Авторитет

Фрол вскинул руку, посмотрел на японский платиновый хронометр.

– Одиннадцать, ровно. До стрелки с капитаном три часа.

– Добро, Дэн, – глухо сказал Невский. – Я вымоюсь, побреюсь и спущусь. Скажи Лиане, пусть приготовит что-нибудь пожрать. Ребра от голода сводит. Иди. Стой, ты случайно не видел, куда я дел трубку, зажигалку и табак?

– В воскресенье ты долго смолил сигару. Потом тебе стало плохо, ты проблевался. Сказал, что заплатишь лимон баксов каждому, кто в течение года увидит тебя с трубкой. Зажигалку с камнями, ту, что ты в Женеве купил, ты подарил одной из шлюх Армена. Трубку сломал. Табак сжег в камине.

– Я так и сказал – лимон баксов, кто увидит меня с трубкой? И все?

– Да, – Денис ухмыльнулся: – По кроме меня и блядей этого никто не слышал.

– Без разницы. За базар, тем более пьяный, надо отвечать. Год – так год. Нельзя трубку, можно сигареты. Ты сам какие куришь?

– Простые. Рабоче-крестьянские. «Парламент».

– Поздравляю. Более ядовитой отравы ты, конечно, найти не мог, – поморщился Рэмбо. – Ладно, давай. – Закурив, Влад жадно затянулся. Бросил взгляд на мобильник. Потом на Фрола. – Где мой второй телефон?

– У него еще в субботу вечером батарея села. Пока я ходил в машину за зарядным устройством, ты так огорчился, что утопил его в бассейне. Новую трубу той же модели и сим-карту я в «Мегафоне» заказал. Курьер сегодня привезет. Но все номера из памяти карты, естественно, пропали.

– Никуда они не пропали, – Рэмбо со значением постучал себя указательным пальцем по виску. – Эту память, к счастью, можно потерять только вместе с головой. А я собираюсь жить долго. Нравится это кому-то, или нет. Иди, распорядись насчет завтрака. И пусть Петрович на «лексусе» отвезет медсестру домой. Бумер я сегодня сам поведу.

Глава 6

КРИВОЕ ЗЕРКАЛО

Капитан Зуев ждал на Троицком мосту, облокотившись спиной на чугунное ограждение, зажав в зубах папиросу и подставив лицо яркому, хотя и по-осеннему низкому солнцу. После пасмурной, слякотной недели денек сегодня выдался чудесный. Чистое голубое небо, легкий ветерок и какая-то особенная, не передаваемая словами умиротворенность в готовящейся впасть в долгую зимнюю спячку северной природе. Редкая идиллия на стыке между этими двумя, обычно долго воюющими друг с другом временами года.

Заметив свернувший на мост с набережной кортеж Невского, Зуев встрепенулся, щелчком выбросил окурок в Неву и шагнул к бордюру. Или поребрику, как его обычно называют коренные петербуржцы. Нырнул в приоткрывшуюся заднюю дверь. Поймав суровый взгляд начальника охраны олигарха, руки протягивать не стал, а перешел сразу к делу, обращаясь к сидящему за рулем Рэмбо и взяв казенный ментовский тон:

– Значит, расклад такой: пальчики на одном из двух шприцов в масть попали. Клиент наш, причем уже давно. Некий Поцелуенок, Николай Брониславович. Кличка Поц. Семидесятого года рождения. Тот еще урод, пробы ставить негде. Адрес я на всякий случай пробил, через участкового. За литр и закуску. Хата на Стачек. Двухкомнатная, прописаны пожилая мать с сыном. Но старуха живет где-то в другом месте. Видимо, выгнал ее сынок, сразу как откинулся, гнида. Дома обитает он, вдвоем с бабой. Трижды судим. Первые два раза – за наркоту, последний – за изнасилование несовершеннолетней и нанесение тяжких телесных. Чалился, несмотря на поганую статью, всего пятеру. Освободился пять месяцев назад, условно-досрочно, что уже удивительно. В камере СИЗО его, понятное дело, сразу опустили. Пытался покончить с собой, вскрыл вены, но лепила вовремя откачал. В воркутинской зоне зарекомендовал себя агрессивным жополизом. Издевался над слабыми, заискивал перед администрацией. Быстро стал старшим в хате для опущенных. Работал в хозобслуге, кочегаром. В настоящее время вполне официально работает на мясокомбинате, забойщиком свиней и крупного рогатого скота. Сейчас вроде в отпуске. Киряет, не просыхая. Участковый сказал, в хате почти ежедневно собираются компании. Пьянки, ширялово, но соседи молчат, как партизанка Иванова. Боятся. А без заявлений он ничего сделать не может.

Я заходил к нему пару раз, предупреждал, да хули толку? Вы… деньги привезли?

– Я свое слово держу, – спокойно сказал Невский. – Двадцать пять кусков получишь сразу после того, как мы увидим Поца, поверим, что Аллу убил именно он, и узнаем имя подельника.

– Да он, падла, больше некому, – махнул рукой Зуев. Пробормотал, глядя через толстое бронированное стекло: – Главное, чтобы в хате был. Ждать уж больно не хочется. У меня в семье сегодня вечером, в шесть, важное мероприятие. В гости к родителям дочкиного жениха идем, знакомиться. Эти засранцы, оказывается, уже и заявление подали. Через две недели свадьба. А мы с Веркой только вчера обо всем узнали.

– Сколько дочери? – спросил Влад.

– Восемнадцать, всего месяц назад исполнилось, – вздохнул опер. – А трахалю ее – девятнадцать. Оба студенты. О чем думают, хрен знает. Ни кола, ни двора, ни денег. На шее у родителей сидят. Думают, нам легко. Ладно, мы с матерью женились в их возрасте. Так тогда, при советской власти, гораздо проще было. С работой никаких проблем, выбирай любую. Разве что с квартирой геморрой, все вместе, гуртом жили, с моими стариками, пока те не умерли. Да и сейчас разве простой человек за однокомнатную мышеловку пятьдесят тонн баксов забашляет? – Капитан вздохнул, покосился на Рэмбо. Произнес, словно извиняясь: – Дочь, правда, говорит, что его родители нормально упакованы. Даже готовы дать им половину на покупку отдельной квартиры. А нам с Веркой что делать? В общем… не с потолка я эту цифру взял. Двадцать пять тысяч. Извините, мужики, но уж как есть. Начистоту. Я никого за язык не тянул. Сами предложили.

– Не дергайся, капитан, – глухо сказал Рэмбо. – Если окажется, что ты нарыл реальную тему… будет у твоей дочки квартира.

– Только на это и надеюсь, – вынужден был согласиться Зуев. – Вы… в общем, если он там, в хате, сразу его мочить будете? Или с собой заберете?

– А ты не дели шкуру раньше времени. Приедем – разберемся, – осадил опера Фрол. – Тебе не все ли равно? За двадцать пять кусков.