Судьба и воля

Возможно, знай он содержание разговора, произошедшего рано утром в одном из кабинетов дома на Литейном проспекте, четыре, между капитаном ФСБ Лакиным и генералом того же ведомства, носящим звучную фамилию Вырвидуб, то не стал бы сломя голову бросаться к обнаруженному в квартире подземному ходу и в пылу праведного гнева подвергать опасности жизнь бывшего сокурсника и, чем черт не шутит, даже помогающих ему вооруженых бойцов спецназа.

…Прослушав принесенную оперативником кассету с записью откровений убийцы, объявленного в федеральный розыск по линии МВД, Вырвидуб нахмурился, встал из за стола, долго ходил по кабинету, словно паровоз, оставляя позади себя облачка сигаретного дыма, потом остановился, повернулся к Лакину и уточнил:

– Значит, пальцев Грекова действительно в картотеке нет?

– Нет, – твердо ответил капитан. – Да и про неизвестного, погибшего под электричкой с его паспортом в кармане, Артем ничего еще не слышал. Некогда ему было новости смотреть…

– И что, труп действительно невозможно опознать? Ни единой зацепки?! – пыхнув сигаретой, сдвинул кудлатые брови генерал.

– Сплошной бифштекс, не разобрать, где голова, а где задница, – подтвердил Лакин. – Особых примет, вроде наколок, шрамов и характерных родимых пятен, паталогоанатом на теле не обнаружил. Ни погибший, ни Артем по официальным данным раньше с криминалом связаны не были, повода «играть на рояле» не давали, так что личного дела на них не заводилось, ни у нас, ни у «младших». Я проверил весь архив, Олег Федорович.

– Что собирается делать следователь, узнал? Как его… Яг… Яг…

– Яглай, – напомнил Лакин заковыристую фамилию сотрудника, которому поручили расследование обстоятельств гибели майора милиции. – А что делать? Заявления о краже паспорта Артем не писал… Формально – будет ждать, когда мать опознает сына, а потом закроет дело в связи с гибелью главного и единственного подозреваемого. Но вы же в курсе, товарищ генерал, опознавать там практически нечего. Да и каково будет матери узнать, что в одночасье она лишилась не только мужа, дочери и дома, но и потеряла единственного сына? Боюсь, нового потрясения она уже не переживет. Так что опознание останков будет чисто формальным. Просто женщине покажут, где расписаться в протоколе, и все.

– Девушка твоего Артема, я так понимаю, еще до сих пор в реанимации?

– Так точно. После ранения и операции она еще очень слаба… Но прогноз лечащего врача, в целом, благоприятный, – со сдержанным оптимизмом заметил Макс. – Думаю, дней через пять-семь Каратаева сможет дать предварительные показания. Но для нас это – тоже лишь пустая формальность. У меня нет ни малейших оснований не доверять Грекову. И вы, Олег Федорович, тоже не сомневаетесь в правдивости его слов, – осторожно заметил Лакин.

– Допустим, – согласился генерал. – Все, что случилось в бистро, вполне соответствует замашкам Вити Киржача. Такие, как он, бывшие уличные отморозки, способные покалечить человека только за то, что он «плохо» на них посмотрел, с годами мало меняются… Сменив драные кеды на костюм за тысячу долларов, а заблеванный подъезд с бутылкой портвейна на чистенький кабинет в озернинской мэрии, в душе Киржач остался тем же, кем был двадцать лет назад, – шпаной со звериными инстинктами и болезненным самолюбием. Я, Максим, этого пробитка знаю еще с тех пор, когда он щенком безусым по делу о попытке изнасилования и нанесении тяжких телесных повреждений проходил, – неожиданно для Лакина поведал Вырвидуб.

– Вы?! – удивился Макс.

– Я, я, – спокойно ответил генерал. – Я тогда еще капитаном ходил, да и возрастом был примерно как ты сейчас. Дело шумное было, его мой знакомый следователь из прокуратуры вел. А суть его такова: парнишка-очкарик, сын одного из заместителей самого председателя горкома партии товарища Романова, в Усть-Озернинске на каникулах отдыхал, на даче у бабушки. Актриса такая известная была, Софья Львовна Померанцева…

В общем, море, сосны, дюны, песочек, и, главное, не так людно, как на северном побережье, в Зеленогорске или Сестрорецке. Для человека в годах лучше не придумать, но парень-то молодой. Ему без общения – тоска смертная. Ну, и захотелось, видимо, пообщаться со сверстниками из народа. Раньше-то он все больше с «золотой молодежью» тусовался, сынками и дочурками таких же власть имущих, как папа. Короче, сбежал в город на дискотеку. Все бы ничего, да угораздило парнишку пригласить девицу, за которой Витя Киржач – глава местных отморозков – давно увивался. И аккурат сразу после того, как девка эта Витька в очередной раз отшила, на глазах у всех дружков, да еще словом обидным обозвала.

– Представляю себе эту картину, – понимающе хмыкнул Лакин. Однажды в юности он ездил в Сибирь, к родне, и попал в схожую ситуацию. Опыт общения с красноярскими повесами был оплачен выбитым зубом и двумя сломанными ребрами. – Нравы на дискотеках, особенно провинциальных, везде одинаковы. Чужакам туда вход заказан. Генерал согласно кивнул и продолжил: – В общем, приняли мерзавцы для храбрости еще по бутылке «чернил», дождались, когда парнишка провожать девчонку пошел, улучили момент и накинулись гуртом. Затащили в кусты. Трое их было. Киржач чужака избивал, а остальные на девчонку полезли. Платье порвали, трусики сняли. Один даже портки спустил, приготовился, значит. Только девице каким-то чудом в проследний момент удалось врезать одному из отморозков по яйцам, а другому вцепиться ногтями в лицо. Короче, сумела убежать. Ну, а парнишке досталось по полной программе. Полгода потом по больницам мыкался. Инвалидом стал на всю оставшуюся жизнь.

– Таких скотов не судить – мочить надо при задержании, – глухо обронил Лакин.

– Самое удивительное в этом деле, что Киржачу, как организатору и подстрекателю, дали меньше остальных – всего пять лет, – продолжил рассказ генерал. – Мизер, если принять во внимание, где работал папа потерпевшего. Другие двое, кстати, получили максимум – по «червонцу», щенкам тогда больше не отмеряли. Видимо, судье все-таки дали на лапу. К тому же на приговор повлиял и тот факт, что буквально накануне начала заседаний отца мальчонки сняли с должности и отправили… на хутор бабочек ловить… Тогда это много что меняло. Не случись опалы – никакая бы взятка не помогла… Отсидев три года, Киржач вышел, условно-досрочно. Вроде как остепенился, работать пошел и даже политехнический институт умудрился окончить, строительный факультет… Когда Горбатый кооперативы разрешил, Киржач на самопальные шмотки и жвачки размениваться не стал, а сразу взял быка за рога и заключил с директорами двух заводов кабальные договора на оптово-розничную реализацию их ликеро-водочной продукции. Фактически – полностью подмял под себя сбыт водки в районе. Директора и «нужные люди», разумеется, тоже были в доле. Для простого покупателя внешне почти ничего не изменилось, кроме повышения цены на десять-пятнадцать процентов. Водка по-прежнему шла прямо с государственного завода в государственные магазины, но по документам – уже не напрямую, а через посредничество торгово – закупочного кооператива «Восток». Так, буквально из воздуха, у шарашкиной конторы, не имеющей на балансе ничего, кроме регистрационного удостоверения и печати, появились первые миллионы рублей. Когда разрешили открывать коммерческие магазины, Витя со товарищи отхватил еще изрядный кусок, потеснив розничников… В течение буквально двух лет Киржач разбогател, оброс нужными связями, в том числе и в Москве. Когда грянула прихватизация, тот самый Аскольд Лях, который присутствовал в «Мельнице», помог Витьку окончательно прибрать к рукам те самые заводы. И не только… Ну, а когда в кремлевских кабинетах решили строить терминал, в обход Латвии, и над Усть-Озернинском вовсю запахло нефтью, Киржач мгновенно уловил перспективы. Деньги и поддержка из столицы помогли легко войти в управленческие структуры города и стать заместителем главы администрации… Но больше всего я поразился, когда пару лет назад случайно узнал, кто у него жена! – усмехнулся, пристально взглянув на капитана, генерал ФСБ. – Отгадай с трех раз.