Страница 4 из 40
Сидящие напротив Юлеев и Фришман то угрюмо прятали глаза, то застывали неподвижно, тупо уставившись в простенок. На водку, в отличие от Сербаева, они не налегали. Наконец, Ефим несколько раз шмыгнул косом и, почему-то пугливо озираясь, сказал:
— Знаешь, Света, ей-богу, можно поверить, что Ленька решил утопиться от ревности. До него, наверно, дошло, что ты путалась с Даулетом…
— Полегче, ты, сморчок, — погрозил увесистым, с хорошую булыгу, кулаком Сербаев.
Светлана пропустила мимо ушей перепалку компаньонов. Было не до эмоций. Фришман решил поддержать разговор:
— В конечном счете, нас интересует одно: были ли при Леньке полученные сто тысяч, а если нет, то куда он их девал. Не верю, чтобы такая кобра, как ты, не знала его планов… Ясно, как день, что он готовился заранее, раз заказал в банке вместо сорока тысяч сто. А марку, которую он мне дал, чтобы вам глаза замазать, можно только на голую задницу лепить. Мне знакомый филателист сказал, что это купон от одной из гербовых марок.
— А ты куда смотрел, паскуда! — взревел подогретый еще одним фужером Даулет, топивший в водке обиду на Светлану, не разделявшую его чувств.
Губы Светланы брезгливо вздрогнули, она смахнула руку ухажера со своего колена.
— Можно подумать — ты много видел банковских марок!
— А-а-а, мать их!..
— Вот и я столько же. Все финансовые дела вел Ленечка, и надо сказать, они у него были в порядке. — Фришман тяжело вздохнул и продолжил, едва не всхлипывая: — А теперь у нас на счету девятьсот рублей, и я не представляю, как перечислять налог с прибыли за второй квартал. А подоходный платить?.. В течение месяца нужно подать декларацию. Неуплату налога не прикрыть никакими взятками… Вот, разве, соцстрах может подождать… Пока в обкоме профсоюза очухаются — мы, может, чего и накрутим.
— Накрутим, — прошипел, передразнивая его, Юлеев, — колючую проволоку на интересное место… Я уже вам, долдонам, говорил, что на заводе комиссия. Больше необмотанный товар принимать не буду! — распалял себя Ефим. — В БХСС только и ждут, чтобы сцапать с поличным. Боюсь, дело наше горит синим пламенем.
— Всего-то и урвали вшивые копейки. А какие дела могли бы быть! — пьяно сокрушался Даулет.
— И какого я связался с вашим недоделанным «Сатурном», — снова заныл Ефим. — Пора уже по норам… Хорошо, хоть за полгода сдернули тысяч по тридцать, а бухгалтерия ваша меня не касается. Тылы на заводе я обеспечил надежные, а вот как ты, Борис, допустил, чтобы Ленька сто штук хапанул — просто в голове не укладывается!
— А им в банке что! — злобно окрысился Фришман. — Денег сняли не больше, чем на счету было. Остальное — наши проблемы… Подпись мою Леньке не впервой подделывать — мы постоянно друг за друга расписывались. Он наверняка в банке всех, кого надо, подарками замазал. Нам теперь для того, чтобы хоть по нулям раскрутиться, надо внести тысяч сорок паевым взносом. У государства долго на крючке не повисишь — разгибать надо, и быстро. Значит так, по десять тысяч каждый — вносим завтра… И тебя, Светуля, это касается. Ясно-понятно, где Ленечка на черный день денежки хранил. Не уплатим налоги — все погорим. Самое большее через месяц нас заметут.
— Это меня-то заметут? — отчетливо разделяя слова, пренебрежительно сложила полные яркие губы Светлана. — Я в ваших делах посторонняя.
— Не совсем, Светуленька, — ехидно заулыбался Фришман.
— Ну, оформлялась к вам в «Сатурн» рабочей, всего и делов… И Ефим — рабочий. Не знаю, как товарищу ревизору, — она, усмехаясь, покосилась на Даулета, — а вам, господин председатель, раскошеливаться придется. Денежки-то нравилось грести?.. Забыл, как Леня тебя из овощного лотка в хозяева поднял?.. Выбился в люди — так держи марку, — голос Светланы отвердел, налился металлом. — Да ты, мой сладкий, должен был за каждым дворником смотреть, если он в деле, не говоря уж о таком жуке, как Леня. А проморгал — плати. Денег я не дам, — она коротко ударила ладонью по крышке стола так, что откликнулись рюмки и фужеры, потом поднялась, подошла к вмонтированному в стену бару и открыла его. — Вот мое заявление о расторжении трудового договора с «Сатурном», а вот здесь, в: картонной коробочке, — она сунула все вместе Фришману, — круглая печать и угловой штамп кооператива, это Леня оставил… А ты что, мурло, руки распустил, — она секанула ребром ладони запястье Даулета, — уцепился, как за свое!.. Хватит, ребятки, дружить — давайте разбегаться.
— Ты с-смотри, царица болотная! — Сербаев даже слегка побледнел от боли, пот градом катился по его лицу. — Как в койку — так Даулетик, а как деньги вносить — товарищ ревизор?.. Да где у меня деньги?.. Семью хорошо кормил, тебе кольцо дарил. Что оставалось — пропил. Вы же знаете, ребята, — бешеными мутными глазами он обвел сидящих, — что у меня ни копейки за душой. Кончится наша работа, я больше месяца не продержусь. Заглохло с заводом — давайте, как раньше «швейку» гнать. На одних сумках проживем. Вы только внесите за меня, я потом с лихвой рассчитаюсь. С работы возьмете. Все буду отдавать. Себе чтобы только не сдохнуть… И ты, Ефим, не крысься. Как получать — так кооператор, а как отдать — заводчанин. Платить — так всем… Думаете, Даулет пьяница, ничего не понимает?.. Надо еще разобраться, почему у Бориса со зрением так плохо — не заметил сто тысяч у Лени в портфеле… Почему не поинтересовался у банковских?
— Что ты плетешь!.. С какой стати я вдруг полез бы проверять Ленечку?.. Да я в лицо знаю только операционистку Ирку, возил ее на машине в Махамбет. Родственники у нее там. Я тогда еще отбрыкивался, но Ленечка мертвого уговорит. Нужный, мол, человек, пригодится… Вот и пригодилась! Если бы не она, вряд ли мы так быстро узнали, что Ленечка все деньги схапал, — чувствовалось, что Фришман переживает промах и стремится обелить себя перед партнерами. — Я специально вчера подрулил к банку к концу рабочего дня, Дождался. Набор чик косметический, то-се, «как жизнь, лапочка, садись, подвезу». Разомлела, еще бы: на «Волге» прокатиться, музынку послушать, подарочек там… А она и говорит: «Конечно, гребете по сто тысяч, можно и на „Волгах“ разъезжать!»… Я сначала не расшурупал, какую-то чушь сморозил, а потом дошло…
— Лучше бы чуть пораньше дошло, — перебил его Даулет.
— А кто спорит? — уныло согласился Фришман и поспешил переменить тему. — Позавчера, в понедельник, тут повеселее было. Правда, день рождения — не поминки, не в обиду Свете… Хоть наш Ленечка и не явился. Не пришел — плохо, но не смертельно, как мы тогда думали… Может, Матрена его взбеленилась. С нее станется. А Даулетик, набравшись, еще и орал, что Светке надо не тряпку, что со своей благоверной совладать не может, а мужика помоложе да повеселее… Внаглую себя подсовывал. Но Светочка у нас не дура. Твердо усвоила, что переспать — одно, а держаться лучше за такую махину, как Ленечка. А может, ты все-таки знаешь, где твой ненаглядный, а, Светуля? Не похожа ты что-то на индийскую вдову.
— Отцепись, Боря. Тошно слушать. Ты хоть себе самому веришь?
— Себе — да!.. Вот еще Ленечке поверил, на свою голову… Дебил, не мог в портфель заглянуть!
— Может, и повезло тебе, что не сунул нос, — вздохнув, проговорила Светлана.
— Ты на что намекаешь!
— Плохо ты знал Леню… да и остальные тоже. Если ему что мешало на пути — убирал… Четко и грамотно. Опомниться бы не успел, как нырнул бы с ним вместе в такую комбинацию, из которой не выныривают. А так — хоть голова цела…
— Ну-ну, продолжай!
— Когда Леня после банка завез продукты, то предупредил, что мотнется на часок окунуться. Я тогда подумала — в бассейн. Не любил он на солнце жариться… Поэтому и не переживала, когда он к вечеру не вернулся… Это когда вы нахрюкались, как свиньи, и убеждали меня, что это обычные его фокусы… А он уже мертвый был.
— А кто его видал, утопленничка? Ты зубы нам не заговаривай, от своего пая отвертеться хочешь?.. Рано похоронила… и уже с Даулетом в открытую… Не боишься, что воскреснет?
— А мне без разницы, — пьяно воткнулся Сербаев. — Любовь не лужа — достанется и мужу… Хотя, какой он к черту ей муж… У Светки таких… только подолом махни…