Фарт

Эпилог

Эксгумация, особенно если она происходит на Ваганьковском кладбище, дело важное и серьезное.

А уж если из сырой земли собираются выкопать уголовного авторитета, зарытого совсем недавно и при жизни прославившегося невероятными подвигами, то это не просто важное, а очень даже выдающееся событие.

Привычные ко всему могильщики сноровисто откидывали не успевшую плотно слежаться землю, на некотором отдалении маячили массивные фигуры конкретных пацанов, обеспечивавших прикрытие и отгонявших вездесущих зевак, а поближе к яме шевелилась небольшая толпа.

Человек сорок в мрачной одежде и с мрачными лицами бдительно следили за гробокопателями. Траурная торжественность момента висела в воздухе, и приглушенные разговоры касались исключительно выдающейся личности покойного, которому предстояло совершить посмертное путешествие из Москвы в Петербург.

Этим ранним утром, когда роса на могилах еще не успела высохнуть под горячими лучами солнца, одинаково светившего всем, и живым и мертвым, на Ваганьковском кладбище происходило важное и торжественное событие. Прах скончавшегося в Бутырке Знахаря, коронованного вора в законе, уголовного авторитета всероссийского, а то и всемирного значения, будет извлечен из московской земли и перевезен в Питер, где его уже ждала уютная яма на Литераторских мостках.

Такое решение было принято на всеобщем сходняке после того, как представители питерского криминалитета настойчиво потребовали передать им тело безвременно усопшего Знахаря, который по всем соображениям должен быть захоронен не где-нибудь, а на родине, в Санкт-Петербурге.

Возражать против такого законного требования было не с руки, и положительное решение было принято единогласно. С момента похорон прошло как раз девять дней, и, закончив обсуждение, происходившее в «Метрополе», урки перешли к более приятному номеру программы, а именно – к застолью.

Помянув, как положено, своего героя, братки всех рангов расслабились и над столом зазвучали рассказы о жизни незабвенного Знахаря, который отличался отвагой, умом, силой, ловкостью, хитростью, мудростью и справедливостью.

Большинство этих рассказов имели такое же отношение к истине, как клятва к простому «да», но это никого не смущало, да и кто будет возражать против некоторого художественного вымысла, идущего только на пользу повествованию.

Итак, вокруг могилы столпились приехавшие со всей страны авторитеты.

Если быть точным, то их было ровно тридцать восемь. Они были одеты в приличествовавшую случаю одежду, однако для этого не понадобилось ничего особенного. То, что они носили, годилось для похорон и поминок в любую минуту. Серые и черные костюмы, темные рубашки, черные штиблеты – все это было обычной униформой гуляющего на воле вора в законе. Такая мрачность в одежде была особым стилем, хотя никто из них не смог бы объяснить, в чем тут дело. Скорее всего, такой прикид должен был напоминать о бренности бытия, но это просто не обсуждалось. Все ходили в похоронных костюмах и чувствовали себя прекрасно.

Наконец лопата одного из могильщиков стукнула по крышке гроба, и приглушенные разговоры тут же прекратились. Близился ответственный момент, когда гроб будет извлечен из земли и установлен на козлах. После этого надлежало вскрыть его и убедиться в том, что там находится именно Знахарь. По каким-то причинам его похоронили в закрытом гробу, и теперь питерская часть присутствующих, испытывая понятное недоверие и даже некоторую ревность, ждала той минуты, когда солнце упадет на дорогие черты покойного. Многие допускали, что там, под крышкой гроба, скрывается нечто весьма неприятное, но убедиться в том, что в гробу лежит именно Знахарь, было необходимо.

Наконец гроб был извлечен и поставлен на козлы.

Один из могильщиков аккуратно смел землю с полировки, которая даже не успела потускнеть, затем тщательно протер гроб тряпочкой и вопросительно посмотрел на руководителя проекта, который стоял ближе всех.

Вор в законе Сухой взглянул на ожидавшего дальнейших распоряжений могильщика и сдержанно кивнул. Могильщик бросил тряпку на землю и, достав из кармана отвертку, начал отвинчивать шурупы, которых было ровно шестнадцать.

В сотне метров от этого скорбного собрания, перед скромной могилой какой-то старушки, стояли двое. Один из них, представительный мужчина лет пятидесяти, с шелковой траурной лентой на рукаве французского пиджака, слегка наклонился к стоявшей рядом с ним темноволосой красавице в черном платье и сказал:

– А может быть, все-таки остановить это? Вам не кажется, милейшая Рита, что вы слишком кровожадны?

– Нет, Владилен Михайлович, не кажется, – ответила Рита, не отрывая взора от мрачной толпы, сгрудившейся вокруг стоявшего на козлах гроба, – у вас что, имеются какие-то другие мнения? Может быть, вы предложите помиловать их и дать возможность жить дальше, насилуя и убивая людей? Гуманист вы наш!

– Но это же не метод, – возразил Наринский, – их место займут другие.

– А с ними следует поступить точно так же, – хладнокровно ответила Рита, – туда им и дорога.

– Да-а-а… Вы, Рита, – экстремистка.

– А вы, уважаемый Владилен Михайлович, – бесчувственный чурбан, простите меня. Из-за них я потеряла любимого человека. Да и из-за вас тоже.

– Может быть, мне присоединиться к ним? – ехидно спросил Наринский, – а ваш любимый Знахарь, между прочим, никуда не денется, сами знаете.

– Знаю, – отрезала Рита, – поэтому и не прошу вас пойти и спросить у них, сколько времени.

Наринский огляделся и сказал:

– Давайте-ка, Рита, встанем за ствол этой вековой березы, взращенной на тучной почве, удобренной многочисленными покойниками. Так будет безопаснее.

Он взял Риту под руку и увлек ее в сторонку, где росла огромная береза, ствол которой напоминал покрытую белой шелухой скалу.

Тем временем последний шуруп был наконец отвинчен, и все придвинулись ближе. Сухой, оказавшийся у самого изголовья гроба, потянул носом и, к своему удивлению, не почувствовал так хорошо знакомого ему сладковатого аромата тления. Он подумал, что в просторном и дорогом деревянном гробу может находиться еще и металлический контейнер, и недовольно нахмурился. Не хватало только заниматься тут слесарными работами…