Культурист

Влад разжал пальцы, отпуская челюсть Андрея, сделал два шага назад. Подождал, пока очухавшийся бородач, хватаясь за стену, поднимется и, налетая на углы и стены, побредет по коридору к своей двери.

Вернувшись в Антохину комнату, Влад закурил, глядя в окно. Вика сидела все в той же позе, укрывшись одеялом до подбородка, – и ждала. Докурив, Невский выбросил окурок во двор, присел на край дивана, взял любовницу за руку и сказал:

– Завтра утром он уйдет. Навсегда. Ты ведь этого хотела?

– Что ты с ним сделал? – тихо, почти шепотом спросила Вика.

– Ничего. Просто сказал, что ты его больше не любишь. Что ты любишь меня. Он все понял, встал и ушел.

– А кто тебе сказал, что я тебя люблю? – в слабом голосе женщины вдруг появились нотки сарказма.

– Ты. Только что...

– Мало ли какой бред несет женщина в момент оргазма, – надменно бросила Вика, вырывая ладонь из руки Невского. – Ты хорошо трахаешься для двадцатилетнего парня.

– Мне скоро двадцать два.

– Неважно. В таком нежном возрасте это редкость. То же самое тебе скажет любая зрелая и опытная женщина. У тебя бодренький член, породистое лицо и красивое тело, которое возбуждает. И не более. Никакой любовью здесь и не пахнет. Так-то, мальчик. И не строй иллюзий.

– При чем тут иллюзии? – начал злиться Невский. – Ты сама мне позавчера говорила, что вышла замуж за этого Бармалея только из-за детей. Что ты не любишь его. Что он тебе надоел. А еще ты просила меня не исчезать. Не так?

– Так, – холодно подтвердила Виктория, отбрасывая одеяло и поднимаясь с дивана. – Я не люблю Андрея. И никогда не любила. Он размазня. Денег заработать не может. И в постели полный топор. Дети зайки, но они тоже ни при чем. У него есть две хорошие комнаты, с видом на проспект. И если он со мной разведется, то я, лимита сибирская, останусь на улице. Что, удивлен? Ведь я здесь не прописана. Мы вместе уже пять лет, но формально он до сих пор женат на своей первой жене, сбежавшей с цыганом. И не хочет с ней разводиться. Хорошо, что хоть на мозги не капает... Вот и кручусь, как могу. Может, кто, богатенький и с квартирой, замуж возьмет. Но увы... Все богатые кобели уже женаты и их интересует только то, что у меня между ног. Может, ты меня замуж возьмешь, а, Владик? Ты пацан конкретный, я вижу. Сейчас для таких, как ты, самое время. И бабки у тебя будут, и дом красивый у моря. Приютишь бедную бездомную девушку?

– Ну ты и стерва, – хмыкнул, покачав головой, Невский. – Не ожидал. Такой честной прикидывалась: «Первый раз мужу изменила – и ни чуточки не жалею!» Актриса прям. Но сосешь и трахаешься действительно классно. Как профессионалка.

– А я и есть профессионалка, Владик, – завязывая пояс халатика, вызывающе бросила Виктория. – Бывшая. Пока в университете училась, денег вечно не хватало. Вот и решила подработать. Чтоб не в общаге клопов кормить, а жить красиво, как белый человек, в чистой квартире. Хорошо одеваться. Пить на завтрак кофе со сливками, а на ужин – шампанское. Нашелся добрый человек, помог устроиться. Два года отпахала. Закончилось тем, что повязали меня. По подозрению в краже валюты у гражданина Финляндии. Все, что скопить сумела, отдала. А тут еще аборт неудачный... Кому я такая нужна – пустышка, безродная и бесквартирная? Вот и пришлось за Андрея замуж выйти. Такая у меня по жизни была любовь, Владик...

– Сочувствую, – равнодушно произнес Невский. – Ну что? Пока. Иди подлизывайся к своему Бодулаю.

– Подлижусь, не беспокойся, – усмехнулась Вика, открывая дверь. – Спокойной ночи, малыши!..

До самого рассвета Невский лежал поверх смятого одеяла, курил и смотрел в потолок. И забылся сном лишь под утро. Разбудил его примчавшийся раньше обещанного Индеец и сообщил, что посланный к Губе Слон так увлекся наказанием урода, что перестарался. После очередного удара в бубен Губа ударился виском об угол стола и умер. Испуганный Костик пригрозил подружке Губы, чтобы та держала язык за зубами, дождался ночи, вынес труп на лестницу и положил там на ступеньки – таким образом, чтобы менты подумали, будто пьяный споткнулся и упал. Несколько часов, прячась в подъезде дома напротив, ждал, пока какой-нибудь припозднившийся жилец обнаружит труп и вызовет ментов. Когда суета стихла и тело Губы забрали, Слон принялся звонить по двум известным ему телефонам, где мог зашхериться Индеец, и застал того в Петродворце.

Равнодушно выслушав новость, Влад зевнул и заспанным голосом спросил Антоху, будет ли тот пить кофе.

С тех пор как он согласился поехать на встречу с антикваром, это был уже третий, но далеко не последний труп, так или иначе связанный с их командой. Спустя двое суток к ним прибавились еще три. На окраине города сгорел пустующий частный дом, в котором обнаружились обезображенные до неузнаваемости тела мужчин. Установить личности погибших для экспертов не представлялось возможным. Не за что было зацепиться. Но тут на стол ведущих дело сыщиков вдруг очень вовремя легло донесение от некоего секретного агента, с размашистой резолюцией полковника Климова в левом верхнем углу: «Внимательно ознакомиться! Нет оснований не доверять источнику!». Сексот сообщал, что убитые – братки из бригады Чалого, по прозвищам Индус, Амбал и Клешня. Те самые, которые не так давно учинили перестрелку с омоновцами в самом центре Ленинграда. Убийство совершено известной своей жестокостью чеченской преступной группировкой, а отсутствие голов на трупах объясняется элементарным желанием киллеров скрыть личности жертв. Ниже было сказано, что четвертый – и последний – участник инцидента возле Казанского собора, некто Владимир Сапунович по прозвищу Губа, погиб от несчастного случая двумя днями ранее, по пьянке упав с лестницы и разбив голову. Для ментов донесение платного стукача оказалось спасительной соломинкой. Два уголовных дела – о нападении на омон и о тройном убийстве неизвестных – были спешно объединены в одно и сразу же закрыты «в связи с гибелью главных подозреваемых». Все, так или иначе причастные к делу, за исключением членов семьи погибшего милиционера, сразу же ощутили облегчение. И только жена убитого омоновца не поверила выдвинутой следствием версии. О чем открыто сказала на похоронах мужа, в присутствии родственников, отводящих глаза сослуживцев и высокого милицейского начальства. Ответом молодой женщине, держащей на руках мирно спящую полугодовалую дочь, было гробовое молчание...

Так или иначе, но полковник почти ювелирно сделал все, что от него требовалось. Для осуществления подставы Климову понадобился сущий пустяк: три неопознанных, обезглавленных сговорчивым патологоанатомом мужских трупа из городского морга, верный человек из ГУВД, ночью на служебном «Рафике» доставивший тела в заброшенный дом в Коломягах, и канистра с бензином. Вся операция обошлась Игорю Севостьяновичу в какие-то жалкие две тысячи долларов. Не слишком большая цена за «твердое» обещание вцепившихся в глотку бандитов спрятать оригинал проклятой видеокассеты в надежное место. Впрочем, полковник был калачом тертым и не питал иллюзий насчет своего ближайшего будущего, прекрасно понимая: он прочно сидит даже не на крючке – на гарпуне, и, чтобы сохранить свою шкуру, будет отныне выполнять все «просьбы» братков. Единственное, что обнадеживало, так это грядущий через полтора года уход на пенсию. Ежу понятно, что для бандитов он представляет интерес лишь до тех пор, пока носит на плечах погоны. Вопрос лишь в том, что будет с ним, Климовым, после ухода на заслуженный отдых... Об этом полковник пока предпочитал не думать.