, словно всю дорогу, от Каменного острова до Летнего сада, ехала с этим шприцем в руках, и доктор всадил шприц в самое сердце Кирея, потом отбросил пустой, ненужный, на газон, чем вызвал недовольный ропот бабушек и мамаш, начал усиленно нажимать на грудь Кирея, как раз в том месте, где только что сделал укол.