Страница 18 из 22
-- Я был любимым, -- произнес я все с той же твердостью. -- Он навещал меня трижды в день, но так ничего и не добился.
Полукороль и полубог всплеснул руками, призывая в свидетели находящихся в зале.
-- Ну не наглец ли! Поглядите на него! Да как же ты, бродяжка, осмелился явиться сюда? А что если я снова отправлю тебя к Глору? К крестничку твоему любимому?
Я терпеливо пережидал, пока стихнет очередной взрыв веселья. Что-то подсказывало мне, что я выбрал верный тон. Только так я мог чего-то добиться.
Хохот наконец поутих. С угрожающей готовностью ко мне шагнул огромного роста охранник. Хозяин зала сделал небрежный жест, и исполин остановился. Замер изваянием, застыл замороженной букашкой.
-- Кажется, начинаю понимать, чем ты приглянулся Глору. Твердый орешек, а орешки -- они... Мда... Так чего же ты хочешь, красавчик?
-- Может, стоить поднять архивы, -- робко подал голос один из советников. -- На предмет выяснения личности. Если он и впрямь сидел у Глора, в картотеках обязательно найдутся соответствующие отметки...
Властелин отмахнулся от говорящего, как от докучливой мухи.
-- Обойдемся без канцелярщины! Даже если он все выдумал, думаю, его стоит послушать. Не каждый день к нам заявляются такие фрукты... Так чего ты хочешь, храбрец?
Сердце мое предательски дрогнуло, и я всерьез испугался, что оно не позволит мне доиграть этот спектакль до конца. До крови прикусив губу, я постарался собрать расплясавшиеся нервы в кулак. Прежде чем заговорить, хрипло откашлялся:
-- Четыре пропуска. Временных или постоянных -- неважно.
-- Четыре? -- величавое личико сморщилось. -- не много ли? Один я бы тебе дал, пожалуй.
-- Четыре или ни одного, -- упрямо пробубнил я. -- Это очень нужно, поверьте.
На минуту под торжественными сводами повисло тяжелое молчание. Оставалось только гадать, чем оно завершится. Вариантов, к сожалению, хватало. Они могли скормить меня морским хищникам, распять на кресте или сжечь живьем. Я был в полной их власти, и, сознавая это, сбоку вновь шевельнулся охранник. Он вызывал у меня все большую тревогу. Такому схватить человека в охапку и выбросить, скажем, в окно было бы сущим пустяком.
Властелин потер бледным пальцами лоб.
-- Хорошо, наглец! Выпишите на его имя четыре пропуска.
-- Но, экселенс!..
-- Будет так, как я сказал! Этот тип мне нравится.
Внутренне я содрогнулся. Это была настоящая победа! Боясь спугнуть ее, я поспешил опустить взор. Теперь мне уже страшно было обнаружить на их губах иронические улыбки. Они могли запросто разыграть меня. Чудо казалось таким хрупким и ранимым...
Но что это? Тучный советник сунул мне в руки четыре картонных квадратика, неспешной утиной походкой возвратился на свое место. Я заставил себя посмотреть на маленького бога. Он на самом деле улыбался. Но при этом отнюдь не собирался останавливать меня или науськивать своего громилу. Я был забавным эпизодом в их жизни, только и всего. На мгновение мне показалось, что от меня чего-то ждут. Так кошка, замерев над полузадушенной мышью, дает возможность отдышаться маленькому существу, но стоит жертве прийти в себя, как оживает и кошка.
-- Благодарю! -- я скупо кивнул. Все еще ожидая насмешливого окрика, медленно развернулся и старческим шагом направился к выходу. Никто не остановил меня. Миновав анфиладу залов и спустившись по мраморной лестнице на два этажа вниз, я очутился на улице. Парковые статуи глядели на меня пустыми глазницами, не понимая, отчего я улыбаюсь. Выйдя за ворота, я свернул в ближайший проулок и там, не выдержав, припустил во всю прыть. Только через пару кварталов я сумел наконец остановиться. Вытащив из кармана заветные пропуски, принялся внимательно их рассматривать. Слова прыгали перед глазами, расплывались, и я не сразу прочел отпечатанное. "Временный пропуск на проезд в видах транспорта... Автофургон номер такой-то, маршрут, время отправления..." Я спрятал картонные квадратики. Пять дней! Да, черт подери! Через пять дней мы уберемся из этого города. А значит, не будет больше поблизости ни Манты, ни его подручных!.. Окрыленный, я снова побежал.
Знакомый двор, ветвистые тополя... Некто невидимый подставил мне подножку. Неловко взмахнув руками, я пролетел по воздуху и ударился телом о мокрый асфальт. Влага тихонько пропитывала пиджак и ветхую рубаху. Я лежал возле нашего домика, и мерзкий холодок гулял по моей спине. Изуродованный стальной замок валялся перед самым носом. Мохнатые от разбитой щепы створки были распахнуты настежь. Кто-то успел побывать здесь до меня.
###Глава 15
Как же бывает иногда пусто... Худшая из пустынь -- пустыня, поселившаяся в груди. Мозг слеп, и ты не видишь ничего вокруг, только голую почерневшую пустыню и призраки людских оболочек, которые где-то вне, в другом, отдалившемся от тебя мире. Все твое -- в крохотном зазубренном осколке, слету вонзившееся в самое сокровенное, медленно остывающем и продолжающем жечь. Контузия памяти, контузия чувств...
Мерзко! Я не сумел их даже похоронить. У меня не хватило сил. Те же призраки окружили меня и, забрав из трясущихся рук лопату, исполнили МОЙ 1 0труд. Кажется, это стоило тех самых четырех пропусков. За четыре бумажных квадратика они вырыли просторную яму и, опустив тела, завалили их глиной и щебнем. Кто-то из них не поленился соорудить над холмиком табличку, надписав на ней три имени.
Несколько ночей я согревал могилу своим телом. Зарывшись лицом в грунт, шептал обращенные к ним слова. И они, конечно, слышали меня. Слышали, но не могли ответить. По разным причинам. Рот Чака был залит смолой, а перед этим его жестоко били. Барсучка же я сам вынул из петли. Медная проволока почти перерезала ему горло, тонкие пальцы были переломаны. И наконец она... Губы, что меня целовали, ресницы, приводящие в восторженный трепет, глаза... Мне было страшно даже думать о ней. Как они могли? Как?!..
Пытки, перенесенные друзьями, я перенес воочию. Жуткая их смерть легким голубым облаком вошла и в меня.
Не знаю, сколько времени я провел в подобном забытьи. Не знаю, почему наконец очнулся. Наверное, я что-то заговорил и, услышав свой севший от одиночества голос, стал медленно приходить в себя, возвращаясь и выпутываясь из обманчивых форм, из зыбкого тумана в эту искалеченную, ненужную мне реальность.