Маньяк

Работа с комитентскими карточками много времени не заняла. Из весьма небольшого количества темных мужских костюмов-двоек за последние дни в магазин был сдан всего один и в тот же день продан. Причиной этому были и весьма доступная цена, и неприхотливый вкус Сидорова.

Знакомая фамилия в списках сразу привлекла внимание Шиповатова. Он хмыкнул, отодвинул бумаги и стал собираться...

Заместитель прокурора без малейших колебаний подписал санкцию, хотя и казался несколько удивленным таким поворотом событий. Неисповедимы пути следствия, и вели они в дом, где проживали люди в высшей степени положительные. Это, однако, Бережного не смутило. В этот момент он испытывал только жгучее любопытство. Еще в детстве любовь к приключениям и желание быть в центре событий подталкивало юного Андрея Михайловича к скорым решениям, так что, ему даже и на ум не пришло попытаться переложить бремя ответственности на плечи начальства.

В отличие от Андрея Михайловича, старейший судмедэксперт Лев Вольфович Брайнин, которого ничто в жизни уже не могло удивить, в особенности, в криминальной сфере, сегодня охотно уступил бы свое рабочее место кому-нибудь из коллег помоложе. Он чувствовал себя отвратительно. Ломило затылок — опять поднялось давление, глаза были словно засыпаны песком. Однако смены у Льва Вольфовича не предвиделось. Потому возиться с потерпевшими, будь то живые или мертвые, ему приходилось самому.

Весть о случившемся с Сашей Абуталибовой всколыхнула Баланцево. Как это всегда бывает в небольших городах, «устный телеграф» срабатывал моментально. И чем хуже новость, тем быстрее достигала она ушей взбудораженных жителей, вселяя в них ужас. С некоторых пор Баланцево уже стало привыкать к чрезвычайным событиям. Но тут трагедия случилась в семье известного всем и полюбившегося Налика Назаровича Абуталибова, «хирурга Божией милостью», виртуозно проведшего не одну операцию, за исход которой не ручались и столичные медики.

Шиповатову не приходилось обращаться к Налику Назаровичу как к врачу. Но отклики его пациентов были так восторженны, что, вольно или невольно, вокруг Абуталибова витал ореол исключительности. О выдающихся способностях Абуталибова неоднократно упоминал и начальник райотдела. Вскоре после переезда в Баланцево Абуталибов удачно сделал операцию на щитовидной железе мужу дочери Сидора Федоровича, не только сохранив парню жизнь, но и полностью восстановив здоровье. С этого дня подполковник не упускал случая отозваться о хирурге с искренним восхищением. И тем более неприятно было Сидору Федоровичу именно в эту горькую минуту отказывать Налику Назаровичу в просьбе.

Разговор шел в кабинете начальника райотдела. Подполковник безуспешно пытался усадить Абуталибова в кресло, но тот упорно оставался стоять. Лицо его словно спеклось и потемнело от внутреннего жара, бескровные губы сжались в тонкую, как лезвие, линию. Каждое слово давалось мукой.

— Сидор Федорович, я прошу вас, как никого и никогда не просил. Я не могу допустить, чтобы чужой человек трогал тело моего ребенка. Ее мать, моя первая жена, погибла под машиной, когда Саше было три года. Я и в Саше видел только ее образ — первой возлюбленной. Вы говорите, она в письме обращается к матери? Кто ее так запугал? Почему не ко мне? Ведь она всегда для меня была самая лучшая, она — это я сам... Эх, — Абуталибов бессильно уронил руки, — вот Иван Зурабович — тот бы понял. Ну зачем это, когда и душа, и тело чисты?..

Отказывал подполковник с болью в сердце. Не будь он таким заскорузлым педантом, может, и рискнул бы пойти на нарушение, но обстановка в районе сложилась такая, что всякое лыко могли вставить в строку. Милицию клевали со всех сторон — правые и левые, — и рисковать он не мог...

Сноска в меню «Ахтамара», гласящая, что мясо в ресторан доставляется свежайшее, специально для гурманов, не обманывала. Владелица батальона нежных нутрий, превращаемых в ресторанчике в отменные блюда, как всегда в это время, вышла из мощной двери «Ахтамара» легкой походкой, еще более грациозной и уверенной, чем у старшей сестры.

— Вас подвезти, Роза Этибаровна? — Шиповатов распахнул дверцу выделенной ему по такому случаю черной «волги» с непреклонной галантностью, которой, казалось бы, нечего было противопоставить.

Роза Мамедова серьезность приглашения осознала сразу, но предприняла довольно вялую попытку отказаться. Приняв величественный вид, она заявила:

— Молодой человек, если мне понадобится такси, я подыщу его себе сама. Спасибо, но подобного рода услугами я не пользуюсь. И вообще, предпочитаю прогулки по свежему воздуху. У нас в Баланцево в любой конец пешком двадцать минут. Благодарю вас.

«У нас в Баланцево»! Эта дама, кажется, акклиматизировалась здесь основательно. Еще бы! С такой уважаемой родней — и не иметь прочного положения. Как же, хозяйка жизни!

— Чего вы ждете, юноша? Опять соседи в финотдел стукнули? Насчет налогов не переживайте, плачу сполна. Будете головы на ферме пересчитывать? Тогда давайте официально запротоколируем, как законом предписано...

— Роза Этибаровна, ну при чем тут нутрии? Просто есть разговор. Думал, подвезу...

— А нам в разные стороны, — женщина попыталась обогнуть неожиданно возникшую на ее пути преграду.

— Вот и ошибаетесь, Роза Этибаровна. Как раз по дороге. Вот и санкция прокурора...

Особняк Абуталибовых располагался неподалеку, напротив уже пережившего обыск дома Хутаевых. Если по прямой, дворами — каких-то двести метров. Однако дворы в престижном районе никак нельзя было счесть проходными. Чужих здесь не любили. Дома возводились основательно. Постройки же начала века — особняки-модерн из крупного бледно-розового кирпича, гнезда баланцевских купеческих династий — постепенно, переходя из рук в руки, заполнялись семьями приезжих. Со временем небольшой квартал богатых домов все чаще стали называть «Кавказ». Он располагался непосредственно за четырехэтажным светлым зданием, вмещавшим райисполком и горком партии, поэтому прежнее его название было — «за Белым домом». Потом оно, со сменой ориентиров, поменялось и стало «за церковью», поскольку здесь же высился скромный баланцевский храм.

— Вот и церковь, — добродушно заметил Шиповатов. — Считай, дома.

— Кто дома, а кто в гостях, — голос Розы Этибаровны звенел от возмущения. — Я бы на вашем месте бросила это дело. Надо еще посмотреть, кем эта санкция подписана. С нашим районным мы накоротке, нет-нет, да и захаживает. Так что, эта ваша самодеятельность...

— Не беспокойтесь, Роза Этибаровна, порядок. Мы люди маленькие, для нас и зампрокурора — большое начальство.

«Волга» тормознула у длинного кирпичного забора. Кованые узорчатые ворота, выкрашенные белилами, открывали взгляду прохожего асфальтированную дорожку, тянущуюся через двор к дому в обрамлении подстриженных кустарников. Фасад невысокого, но довольно обширного особняка украшали фигурные лепные колонки. Чистые, свежие цвета, любовно ухоженный сад — все это радовало глаз. Шиповатов не раз ловил себя на том, что всякий раз, когда ему приходится вторгаться непрошеным гостем в такие родовые гнезда, его донимает особого рода любопытство — богатые и влиятельные, эти люди и живут как-то иначе, чем все остальные. Впрочем, ему приходилось разочаровываться, и нередко. За лощеными фасадами подчас скрывались такие клоаки, что и армии ассенизаторов не управиться.

Еще не зная о постигшем семью горе, Мамедова держалась с несокрушимой самоуверенностью. Приблизившись к калитке, остановилась в проеме, заслоняя его пышной грудью. Посматривала на лейтенанта, даже не пытаясь отпереть массивный замок, словно провоцируя на решительные действия.

— Чего вы ждете, молодой человек? У вас санкция, ею и отпирайте. Но я еще раз хочу вас предупредить: все это беззаконие дорого вам обойдется.

— А как же, Роза Этибаровна. Отопрем, понятых вызовем. Я лично уверен, что скрывать вам особенно нечего, но если уж вам угодно, чтобы то, что все равно свершится, сопровождалось осложнениями, — ради Бога.