Удача

– Вы имеете в виду – для всего человечества, что ли?

– перебил я его, саркастически усмехнувшись.

– Примерно так, – ответил Наставник, – но только не лично и персонально, как некий мессия в сиянии славы, а как один из многих людей, которые занимаются очень тяжелой и очень грязной работой.

– Понятно. Я понял, чего вы хотите. Тогда слушайте мой готовый и окончательный ответ. Вы спросили меня

– кто я такой. Отвечаю – я Игрок. Довольны?

Ответом было молчание.

– Вы меня слышите? – спросил я, глядя в потолок. Ответа не было.

– Ну и черт с вами, – пробормотал я и, допив пиво, почувствовал, что первая бутылка уже дошла до мочевого пузыря.

Выполнив требование организма, я завалился на матрасик, закинул руки за голову и, закрыв глаза, стал думать о том, что сейчас происходит там, где сидит перед микрофоном Наставник. Воображение рисовало совершенно дурацкие картины, похожие на то, что можно увидеть в каком-нибудь американском фильме.

Например – открывается дверь, а за ней стоят Наринский и Рита.

Оба в униформе Космических сил Галактической эскадры, Наринский в полном облачении Звездного Маршала, весь в орденах и позументах, а Рита в обтягивающем серо-зеленом комбинезоне, выгодно подчеркивающем ее привлекательные формы.

Увидев меня, Рита с визгом бросается мне на шею, а Наринский, сдержанно кивая, одобрительно говорит:

– Сынок, я знал, что не ошибся в тебе! Рита, прижимаясь ко мне грудью, шепчет:

– Теперь ты с нами. И мы вместе будем вести борьбу против Всемирного Зла.

Торжественная музыка, конец четырнадцатой серии. А может быть и так – я стою перед Наринским, а он сидит за столом и, презрительно кривясь, говорит:

– Вы, Знахарь, как были обыкновенным поганым уркой, так им и подохнете. Думаете, мы не знаем, что вы решили согласиться на все, что угодно, лишь бы вырваться от нас? В стенах вашей камеры вмонтированы детекторы лжи восьмого поколения, и каждая ваша мысль была перед нами, как на ладони. И мы точно знаем, что вы только и мечтаете, как бы встретиться с братвой и снова заняться злодействами. Поэтому извольте получить пулю в лоб.

Но все вышло совсем по-другому.

Примерно через час дверь бесшумно открылась, и я увидел незнакомого лысого мужика лет тридцати пяти в обычном сером костюме. Мужик посмотрел на меня и будничным голосом сказал:

– Пойдемте со мной.

После этих слов он бросил на пол моей камеры войлочные тапочки вроде тех, которые выдают в музеях.

– Пол в коридоре холодный, – пояснил он и, повернувшись ко мне спиной, пошел куда-то.

Я встал, нацепил тапочки и вышел в коридор.

Тут уже не было ничего белого, обычный коридор, как в любом учреждении, какие-то двери, пожарный кран, урна, рядом с которой лежала обгоревшая спичка, мигающая лампа дневного света под потолком…

Догнав своего провожатого, я молча шел за ним, изучая его лысину, на которой было несколько родинок, образовавших узор, похожий на ковш Большой Медведицы. Наконец мы дошли до нужной двери, и, открыв ее, лысый шагнул в сторону, пропуская меня вперед.

В просторном кабинете без окон стояли вдоль стен несколько диванов и кресел и больше ничего. Диваны были свободны, а в креслах сидели, как я и ожидал, Наринский, Рита, и – надо же – Мюллер.

Ну, и, понятное дело, никаких фантастических мундиров, орденов и прочей лабуды. И никакого счастья по поводу моего эпохального заявления. Все просто сидели и молча смотрели на меня. Дверь за моей спиной закрылась, и Наринский сказал:

– Садитесь, Константин, где вам больше нравится. Я огляделся и сел так, чтобы мне удобно было видеть всех, не вертя головой.

– Чай, кофе?

Будничность моего вызволения из этой странной белой тюрьмы слегка испортила мне настроение, поэтому я позволил себе капризно ответить:

– Пиво!

– Обойдешься, – сказала Рита.

Я посмотрел на нее и увидел, что она серьезна и невозмутима.

Пожав плечами, я сказал:

– Ну, тогда сигарету. Я свои оставил в номере. Наринский улыбнулся и, встав, подошел ко мне.

Я взял сигарету из протянутой мне пачки и прикурил от зажигалки, которую он мне поднес.

Вернувшись на место, Наринский пижонским жестом подтянул брюки и сел.

– Сейчас я расскажу вам кое-что, и вы удивитесь, – сказал он, – а может, и не очень.

Я опять пожал плечами и, затянувшись, коротко ответил:

– Валяйте.

Он кивнул и сказал:

– Разговоры с Наставником, кстати, это именно он привел вас в этот кабинет, были пустой формальностью. Пока вы спали, мы подвергли вас действию гипнонаркотика, и побеседовали с вами по душам. Это был долгий и очень интересный разговор.

– Вы – это кто? – недовольно поинтересовался я, уязвленный тем, что хитрые Игроки все-таки обскакали меня.

– Мы – это я, Маргарита и ваш любимый герр Мюллер.

– Ну и как? – спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Я чувствовал себя дураком, и это мне не нравилось.

Да и кому бы понравилось, если бы ему вдруг сказали, что узнали о нем все, что он тщательно скрывал от других. Наверное, это отразилось на моем лице, потому что Наринский усмехнулся и сказал:

–  Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Так вот, в подобных процедурах соблюдается определенная этика, и если вы думаете, что мы сладострастно выслушивали ваши откровения по поводу того, как вы в детском саду лазили в трусы девчонкам, то вы ошибаетесь. У нас другие цели, и нас интересуют более серьезные вещи. Я сказал вам однажды, что вы – прирожденный Игрок. Повторю это и сейчас, тем более, что наш с вами разговор, о котором вы, естественно, ничего не знаете, лишний раз подтвердил это. Далее – беседу с Наставником вы закончили заявлением, что вы Игрок. Я не думаю, что вы примитивно соврали, лишь бы вас оставили в покое. Но знаю также, что вы не в полной мере отдаете себе отчет в том, что это значит. И сейчас я спрашиваю вас еще раз – вы Игрок? Вы – с нами?

– А если я скажу – нет? – поинтересовался я просто так, на всякий случай.

Я уже знал, что моим окончательным ответом будет – да, но хотел знать, насколько серьезны Игроки в своих намерениях.