Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 67

- У бля! - взвыл он. - Замочу гада! Вскочив и потирая локоть, Гвоздь выкрикнул:

- А ну-ка, поверни его ко мне!

Державший Червонца за шею Баланда охотно выполнил просьбу товарища, и Гвоздь, размахнувшись, изо всех сил ударил Червонца ногой по яйцам.

Червонец тоненько заверещал, и его ноги подогнулись.

Его перестали держать, он рухнул на пол, свернувшись в клубок, и открыл беззащитную спину. Нападавшие тут же воспользовались этим, и на Червонца обрушился град ударов.

Били по почкам, по ребрам и по печени, по локтям, по коленям и по заду, стараясь угодить носком ботинка между ягодиц.

Через полминуты Червонец перестал дергаться и застыл колышущейся массой мяса и сала, в которой, казалось, не было костей.

- Слышь, - сказал запыхавшийся Череп, - мы его, того, не убрали совсем?

- Да нет, - уверенно ответил Баланда, отирая пот с вспотевшего чела, - кабан здоровый, что ему сделается.

- Смотри, обоссался, - Сухой ткнул пальцем в Червонца, на брюках которого и в самом деле расплылось большое мокрое пятно, - а они обычно обоссываются, если того…

- Чего - того?

- Ну, в общем, если кони двинул. Вот я и говорю - может, он кони двинул?

- Короче, давай его отсюда, - решительно сказал Гвоздь, - и по-быстрому. Плохо стало человеку, ясно?

- Ясно.

Череп с Баландой ловко подхватили бездыханное туловище и, изображая заботливых товарищей, помогающих слегка перебравшему гражданину, потащили его на улицу. Сухой в это время, шустро опередив их, распахнул дверь серой «девятки» с черными стеклами, и Червонца, несмотря на его сто десять килограммов, легко забросили на заднее сиденье.

Братки залезли в машину, и «девятка», взревев форсированным двигателем, сорвалась с места.

- Давай его на Волковское, - сказал сидевший рядом с водителем Гвоздь.

Череп кивнул и, резко свернув, направил машину в сторону Благодатной.

- Там обрывчик хороший есть, а внизу речка эта… Как ее…

- Волковка, - послышалось с заднего сиденья, - и кладбище Волковское, и речка Волковка.

- Во-во, - кивнул Гвоздь, - туда его.

Через несколько минут «девятка» остановилась на крутом берегу узкой речки, укрытой тенью огромных деревьев, выросших на утучненной покойниками земле.

Братки открыли заднюю дверь и, выждав момент, когда поблизости не было машин, выбросили Червонца из салона. Его бесчувственное тело покатилось вниз, нелепо размахивая руками и ногами, и остановилось у самой воды, с размаху ударившись головой об острый обломок могильной плиты.

До братков донесся неприятный хруст, и Гвоздь, удовлетворенно кивнув, сказал:

- Во, ништяк, это вроде контрольного в голову!

- Гы-ы-ы! - обрадовался Баланда. - Точно!

- Значит, так, - подумав, сказал Гвоздь, - кто об этом деле языком пошевелит - лично угандошу. А уж если Грыжа прознает…





- Да ну, ты чо, - обиделся Череп, - мы чо - бакланы, что ли?

- Ну, бакланы - не бакланы, а я сказал. Мне лишние заморочки не нужны.

Он плюнул вниз, в сторону распластавшегося на земле тела Червонца и сказал:

- Все, поехали отсюда.

- Слышь, - сообразил Череп, - а у тебя ведь еще автомат включенный остался! А там твои бабки!

- Ну, - кивнул Гвоздь, - а я о чем говорю! Поехали обратно.

Они залезли в машину, и «девятка» укатила.

Через двадцать минут после того как Червонца сбросили с обрыва, у него задрожало правое веко. Потом оно медленно поднялось, Червонец увидел мутный свет, и в его голове оглушительно застучали стальные молоточки.

Он застонал и снова потерял сознание.

Серега, а точнее - Сергей Федорович Корабельников, поскольку ему было уже за сорок, сидел в пивном баре с оригинальным названием «В Два Щета» и со знанием дела напивался. Его одолевали совсем неоригинальные мысли о том, что человек нужен только до тех пор, пока он нужен. А потом, когда нужда в нем отпадает, его можно выбросить, как вещь. И никто не вспомнит о том, что когда-то его уважали, ценили, у него просили совета и признавались ему в необыкновенном уважении.

Серега, например, был непревзойденным мастером подрывного дела.

Сначала - Афган. Там он одной рукой подрывал моджахедов, а другой - спасал наших ребят от подрыва со стороны тех же моджахедов. Потом - спецотдел при КГБ СССР. Там тоже было и то и другое. Потом Чечня. Там по большей части приходилось разгадывать фугасные шарады, которые задавали боевики. Потом - ничего. Ноль. Как отрезало.

Серега не мог этого понять. В стране делается черт знает что. Взрывы жилых домов, заложники, терроризм и прочая собачатина.

Вот тут- то, как думал Серега, такому специалисту, как он, цены бы не было. Ан нет! Не нужен!

Он ходил в Большой дом - не нужен.

Сунулся в службу спасения - не нужен.

Написал письмо в МЧС - и там не нужен!

Серега не мог понять, в чем дело. Может быть, он уже старый? Вряд ли. Его двадцатитрехлетняя девушка уверяла его в обратном. Ну а раз там все в порядке, рассуждал Серега, то и по остальным показателям должно быть о'кей.

Уже целый год он перебивался на случайных заработках и совершенно не представлял, что делать дальше. Специфика работы повлияла на него таким образом, что ему было все равно: что взрывать людей, что спасать людей. Лишь бы деньги платили. Но - не платили.

В тысячный раз прокрутив в голове пластинку этих нехитрых рассуждений, Серега налил водки в толстый тяжелый стаканчик и залпом выпил.

Поставив пустой стопарь на стол, он закурил и окинул взглядом знакомый зал.

Хорошо, подумал он, что до сих пор сохранились вот такие вот простецкие шалманы, как этот. А то везде чисто, понимаешь, на пол не плюй, матом не ругайся, начнешь шуметь - придут эти, как их… секьюрити в галстуках. Даром что в галстуках, а здоровые, собаки!

Тут же, как и двадцать пять лет назад, ничего этого не было. Наверное, хозяин сам любил, чтобы все проходило по старинке, по-настоящему.

Вон, например, лежит за стульями под окном человек и спит. И никто ему не скажет, что он не прав. Выгонят, конечно, когда закрываться будут. А до этого - ни-ни!

Серега сунул окурок в переполненную пепельницу и налил еще.

И тут же вспомнил, как зашел однажды сдуру в какой-то чистенький бар, взял сотку водки, закурил, и только захабарил в пепельнице полсигареты, как подскочила свеженькая такая морковочка и - хвать пепельницу! А вместо нее тут же чистую поставила. Черт знает что!