Фарт

Встав, я быстро оделся с учетом того, что мы отправлялись, как я понял, в приличное место, и вышел на улицу.

В лагере кипела жизнь.

Повстанцы мельтешили тут и там, таская какие-то ящики, весело кричали друг на друга, и по ним не было заметно, что вчера тут царило повальное смертельное пьянство. А может быть, все они уже технично опохмелились. Чем они хуже русских работяг!

Рассуждая таким образом, я подошел к висевшему на дереве умывальнику, тому самому, который в первый день так умилил меня своим сходством с советскими собратьями, и быстро умылся. Было бы неплохо сходить на водопад окунуться, но времени на это уже не было и, не вытираясь, потому что не хватило ума взять в хижине полотенце, я пошел к костру, над которым висел огромный закопченный чайник, и бодро поздоровался с доном Рикардо, сидевшим на коробке из-под авиабомбы.

Он поднял голову и, не переставая нарезать какое-то аппетитное мясо, сказал:

– А, сеньор Тедди! Доброе утро. Как вы себя чувствуете?

И он ехидно посмотрел на меня.

Я хотел было изобразить нездешнюю бодрость и железное здоровье, но понял, что это будет выглядеть слишком уж фальшиво, и, воровато оглянувшись, ответил:

– Честно говоря, я еще сам не понял.

– А это заметно, – кивнул дон Рикардо, – вот бутыль, примите лекарство.

Я и сам был не прочь, но не хотел показать себя привычным алкашом, поэтому помялся и сказал:

– Да я, честно говоря, не знаю, стоит ли…

– Бросьте, Тедди, здесь все свои. Я ведь вижу, что вы не в порядке.

– Да?… Ну ладно.

И я налил себе полный стакан вина.

– А вы-то сами будете? – спохватился я, уже поднеся стакан к губам.

– А я уже, – успокоил меня дон Рикардо, – видите, какой я живой?

Я посмотрел на него еще раз и убедился, что так оно и есть. Дон Рикардо был, как огурец. Только глаза блестели совсем не по-утреннему.

– Ваше здоровье, – сказал я и опрокинул стакан в себя.

– А вот и ваш кофе, – сказал заботливый дон Рикардо, наливая черную дымящуюся жидкость в мятую алюминиевую кружку с ручкой, грубо отделанной деревом.

Приняв из его рук кофе и понюхав его, я приятно удивился.

Запах был что надо, и если бы мне подали этот кофе где-нибудь в Питере и сказали, что он сварен не совсем трезвым наркобароном в чайнике на костре, я бы не поверил.

Наверное, эти мысли отразились на моем лице, потому что дон Рикардо довольно ухмыльнулся и сказал по-русски:

– Знай наших!

А потом снова по-английски:

– Вы же в Южной Америке! А здесь кофе – такая же обыденность, как в России квас.

– Э, нет, дорогой сеньор, – возразил я, отпив небольшой глоток удивительно ароматного кофе, – тут вы не правы. Теперь в России обыденностью стало пиво. А про квас давно забыли. Так же, как и про лапти, балалайки и всю остальную интуристовскую чепуху.

– Традиции нужно беречь, – назидательно сказал дон Рикардо, наливая себе из чайника, – это культурное наследие.

Я не был готов к дискуссии на эту тему, поэтому сделал резкий вираж и спросил:

– А где мои ребята?

– Они нам не нужны. Встреча, на которую мы едем, совершенно конфиденциальна, поэтому с нами не будет ни моих, ни ваших шестерок.

Слово «шестерки» он произнес по-русски, и я, хмыкнув, сказал:

– Вы неплохо знаете русский жаргон. Ну, без шестерок, так без шестерок. А вообще где они? Живые хоть?

– Ну… Относительно живые. Педро, как наиболее приближенный и ответственный человек, вчера остановился вовремя, а вот этот новенький, Антонио…

И дон Рикардо неодобрительно покачал головой.

Я внимательно посмотрел на него и сказал:

– Дон Антонио, я надеюсь, вы не будете вершить над ним скорый и строгий суд типа «бац – и в сельву». Вот я покину вас вместе со своими орлами, все и успокоится. Пьянка прекратится, и все будет нормально. А то мне кажется…

– Не волнуйтесь, Тедди, я не буду убивать его. Но некоторое наказание он понесет. У меня здесь все пьют, но чтобы так…

– А может быть, это мой Сергей споил его, – сказал я, вспомнив вчерашний рассказ о том, как они, обнявшись, лежали за складом.

– Да не нервничайте вы, ей-богу, не трону я его. Хотел, признаюсь, но теперь, после разговора с вами, уже не хочу.

– Спасибо, – совершенно искренне сказал я, – у меня отлегло. А мои, значит, так и валяются в виде говядины?

– Увы, Тедди, – дон Рикардо развел руками, – так оно и есть.

Он посмотрел на меня и, погрозив пальцем, сказал:

– Но вы теперь тоже должны пообещать мне, что не подвергнете их быстрой и надежной экзекуции. Обещаете?

– Обещаю, – твердо сказал я.

Конечно, я не собирался ни пристреливать Серегу и остальных, ни отрубать им пальцы или что-нибудь еще. Но для поддержания авторитета нахмурился и неохотно сказал:

– А ведь собирался… Но теперь я связан обещанием.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул дон Рикардо.

И мы, отставив разговоры, принялись за кофе.

Через несколько минут рядом с костром возник Педро и, с почтением глядя на Альвеца, доложил:

– Дон Рикардо, машина готова.

– Хорошо. Через десять минут отправляемся.

Педро кивнул и отвалил.

А я, подумав, налил себе еще стаканчик из заветной бутыли.

Дон Рикардо посмотрел на меня и сказал:

– Вы знаете… Я, пожалуй, тоже выпью.

Я налил и ему.

– Давайте выпьем за успешный визит к уважаемому человеку, – сказал Альвец, поднимая свой стакан.

– За это – с удовольствием, – ответил я, поднимая свой.

Мы чокнулись, причем копошившийся рядом латинос вздрогнул и оглянулся на этот заманчивый звук, но тут же отвернулся.

– Какой слух! – сказал я по-русски, кивнув в сторону нервного повстанца, и дон Рикардо рассмеялся.

– Не смешите меня в такой ответственный момент, – ответил он тоже по-русски, и мы наконец выпили за предстоящую важную встречу.

Выкурив по сигаретке, мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, одновременно встали.

– Ну что, поехали? – бодро спросил я.

– Вы позволите мне небольшую вольность, как старшему и умудренному опытом товарищу? – вместо ответа поинтересовался дон Рикардо.

– О, конечно, – ответил я, чувствуя, как выпитое вино возвращает меня к жизни, и я снова становлюсь быстрым, умным и доброжелательным.