Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 69

Аркадий шагнул в полутемную прихожую и, привычно протянув руку назад, закрыл за собой дверь. Потом он, не глядя, задвинул старинную щеколду и усмехнулся - год прошел, а ничего не забылось.

Включив свет, Аркадий прислушался, но в квартире было тихо. Совсем тихо, так, как бывает, когда дома никого нет. "Вот и хорошо, - подумал он, - может, оно и к лучшему". Шагнув к зеркалу, он пошарил в вазочке, но медальона там не было.

"Наверное, Лина нацепила его на себя, - с раздражением подумал Аркадий, - не знает, дура, чего на самом деле стоит эта вещица. А вдруг она продала медальон? Или потеряла его?"

От этой мысли Аркадия неожиданно пробил озноб, и он вспомнил о том, что давно настало время вмазаться. Он прошел в спальню и, открыв аптечку, так и стоявшую на старом комоде, нашел в ней купленные два года назад одноразовые шприцы. Тогда он делал уколы их собаке, она была больна. Уколы не помогли, дворняжка, которой было одиннадцать лет, благополучно околела, а шприцы остались.

Сев на иглу, Аркадий специально не трогал их, особенно после того, как увидел, что мать пересчитывает шприцы, пытаясь догадаться, наркоман Аркадий или нет. А теперь они пришлись весьма кстати.

Выйдя в кухню, Аркадий положил на стол видеокамеру и осторожно распаковал героин. Измазавшись подсолнечным маслом, он, однако, сумел уберечь от этой участи драгоценный белый порошок и переложил его в другой, сухой пакет.

Потом он быстро приготовил дозу и сделал себе укол. Посмотрев на часы, он увидел, что уже половина первого. В Кливленде в это время была половина пятого утра. Майкл Шервуд наверняка дрых, видя во сне медальон своего папаши, а Чарли Мясник… Он, наверное, еще даже не начал гнить.

Волна прихода, мощно прокатившись по всему телу, наполнила Аркадия ощущением благополучия и уверенности, и он подумал, что медальон наверняка никуда не делся, просто Линка переложила его в другое место. Устраивать в квартире обыск Аркадию не хотелось, и он решил просто пойти побродить по городу.

И то сказать - целый год дома не был!

Да и деньги сейчас имелись, можно было посмотреть на российскую жизнь глазами богатого человека.

Приготовив еще одну дозу и вытянув ее в шприц, Аркадий сделал трубочку из обложки старого журнала и, аккуратно засунув в нее полный шприц, спрятал его за пазуху. Теперь, если ему захочется, он сможет зайти в любой сортир и сделать себе укол. Еще один маленький сверточек с парой доз он засунул в носок, а основной пакет с героином убрал в свой старый тайник - за находившуюся под самым потолком чугунную дверцу дымохода, который давно не работал.

Выйдя на лестницу, Аркадий захлопнул за собой дверь, и по подъезду пронеслось знакомое эхо. Улыбнувшись, он стал неторопливо спускаться по стертым ступеням.

"Интересно, а где сейчас сестричка?" - подумалось ему…

Прынцесса скрылась за поворотом кирпичной стены, и я, машинально достав сигарету, задумчиво замерла с зажигалкой в руке.

Что же делать?

Ответа на этот вопрос не было, и, вздохнув, я прикурила. На колокольне в этот момент раздались удары колокола, и, подняв голову, я увидела, что петропавловские куранты показывают половину первого.

Нужно было идти в ОВИР, но разговор с Прынцессой совершенно выбил меня из колеи, и я решила просто пойти домой, чтобы спокойно обдумать, что же такое произошло в моей жизни. Я не понимала, какое из правил жизненной игры я нарушила, и почему на меня, как картошка из мешка, посыпались несчастья и проблемы.

Может быть, просто на смену белой полосе пришла черная? А может быть, все это просто цена счастья и любви, которые были со мною целый бесконечный и одновременно мимолетный год? Или кто-то на небесах решил посмотреть - а как я буду вести себя в такой ситуации? Красивая, умная, счастливая…

А давай-ка покувыркайся теперь по-другому!

И я кувыркаюсь.

Ну что же… Кувыркаться так кувыркаться.





Судьба решила направить меня по дороге, вдоль которой лежат мертвые, - ладно. Конечно, в этом нет ничего хорошего, но я постараюсь пройти по этой дороге достойно, и, возможно, тот, кто распоряжается моей судьбой, передумает. Решит, что с меня достаточно, и мир снова засияет для меня радостными красками жизни.

Мертвецы окружают меня молчаливой толпой…

Сексуальный маньяк-физкультурник, мой любимый человек Максим, бандитская подстилка Бастинда, трое бандитов в моей собственной квартире и, наконец, - мама, которую - и это попросту не умещалось в голове - убили американские гангстеры.

Мамочка… Наверное, это и хорошо, что я не увижу тебя мертвой. Когда я прилечу в Штаты, все будет закончено, и о тебе будет напоминать только аккуратный могильный холмик. У них там, в Штатах, кладбища аккуратные, я видела в фильмах…

И я всегда буду видеть тебя веселой и жизнерадостной.

А мой Макс…

Я снова представила себе последние секунды его жизни. Вот он стоит на сцене, весь еще наполненный той прекрасной музыкой, которую они играли весь вечер. Вот к сцене подходит пьяный бандит, который хочет, чтобы ему сыграли какую-то там бандитскую "Мурку" или что-то подобное. Вот Максим раздраженно отвечает ему, что музыки не будет, а в это время…

А в это время в небесных песочных часах, которые отмеряют его жизнь, падает последняя одинокая песчинка. Бандит вынимает пистолет, выстрел - и Максим, наверное, так и не поняв, что случилось, падает мертвым. Пуля попала прямо в сердце, патологоанатом сказал мне потом, что смерть наступила мгновенно, и Максим даже не почувствовал боли…

И все.

И теперь я осталась совсем одна, и у меня есть дело.

Дело, которое совершенно не подходит женщине, а тем более - такой женщине, как я, но, кроме меня, сделать это некому…

Месть.

Я должна найти и убить Червонца.

И сделать это так, чтобы он понял, за что я забираю его жизнь.

Я должна видеть его лицо, и я скажу ему, что он умрет за то, что походя убил хорошего человека.

Моего любимого человека.

Я убью его.

Как - пока не знаю, но жить ему осталось недолго.

За такими невеселыми мыслями я незаметно добрела до дома и, шаркая по ступеням, как столетняя старуха, начала подниматься на свой этаж. Открыв дверь, я почувствовала в квартире запах незнакомого табака, а кроме того, еще какой-то едва уловимый сладковатый аромат.