Страница 3 из 79
Артур сжал и разжал пальцы. Где кролик?
Он всегда засыпал с кроликом, и у него никто не отбирал его до самого утра. Так где же кролик?
Мальчишке и раньше доводилось ночевать в чужих комнатах – ну, в гостях, там, у деда, когда тот был еще жив, но ни в одной из квартир, в которых ему доводилось просыпаться, не было на окнах решеток.
Где кролик?
Может, он в больнице? Но когда он успел заболеть? Еще вчера кролик был здоров… Вчера… Папа. Папа!..
Тяжело задышав, Артур подскочил на кровати и услышал скрип пружин. Этот звук пронзил его мозг и заставил память расставить все события по порядку.
Вчера били отца. Били четверо мужиков, которые…
(Артур всхлипнул. Отец не велел плакать, поэтому он, поймав себя на лихорадочном выдохе, медленно выпустил воздух через ноздри. Звук получился каким-то свистящим, потому что некому было заставить его с вечера как следует высморкаться.)
…которые пришли к ним в квартиру. Тот, «помятый», постоянно вытирающий пот со лба, протянул отцу какую-то бумагу и прошел в квартиру, как в свой гараж. Во дворе у соседа по кличке Лихоман есть деревянный гараж, так вот он входит в свой гараж точно так же, как «помятый» зашел в их с отцом квартиру.
Пока отец читал «бумагу», «помятый» взял с тумбочки мамину фотографию, посмотрел и бросил ее на столик лицом вверх. Артур тогда подошел, ударился боком в «помятого», чтобы тот отвалил в сторону – так всегда делал отец, когда ему кто-нибудь дерзил на улице, поднял рамку и поставил фотографию так, как она стояла до прихода этой толпы.
Вот тогда «помятый» и возненавидел Артура. Толкнул мальчишку и рявкнул:
– Выведите его отсюда к едреной фене! Без него дел хватает! Ерошев, позвони, пусть сюда инспектор по малолеткам приедет! Этого шкета куда-то упаковывать все равно придется…
Это последнее, что слышал Артур. Его хотела увести в свою квартиру тетя Галя, но он вырвался и выбежал на улицу, где и встретил Машку. Странно, но она словно знала, что тот выйдет. Сидела на лавке и сразу, как увидела Артура, махнула рукой.
Где отец? Не может быть, чтобы он, не разобравшись с этими хамами, оставил его одного так надолго. Конечно, ему придется потратить несколько часов для того, чтобы подлечить раны на лице, но…
Но отец никогда не оставлял его у чужих людей так надолго. Артур помнил, как однажды они с отцом, когда уже не было матери, попали в аварию, и Артур оказался в больнице. И отец пришел к нему уже через полчаса, хотя все вокруг говорили, что у Виктора Малькова сломаны три ребра и вывихнута рука. И все смотрели на отца с уважением. Вот так. А тут…
Он просто не имел права оставить его одного на ночь в чужом доме. Хотя на дом это похоже мало. Скорее – снова больница.
Тогда где же кролик? В прошлый раз отец, зная, что без него Артур не станет спать, принес кролика в палату уже через полчаса.
Раздались шаги, и дверь резко распахнулась. Наконец-то!..
– Папа!! Я хочу домой!
– Папа… – передразнила его незнакомая молодая тетка, ворвавшаяся в помещение, как ураган. – Домой… – Бросив на тумбочку возле кровати белый выгнутый поднос, она сдернула с него марлю и прицелилась шприцем в потолок. – Ваш дом – тюрьма! Подставляй свою бандитскую жопу!
Струя из шприца ушла вверх и врезалась в потолок.
«Через минуту она замерзнет и превратится в иней», – подумал Артур.
– Когда меня заберет папа?
– Лет через пятнадцать! – она засмеялась, как картонная трещотка на колесе велосипеда. – Скорее тебе его придется забирать. – Решив, что шутка удалась, она снова окаменела лицом. – Подставляй, говорю!
– Я ничего подставлять не буду, – тихо проговорил Артур.
Натянув одеяло до подбородка, он сполз спиной по подушке.
Тетка рассвирепела. Схватив одеяло за край, она сдернула его с кровати на пол.
– Тебе тут не пионерлагерь, сучонок! Хватит, отборзел!
Чувствуя, что его переворачивают на живот, Артур силился понять, что сказала эта злая женщина.
Это был самый болезненный укол из всех, которые ему когда-либо делали. Казалось, в ногу ввели расплавленное стекло. Чтобы не выдать слез, он решил лежать лицом вниз до тех пор, пока боль не уйдет, неуверенные руки снова перевернули его на спину. Слезы лились градом, когда жесткая рука засовывала ему в рот какие-то таблетки. Понимая, что проглотить все равно придется, Артур после короткого сопротивления – без сопротивления он не собирался ничего делать, – позволил всыпать себе в рот несколько пахнущих аптекой таблеток. А потом появился этот стакан…
Стекло скрипело на зубах, больно тыкалось в десны, а в нос бил запах застоявшейся воды.
– Ну и черт с тобой! – согласилась с положением вещей тетка. – Глотку жечь начнет – сам запьешь.
Поставив стакан на тумбочку так, что из него выплеснулась маленькая волна, она подхватила поднос и вышла.
Добравшись до раковины, Артур выплюнул полурастворившиеся, превратившиеся в тесто таблетки и прополоскал рот. Тетка была права. Горло жгла страшная горечь, и она была настолько противна, что Артур выпил из-под крана пригоршню воды. Пробовал прополоскать – не получилось. Вода текла в горло, поэтому пришлось пить.
Сев на кровать, Артур тихо заплакал. Силясь понять, что происходит, он всякий раз терпел неудачу. Бывало, отец его слегка драл, бывало, что не разговаривал – все зависело от тяжести совершенного проступка, однако он никогда не позволял другим прикасаться к сыну. Артур плакал от унижения и боли. Боль ощущалась в ноге, в горле, в руке, за которую его хватали и переворачивали, как куклу. Боль была повсюду. Так не лечат.
И потом, что значит – «тебе придется его забирать»?! Что, папа так плох? Но как плох бы он ни был, он бы никогда в жизни не оставил сына одного. И уж чего точно не позволил бы, так это подобного с ним обращения.
И при чем здесь тюрьма?
Дотянувшись до никелированной спинки, Артур повис на ней, как на лиане.
Когда рука устала, он разжал пальцы и рухнул на постель. На правом боку ни полежать, ни посидеть. Дотянувшись до спинки, он хотел ухватиться вторично, но вдруг…