Страница 67 из 84
Жажду он ничуть не утолял.
– З-задница! – нашла в себе силы выругаться Света и, отправив в рот очередную порцию снега, – такого холодного, такого приятного! – подняла голову и внимательно посмотрела на догоравшую «Ниву». В хлам! Все понятно! В этом гробу сейчас кремируются два трупа. Конец прокурору! Немного жалко его приятеля, который так здорово водил машину. Но еще больше жалко себя! Кривясь от боли, она надолго закашлялась, забрызгала кровью весь снег вокруг. Пришлось отползти в сторону, где он еще чистый. Правда, слегка припорошенный гарью от горевшей рядом машины. Но все равно белый-белый. Как «Нива»…
Она уже поняла, что умрет. Подняться на ноги не было сил. Тем более, не был сил на то, чтобы выбраться из этой пропасти, в которую провалилась. Даже ползком. Шансы на то, что ее здесь ктонибудь обнаружит, прежде чем она отправится к праотцам, равнялись нулю. Обнаружить-то обнаружат. Труп. И стоит надеяться, к тому моменту он по такой погоде еще не успеет протухнуть.
На какое-то время Света вновь потеряла сознание. А когда снова пришла в себя, «Нива» рядом уже догорела. Остался лишь дым, густые клубы которого порой обрушивались на Конфетку, сбивали и без того затрудненное дыхание. Но открытого пламени не было. Вокруг стояла кромешная темнота.
«Сколько времени надо на то, чтобы полностью сгорела машина? – подумала Света. – Сколько я пробыла без сознания? Лучше бы вообще не приходила в себя. И за что мне все эти муки?!»
Внутри живота словно разложили костер. Сознание то уплывало куда-то, то возвращалось, и лишь в эти моменты Конфетка вспоминала, что валяется сейчас с отбитыми внутренностями на холодной, припорошенной снегом земле в темном безлюдном лесу. И уже скоро, очень скоро должна умереть! Думать об этом было ужасно! Но кошмарная действительность все чаще сменялась приятными красочными глюками. То ей начинало казаться, что она сейчас на пляже с черным песком на курорте Вихилия-Парк на Канарах, где отдыхала прошлым летом, когда разжилась кое-какими деньжатами из общака, то мерещилось, что лежит в теплой постели у себя дома, дожидаясь, когда к ней присоединится Денис. Потом она опять возвращалась в темный заснеженный лес. И опять разгорался костер в животе. Тогда Света мечтала лишь об одном: чтобы ее скорее опять покинуло сознание.
Последний раз она пришла в себя минуты на две. Но казалось – на вечность. С трудом сумела сгрести ладонью немного снега, положила в рот. Снег почему-то оказался горячим, обжигал небо, и Конфетка, собрав последние силы, сумела вытолкнуть его языком обратно. И замерла, скрючившись, на холодной земле. Впрочем, холода она уже не ощущала. Так же, как больше не чувствовала боли. Внутри живота было тепло, да и только. И всему телу было тепло. Даже жарко. Как на Канарах минувшим летом. На пляже с черным песком.
Сознание вновь покинуло ее. И на этот раз навсегда. Остались лишь грезы. Снова Канары. Широченная кровать (Почему такая широкая? У нее дома никогда такой не было), на которой она дожидается, когда из-под душа вылезет Знахарь. Какая-то больничная палата. Посредине – высокий операционный стол. Свету укладывают на него. К ней приближается мужчина в белом халате. «Анестезиолог, – догадывается она. – Сейчас мне дадут наркоз, а потом сделают операцию. Хорошо. Я еще поживу!» Она внимательно всматривается в лицо врача, который уже приготовился наложить ей на лицо маску, и узнает Знахаря. «Денис? Конечно, а кто же еще! Ведь он когда-то был врачом. К тому же, как раз реаниматологом-анестезиологом», – вспоминает она. И хочет сказать Денису, как она рада, что он сейчас с ней. Но маска уже на лице. Наркоз отуманивает сознание, и хватает сил только на то, чтобы произнести: «Знахарь». И еще раз: «Знахарь»…
– Знахарь, – прошептала в бреду красивая девушка в дешевой кроличьей шубке. – Знахарь… – Потом у нее изо рта пошла кровь. Узеньким ручейком она стекала по щеке и сворачивалась на слегка припорошенном гарью снегу. Первом снегу в этом году.
Она прожила еще почти пять часов. Скорчившись на земле возле разбитой синей «восьмерки». Без сознания. И уже без галлюцинаций. Не было пляжа с черным песком. Не было Знахаря. Не было даже незнакомой больничной палаты. Лишь темнота. И пустота…
Конфеткино сердце остановилось под утро.
Симпатичная темноволосая девушка перед смертью широко распахнула глаза.
Ее дешевая серая шубка была обильно залита кровью.
Маленькие часики у нее на руке в момент смерти показывали половину девятого.
Дорогой перстень на среднем пальце левой руки, словно салютуя погибшей хозяйке, блеснул крупными стразами, поймавшими первый луч света занимавшегося над оврагом утра.
Глава 9
ОН СКАЗАЛ: «ПОЕХАЛИ!»
То был еще тот денек – будь она проклята, эта среда, это 10 октября! Сперва мы больше часа ждали Конфетку, поставив «Эксплорер» в самом центре Бегуниц так, что не заметить его было просто нельзя. И проторчали бы эдак впустую, наверное, до утра, если бы я не обратил внимания на подозрительное оживление возле одного из подъездов блочной пятиэтажки метрах в двухстах от нас. Сначала там появились два внедорожника, потом к ним присоединился «Мерседес» и ментовский «Уазик». «Уазик» почти сразу отъехал, а возле трех иномарок продолжали топтаться несколько человек. Курили, размахивали руками…
– Как жиды на Привозе, – прокомментировал Челентано и озвучил мысль, которая давно крутилась у меня в голове. – Какая-то уж больно оживленная тусовка для этой деревни. Чего-то у них там случилось.
– Сходи узнай, – попросил я, но Глеб и сам уже приоткрыл дверцу, буркнул: «Я быстро», и выбрался из машины.
Назад он вернулся минут через двадцать в компании невысокого хачика и крепкого лба в длинном светлом пальто.
– Выйди, Денис, – заглянул он в окошко. – Похоже, нашли мы Конфетку.
Я тут же ощутил неприятный холодок где-то внутри: «Живую хоть? Дьявол! Что там она успела еще натворить за те пятнадцать минут, что прошли с момента нашего телефонного разговора до того, как мы прибыли в эти Бегуницы?»
Оказалось, что ничего особенного. Всего лишь разнесла здесь одну из квартир, отметелив сначала хозяев, а потом и их соседей, местных хачей, отобрав у них тачку.