Кастет. Первый удар

— Надеюсь, это не ром, — сказал Жанне Леха, с юношеских лет сохранивший самые неприятные воспоминания о кубинском роме, чуть ли не единственном иностранном спиртном, доступном широкой публике.

Жанна ничего не ответила.

Одноглазый бармен в рваной тельняшке, уныло перетиравший стаканы, пристально посмотрел на них, пожал плечами и вернулся к своему тоскливому занятию.

— Может, уйдем отсюда? — вполголоса спросил Леха после того, как они изучили небогатый интерьер, ряды красивых, но пустых бутылок за бар-ной стойкой и особенности убранства двух громил, дремлющих у ведущей на второй этаж лестницы.

— Нет, давай хоть что-нибудь выпьем, — воспротивилась Жанна.

Вопрос о том, удобно или неудобно уйти, ничего не заказав, в этом кафе не стоял. Судя по всему, здесь были бы рады уходу незваных гостей. Но только Леха поднялся, чтобы заказать бармену спиртного, в кафе вошла пятерка парней.

Они были явно навеселе — слишком много и, громко смеялись, делали ненужные широкие движения руками и вели себя как хозяева маленькой жизни этого маленького кафе. Трое подошли к бару, дружески поздоровавшись с барменом, один начал обходить зал, приветствуя за руку посетителей и официантов и задерживаясь почти у каждого столика-бочки, где-то он молча выслушивал то, что говорили ему, где-то, наоборот, помогая себе руками, что-то объяснял сидевшим.

Больше всего Лехе не понравился пятый. Он остался стоять в дверях, совершенно не заботясь о том, что может помешать кому-нибудь войти или выйти. Скорее наоборот, он и остался в дверях для того, чтобы никто не вышел и не вошел.

Парень, приветствовавший посетителей, добрался наконец до бочки, за которой сидели Леха и Жанна. Подошел и остановился в некотором изумлении, потом задрал рукав, обнажив запястье с часами, посмотрел время и снова взглянул на незваных гостей. Похоже, время, когда они выбрались в «Занзибар», было для них неудачным. Лицо и глаза парня совсем не были пьяными, не было в них того радостного счастливого веселья, что отличает слегка выпившего человека, смотрящего на прочих людей как на возможных собутыльников и собеседников, готовых разделить с ним радость существования в этот прекрасный майский вечер. Нет, глаза его были трезвы, злы и враждебны. Он не любил Кастета и Жанну и не хотел их здесь видеть, но как сделать правильно — он не знал. Поэтому он снова сделался пьяным и оживленным и закричал своим друзьям:

— Пацаны! Глядите, какая телка! А мы думали, чем бы сегодня вечером заняться! А ты не ссы, парень, этого мяса на всех хватит, и тебе останется. Если подождешь немного…

Пацаны начали потихоньку стягиваться к их столику, руки у всех на виду, пустые, значит, убивать не хотят, попугают немного и выкинут, его, во всяком случае. Пятый, что стоял в дверях, не пошел со всеми, в дверях и остался, только сместился немного, совсем перекрывая им с Жанной выход.

Ну что ж, подумал Кастет, оценив положение, вы убивать не хотите, а вот про себя я так сказать не могу. И поднялся из-за стола.

— Что нужно, ребята?

— Нишкни, не с тобой разговаривают! Девушка, а не подниметесь ли с нами наверх? Там уютные кабинеты с шампанским, устрицами и этим… пацаны, как это называется, омаром, крабом, ах нет! — раком! Раком вам придется по вкусу, сударыня, можете мне поверить!

Жанна вскочила, уцепилась за его руку, спряталась за спину.

— Руку отпусти, — чуть слышно прошептал Кастет.

Она отпустила рукав и еще больше вжалась в стену.

— Чего ты там бормочешь, пидор? Тебе говорили — вали, а ты остался! Непослушных мальчиков мы не любим и сильно-сильно бьем, правда, пацаны?

И говорливый пацан ударил, бил он сильно, так чтобы с одного удара вырубить непослушного мальчика, и в том была его ошибка. Сильный удар редко бывает умным и никогда первый удар не бывает решающим. Поэтому Леха этот глупый сильный удар пропустил, но пропустил мимо себя. Для этого надо было всего — левой рукой чуть-чуть отстранить Жанну и сделать самому полшага вправо — этого хватило, чтобы крупный кулак с заложенной в него силой врезался в кирпичную стену, добавляя на ней еще одно кровавое пятно.

Говорливый громко закричал, но до того было слышно, как хрустнули кости.

Пальцы, наверное, спокойно подумал Кастет, или запястье. Одно из двух.

Тут на него бросились все остальные. И это было хорошо, потому что чем больше человек пытается тебя одновременно ударить, тем хуже это у них получается, да и обстановка кафе совсем не способствовала коллективной драке.

Второй пацан с ходу налетел на Лехин удар снизу в подбородок, удар не боевой, боксерский, чтобы отключить, а не убить соперника. В полете назад он сбил третьего, и тот, похоже, неудачно упал спиной на табуретку — очень уж коряво он повалился после этого на пол и больше не двигался.

Четвертый получил удар ногой в челюсть, но тут то ли Леха промахнулся, то ли тот сам неудачно дернул головой, в общем — кованый американский каблук вошел прямо в раскрытый для крика рот, оставляя там зубное крошево и кровяные сгустки разбитых десен.

Сделалось все это быстро, гораздо быстрее одного трехминутного раунда, и Кастет даже не успел толком войти в боевой задор. Краем глаза он видел, что Жанна опустилась на колени у первого, лежащего в болевом шоке пацана и шарила у него по карманам.

Что она там ищет? — мелькнуло в голове у Кастета.

Пятый, стоявший у дверей, куда-то исчез, бармена тоже не было за стойкой, два пирата, сторожащих лестницу, проснулись, но никаких активных действий не предпринимали, остальные посетители оставались на своих местах, с любопытством наблюдая за происходящим. Судьба пацанов их явно не интересовала.

— Пора уходить, — сказал Кастет.

В этот момент из-за стойки поднялся бармен. Повязки на глазу у него уже не было, зато в руках появился короткоствольный автомат. Он выпустил короткую очередь поверх головы Кастета, отчего кирпичная крошка неприятно посыпалась на волосы и за шиворот, и спокойно сказал:

— Сесть! Так сесть, чтобы я руки видел, — и навел автомат уже на Лехину грудь.

Плохо, подумал Леха, с такого расстояния не промахнется даже пьяный паралитик.

Кастет сел и положил руки на мокрую от пролитого пива бочку. В зале оживились все — пираты-охранники и посетители, и у всех в руках оказалось оружие. За шумом и движением он услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Ну, блин, еще и пятый вернулся, и наверняка с подмогой…

И тут из-за его спины раздался выстрел, а сразу за ним автоматная очередь. Леха не успел даже подумать: «П…ц!», как увидел отлетевшего к стене бармена и пиратов с красными отметинами, растекающимися по тельняшкам. Жанна сунула ему в руку пистолет, а стоявший в дверях Паша навел автомат на гостей. Стало очень тихо.

— Мы уходим, господа, удачи на дорогах! — сказал Кастет и, прикрывая собой Жанну, пошел вдоль стены к выходу.

Паша отстранился ровно настолько, чтобы они могли пройти, потом выпустил длинную, на все оставшиеся патроны, очередь поверх голов и кинул автомат к стойке.

У самых дверей стоял «Пассат» со включенным двигателем и гостеприимно распахнутыми дверцами…

Кастета разбудил телефон. Аппарат стоял в гостиной, куда надо было вставать и идти, отрываясь от нагретой за ночь подушки и бормочущей что-то во сне Жанны, уткнувшейся в Лехино плечо. Вставать не хотелось, но телефон был терпеливее Кастета, и он все-таки вылез из-под одеяла. Не найдя шлепанцев, он босиком прошел в гостиную, проклиная по пути Александра Грэхама Белла — изобретателя телефона, имени которого он на самом деле не знал.

— Арво Янович? Здравствуйте, с вами говорит полковник Исаев. Кажется, нам приходилось уже встречаться? Ваш телефон дал мне наш общий знакомый — господин Костюков. Вы хотели со мной встретиться?

Леха не сразу сообразил — кто такой полковник Исаев и какого черта ему, честному карельскому бизнесмену, встречаться с каким-то военным. Потом он вспомнил, что полковник Исаев — отец Жанны, которой он, кажется, сделал вчера вечером предложение.