Страница 25 из 91
Такого поворота старая дева не ожидала! Она растерянно крутила в руке заполненный бланк денежного перевода на пять тысяч долларов, который я вручил ей, как только мы вошли в банк.
И не знала, что делать!
– Просто подойдите к окошечку, отдайте операционистке денежки и платежку, – подсказал я с усмешкой. – И будем считать, что сделка состоялась. Ничего сложного.
Соседка обожгла меня многократно усиленным мощными линзами взглядом.
Неприязненно шмыгнула носом. Шумно втянула в легкие воздух. Похоже, что никаких инструкций насчет того, как следует поступать в подобных внештатных ситуациях, горгона не получила и решила действовать на свой страх и риск.
Как-никак, денежки никуда не денутся! Никогда не поздно арестовать счет, на который сейчас будут положены добытые шантажом пять тысяч долларов.
Она решительно шагнула к окошечку.
…Я с интересом наблюдал через стекло за тем, как девочка-оператор заложила в машинку для пересчета банкнот пачку стодолларовых бумажек. И злорадно размышлял о том, что и эта машинка, и тонкие пальчики операционистки еще долго будут отсвечивать при ультрафиолетовом облучении – по самое некуда перемазанные составом для мечения купюр.
Потом я повернулся к окну и попытался разглядеть за ним многодетную маму (или все-таки няньку?). На пандусе перед сберкассой одиноко стояла снежная баба с бутылочным носом.
Ни двоих карапузов, ни женщины.
Ни коляски со спрятанной в ней видеокамерой, которой изобретательные менты снимали мою встречу с соседкой…
– Держи, – тронули меня за плечо, и я вздрогнул от неожиданности.
– Что?
– Держи, говорю. – Старая дева протягивала мне квиток с банковской отметкой об исполнении платежа.
Дело сделано! Можно было откупоривать шампанское! Правда, впереди меня ждал еще довольно жесткий тест на психологическую выносливость.
Что поделать! Ничто даром не достается. В том числе и пять тысяч баксов.
– Оставьте себе. – Я безразлично взглянул на банковскую бумажку. – На память о добром поступке. – И направился к выходу. Из-за столика возле двери мне навстречу уже поднимались солидные дяденьки с угрюмыми рожами и ментовскими ксивами. И с очень дурными намерениями…
– Гражданин Забродин? Задержитесь, пожалуйста. …Вот только ничего им не светило. Они могли предъявить мне лишь то, что я дал своей хорошей знакомой заполненный бланк для перевода пяти тысяч долларов на счет Северо-Западного регионального благотворительного фонда помощи обездоленным детям.
– Да, конечно. Какие проблемы? – изобразил я на лице любезнейшую улыбку. И подумал при этом:
«Интересно, удастся ли мусорам отозвать свои бабки обратно? Арестовать благотворительный счет без скандальных последствий не сможет, пожалуй, даже сам президент».
Менты промурыжили меня три с половиной часа, с похвальной настойчивостью отыскивая хоть какой-нибудь – хоть самый маленький! – компромат на наглеца, даже и не пытавшегося скрыть, что все происходящее доставляет ему несказанное удовольствие. Я и правда откровенно прикалывался, наблюдая за бесполезными потугами солидных людей подогнать мое поведение под статью если не Уголовного, так хотя бы Административного кодекса.
Они очень старались, но я не оставил им ни малейшего шанса.
Мои руки не светились, когда их облучали ультрафиолетовой лампой. А значит, никаких криминальных денег я не касался.
На видеозаписи моего разговора со старой девой мои куцые и расплывчатые ответы на откровенно провокационные вопросы можно было истолковать, как угодно. Но никаких оснований для обвинения меня в вымогательстве они не давали. Да и о каком вымогательстве может идти речь, если нет никаких корыстных мотивов! Понятия «корысть» и «благотворительный фонд» как-то уж слишком несовместимы!
Ко всему прочему я был трезв, как стекло. Я не использовал ненормативную лексику. Я даже не возмущался, что меня необоснованно задержали.
Одним словом, я был беспорочен и чист, как римский понтифик.
Им ничего не оставалось, кроме как отпустить меня восвояси. На сей раз без напутствия: «Мы еще встретимся, парень!» Мне культурно принесли извинения, что заставило меня прийти к выводу:
«Сегодня я имел дело уже не с районной шпаной. Мне пытались пришпилить статью пинкертоны как минимум городского масштаба.
Ура, я прогрессирую! В следующий раз меня будут подставлять уже федералы!»
Дозвониться до соседки снизу мне удалось только на следующий день, хотя накануне до поздней ночи я настойчиво набирал ее номер каждые четверть часа. При этом особо не задаваясь вопросом, где может носить эту старую стерву, но вполне обоснованно предполагая, что сейчас она переживает не лучшие времена в своей жизни. С серьезными дяденьками, которых неосмотрительно подписала на авантюру, а в результате выставила круглыми дураками, теперь предстоит объясняться. Сумеет ли она им втереть насчет того, зачем впутала их в свои плутни, – это еще вопрос! Ко всему прочему, как теперь возвращать переведенные на благотворительность пять тысяч долларов?
Одним словом, этой жабе, подорвавшейся на ею же самой заложенной мине, я не завидовал. Мне даже было ее по-человечески жалко. Вплоть до того, что пришлось срочно включать воображение и представлять, что бы сейчас было со мной, если бы Василиса вовремя не раскусила провокацию с наркотой. А было бы следующее: в худшем случае я бы полировал задницей нары, в лучшем – попал бы на серьезные деньги, вполне сопоставимые с теми пятью тысячами баксов, что ушли в помощь обездоленным детям.
«Так что к черту никчемное благодушие! – заставил я себя ожесточиться. – Мне быта уготована участь, куда более печальная, нежели та, что постигла старую стерву. И это при всем при том, что я подобного обращения никоим образом не заслужил, чего никак нельзя сказать про соседку. Так пускай теперь и расхлебывает ту прогорклую кашу, которую заварила».
Я в сотый, наверное, набрал номер соседкиного телефона и – о чудо! – наконец получил долгожданный ответ!
– Вас слушают.
Впервые со времени нашего знакомства эта хамка обращалась ко мне на «вы». Впрочем, она ведь не знала, кто ей звонит. Хотя, могла бы и догадаться.