Страница 6 из 79
Форменный долго смотрел в лицо старику, а потом сказал:
– Вы очень, очень странный человек, доктор. Очень странный.
– Вот только не надо этого… – Штырь поморщился и отмахнулся от злого майора так, как обычно отмахивается дед Филька от Артура и Машки, когда они просят отвязать от причала лодку. – Не надо… За связь с английской разведкой сорок лет назад я уже расплатился. Амнистировали за два месяца до звонка. А так – все как у людей. Десять лет, без права переписки. Так что оставьте… Ребенок будет здесь на обследовании столько, сколько я, как врач, сочту нужным. Знаете, мой авторитет столь велик, что ни один из докторов области, зная, что ребенок находился у меня, не примет его без моих личных рекомендаций к лечению. А ничего подписывать я не собираюсь. А раз так, то вряд ли кто-то из моих благоразумных коллег возьмется лечить Малькова Артура, не имея на руках диагноза, мною поставленного. Можете идти и докладывать о моих странностях руководству.
Кажется, Штырь наезжал. Когда кто-то кому-то грубил, папа иногда говорил: «наезжает», хотя Артур не видел поблизости ни телеги, ни машины.
– Придется воспользоваться вашим советом, – Форменный встал и пошел к двери.
Штырь промолчал. Наверное, на этот раз Форменный ему угодил.
– Когда папа придет? – спросил Артур, когда Форменный вышел.
Одна из двух женщин, пожилая, дотянулась и осторожно погладила мальчишку по голове.
– Папа обязательно придет, а ты выздоравливай. Но… не торопись. Выздоравливать нужно… медленно, чтобы никогда больше не болеть. Поторопишься – потом хуже будет… Правильно я говорю, доктор?
А-а-а… Это она доктору говорит! А Артур уже было испугался. Мама всегда просила, чтобы он выздоравливал побыстрее, а тут… Что значит – «медленно»? Доктор, наверное, знает, он, похоже, дед неплохой. Филька, тот тоже неплохой. Если ему пять папирос дать, можно целый час с Машкой у берега кружить…
– Через десять минут завтрак, – напомнила молодая тетка.
– Да, конечно… – сказал свою любимую фразу Штырь. – И, знаете что, Анна Ивановна… У меня в сумке клубника со сливками и печенье… Кашу этот типус вряд ли есть будет, а вот хлебе маслом и клубнику ему принесите. Хорошо?
– Обязательно, Владимир Владимирович.
Ну вот. Теперь понятно. Штыря зовут Влади-миром Влади-миро-вичем. Так длинно, и не выговоришь. Пусть он лучше остается Штырем.
Молодая тетка, не умеющая делать уколы, принесла завтрак Штыря.
Окинув мальчишку странным взглядом, она сначала постояла у окна, а потом, когда Артур стянул крышку с пол-литровой банки, в которой купалась в сливках клубника, стала ходить по палате, то и дело появляясь в поле зрения пациента.
– А ты помнишь свою маму?
Ох, какой нехороший вопрос. Вот уже год как о маме в присутствии Артура мог разговаривать лишь отец. Все остальные никогда не лезли в это дело. Причины для этого мальчишка не знал, однако был уверен, что раз такое происходит и папа ничего не меняет, значит, так и нужно.
– Да…
Клубника удобно легла в ложку и отправилась в короткое путешествие.
Взяв стул за спинку, тетка проволокла его по полу и поставила к кровати так, чтобы было удобно разговаривать.
– А она красивая была?
Артур перестал ковыряться в банке и уткнулся взглядом в стену напротив. Клубника была вкусной, но к горлу опять подкатил свинцовый комок. Как тогда, на крыльце дома. Когда же придет отец?..
– Ну, посмотри на меня.
Артур посмотрел. Тетка на самом деле была красивая. Золотистые волосы, собранные на затылке бархатной резинкой, которую мальчишка заметил, когда женщина стояла у окна, приятное лицо. Ей столько же, сколько было маме. А сколько было маме? Артур не помнил.
– Она была такая же красивая?
Не раздумывая, парень отрицательно покачал головой.
Женщина рассмеялась.
– Она красивее.
Женщина перестала смеяться. Почему-то вдруг стала серьезной, покусала верхнюю губу и посмотрела на банку. Взяла ее в руки.
– Ты съел уже половину. Нужно помаленьку, малыш. Давай поставим баночку сюда, на окно… – Подойдя к залитому светом подоконнику, она поставила банку рядом с куцым цветком. – Завтра утром еще поешь. Ну или сегодня вечером. – Она снова улыбнулась и кивнула на стопку печенья: – Ешь.
Как так – половину? Разве в банке осталось две ягоды?..
Печенья он не хотел. К чаю отец всегда покупал торт или пирожные. Он спортсмен, у него много денег, поэтому Артур ел печенье только на даче. Он однажды спросил отца, почему они не берут на дачу торт.
– Нельзя, – сказал отец. – Торт сделан из сливок, а они на жаре прокиснут уже через час.
Мальчишка продолжал сидеть на кровати и смотреть в стену.
– А кто тебе сказал, что мама на небе? – Женщина вплотную приблизилась к нему, и он почувствовал легкий аромат духов. Она сидела, наклонившись к кровати всем телом. Халат на бедрах сморщился, как колготки на Машкиных коленках, и Артур заметил, что под халатом у тетки лишь белые кружевные трусики. Точно такие, какие он когда-то видел у мамы. Тогда, когда он еще не умел читать.
Опять мама… Покраснев, Артур отвернулся к окну. Кто позволил ей говорить о том, о чем никто и никогда не смел с ним разговаривать? Неужели она не боится отца?!
– Так кто тебе сказал? Папа?
Артур кивнул головой. И папа, и папины друзья, и еще много кто. Но раз уж иначе от нее отвязаться нельзя…
– Он тебе сказал неправду.
Чтобы огрызнуться, мальчишке потребовалась секунда.
– Папа всегда говорит правду!..
– А ты разве не знаешь, что она не на небе, а в земле?
Мальчишка быстро стер скатившуюся по щеке каплю.
– Она в земле. Ее закопали, малыш, понимаешь? Сколько прошло? Год? Полтора? Все. Теперь она уже… Ты во дворе, наверное, каждый день играешь?
Как сделать, чтобы она побыстрее ушла?! Где папа?!!
– Д-а-а!.. Ка-а-ждый!..
– Находил когда-нибудь прошлогоднюю кошку?
– Каку-ю ко-о-о-ш-ку?..
Будь прокляты, эти слезы!! Папа запрещал плакать даже тогда, когда Артур падал с велосипеда! А тут даже не больно… Мама, кошка… Что ей нужно?..