Пленница

Я не успеваю и глазом моргнуть, как тут же оказываюсь в его «нежных» объятиях. Вот горилла. Я на полном серьезе задыхаюсь. И неясно, какую причину здесь стоит поставить на первое место. То ли этот тип так сильно сдавил мне грудь, то ли мне никак не вдохнуть из-за густого алкогольно-чесночного духа, которым меня обдает мой «любовничек». А эта сволочь упорно стремится найти мои губы.

Мне сейчас только до поцелуйчиков!!!

Ради великого дела свободы я сумела бы продержаться в таком положении — с выпученными глазами и трещащими ребрами — еще какое-то время. А если бы была точно уверена в том, что эта пытка поможет мне узнать, где искать третьего стояка, наверное, потерпела бы еще секунд тридцать.

Если бы не гнилые Колины зубы.

А вот это уже перебор!!!

Я поняла, что если немедленно не вдохну свежего воздуха, то до воли и не доживу. И приняла решение бороться за свою жизнь.

Такой прием я никогда не тренировала. Даже не слышала о нем. Но провела его на ура. И не уверена, что смогу его когда-нибудь повторить. Такое удается только раз в жизни. И только в экстремальных условиях.

Если бы этот гнилозубый был хоть немного повыше меня, я, не раздумывая, попыталась бы закатать лобешником ему в жало. Но… Лбом в переносицу я могла ударить лишь по касательной. А это вряд ли вправило бы этому примату мозги.

Можно было попробовать укусить его за губу или в щеку. Но этот собачий приемчик я оставила на крайняк — если не удастся другое.

Я решила работать ногами — единственной частью моего тела, которой могла сейчас двигать. Да и то — минимально. Двинуть Колю коленом по яйцам не хватало свободы. Лупить голыми пятками по армейским ботинкам все равно что погонять хворостиной слона. И тогда я, собрав остатки силенок, качнула правую ногу назад и сделала просто невероятный по резкости и высоте мах чуть вбок и вперед.

На такое способна разве что чемпионка по художественной гимнастике — предварительно не размявшись, продемонстрировать немыслимую растяжку. Впрочем, чемпионка никогда не стала бы этого делать, боясь повредить свои драгоценные связки. Итак…

Грудная клетка словно в тисках! Ни единого глотка воздуха уже на протяжении нескольких десятков секунд! Густой, вызывающий рвотные спазмы, алкогольно-чесночный духман.

Качнув правой ногой назад, я делаю мах и сверху вбиваю обнаженную голень в узенький промежуток между нашими головами — моей и Николая. Еще одно усилие, и я протискиваю ногу чуть дальше — так, что голень прочно ложится на правое плечо моего противника, а внутренняя сторона коленного сустава оказывается точно напротив его кадыкастого горла.

Я не помню, как сделала это, но мне удалось правой ногой взять в жесткий захват головушку этого крейзанутого стояка и, раскорячившись, словно мартышка на лиане, провести классический прием на удушение. Будь у меня побольше силенок, я, не задумываясь, свернула бы ему шею! Начихать! Но меня хватило только на то, чтобы пережать ему сонник. И ждать, когда у него нальется свинцом голова и он наконец тихонько потухнет.

Раз… два… три… Изыскать все резервы, сдавить ему жабры посильнее!.. Семь… Восемь… Девять… Кто кого? Кто сдастся первым?.. тринадцать… четырнадцать… Разрывается пах!!! У меня почти не осталось сил!.. шестнадцать… семнадцать… И сколько же этот мудак еще способен держаться?.. девятнадцать… двадцать…

Медвежья хватка слабеет, лапы наконец отлипают от моего хребта. Мне удается втянуть в себя воздух.

Николай опрокидывается на спину, и я, освободив из захвата его шею, тяжело опускаюсь на гравий рядом с ним. Мне нужна хотя бы минутка, чтобы оклематься. Николаю на то, чтобы очухаться, времени потребуется побольше. Ничего, подожду. А потом приступлю к допросу с пристрастием.

Я наклоняюсь к распластанному на земле стояку, нащупываю у него кобуру и извлекаю из нее пистолет.

Второе, что делаю, это обращаю взор на скамейку, возле которой, насколько я помню, валялась на травке Бастинда. Удивительно, но доберман, как ни в чем не бываю, выкусывает из задницы блох.

Странная собачонка. Произошедшее между мной и Коляном доберман должен был расценить как нападение на хозяина. И плакали бы тогда мои красивые точеные ножки, моя сексуальная круглая попка. Но Бастинде все параллельно. Главное — блохи! Что же, спасибо ей и на этом. Хотя все-таки странная собачонка. Она хоть умеет выполнять команду «сидеть»?

Я тяжело поднимаюсь с земли и враскорячку подхожу к нашей «огневой позиции».

— Ты как там, живая? — первой подает голос моя боевая подруга. — Что там у вас происходит? С чего это вы вдруг решили бороться? На хрена ты его отрубила?

— А ты разве не видела, что этот козел меня чуть не раздавил? У него руки как клешни. Я уж было решила: мне вешалка.

— Провернула ты это эффектно. Я наблюдала за тем, как ты это делаешь, и просто тащилась!

— Вместо того чтобы наблюдать, лучше бы вылезла и помогла, — сварливо бормочу я.

— Я знала, что ты справишься и без меня, — цинично замечает Диана. — Что теперь?

— А теперь лежи как лежала. Прикрывай меня. Сейчас этот мудак очухается, допрошу его, где последний охранник. Я у него отобрала волыну.

— Она без глушителя, — тут же напоминает Диана, — так что если придется стрелятъ, предоставь это мне.

— Не лишу тебя удовольствия… Как комары?

— !!!!

— Всё понятно.

Я возвращаюсь к охраннику, нежно похлопываю его по щекам. Он начинает приходить в себя, но еще не в состоянии сообразить, где находится и что с ним произошло.

Бастинда по-прежнему активно охотится за блохами.

Диану в кустах с аппетитом долбят комары.

Тульско-тамбовско-рязанский Алеша уже давно мертв, а Олег продолжает сидеть внутри дома и, конечно же, видит все, что здесь происходит. Видит, что пока я справляюсь сама, а потому на выручку не спешит.

Николай открывает глаза и резко садится. Зря это он так. Сейчас у него должна закружиться башка. Так и есть. Он опирается на локоть и пялится на меня еще мутными, бессмысленными бельмами.

— Лариска? — странно, но он узнает меня сразу. — Что случилось? Я отрубился?

— Тебя переклинило. Вбил себе в голову какую-то лабуду и нежданно-негаданно попер на меня. Пришлось немного тебя придушить, а то бы убил.