Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 113



Итак, в плен был взят первый немецкий генерал. В суматохе штабной работы, в беспрерывном шуме аппаратов Бодо, которые принимали донесения из наступающих армий, как-то не было времени задуматься над значением этого факта. После долгих месяцев поражений, после горьких потерь, неимоверного напряжения сил мы как-то еще не успели ощутить, что здесь, в волжских степях, война вступила в новую качественную стадию. И это обстоятельство «весомо, грубо, зримо» находило свое выражение в облике германских генералов, которые начиная с 25 января потянулись цепочкой в деревню Заварыгино – туда, где находился штаб Донского фронта, которым командовал генерал-полковник Константин Константинович Рокоссовский.

Мориц фон Дреббер был первым пленным генералом – но не последним. Начиная с 25 января штабы армий Донского фронта каждый день докладывали о пленении огромных масс немецких солдат и офицеров. Немало было и генералов. Это создало для штаба фронта необычную задачу: как разместить пленных генералов? Деревушка Заварыгино, в которой находился штаб фронта, и без того была забита до отказа. Но по распоряжению начальника штаба фронта генерала М. С. Малинина комендант штаба полковник Якимович приступил к созданию необычного генеральского городка. Я был в числе офицеров разведотделов, выделенных в распоряжение Якимовича.

Несколько домиков было отведено специально для размещения пленных генералов 6-й армии. К ним то и дело подъезжали машины, из которых, сгорбившись и ежась от мороза, выходили люди с генеральскими погонами немецкой армии. Одежда их, правда, сильно отличалась от парадной. На головах генералов красовались меховые шапки самых невероятных фасонов, шеи были замотаны шарфами и совсем не по форме, руки были запрятаны в самодельные рукавицы.

31 января из штаба 64-й армии Донского фронта пришло сообщение, заставившее всех взволноваться: в плен взяты командующий 6-й армией генарал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, начальник его штаба генерал-лейтенант Артур Шмидт, первый адъютант полковник Адам и группа штабных офицеров. После недолгого допроса в штабе генерала Шумилова Паулюс был перевезен в штаб фронта в деревню Заварыгино, где ему был отведен отдельный домик.

Я мог наблюдать, как к этому домику подкатил огромный немецкий штабной автомобиль со штандартом командующего армией и из него, слегка ссутулившись, вышел высокий человек в меховой шапке. Сразу бросилось в глаза, что лицо фельдмаршала беспрерывно подергивалось. Нервный тик искажал лицо Паулюса, и он с ним с трудом боролся.

1 февраля 1943 года было очень холодным, как, впрочем, и все предыдущие дни. Поздно вечером 31 января комендант штаба Донского фронта полковник Якимович получил распоряжение доставить фельдмаршала Паулюса на первый допрос. На этот раз мы сели с полковником не в машину Паулюса, а в штабную «эмку» и поехали к домику Паулюса. Когда фельдмаршалу сообщили, что он сейчас предстанет перед лицом советского командования, черты его лица еще более обострились. Не сказав ни единого слова, Паулюс стал медленно одеваться.

Расстояние было небольшим, и через несколько минут мы оказались у дома, где жил представитель Ставки Верховного командования генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов. Надо прямо сказать, что это помещение не было специально приспособлено для приема фельдмаршалов. Обыкновенная изба, состоявшая из нескольких комнат, с очень тесной передней. Впрочем, Воронов решил корреспондентов не пускать на допрос. Исключение было сделано только для Романа Лазаревича Кармена – прославленного кинооператора. Ему и принадлежит единственный сохранившийся снимок допроса Паулюса.

Медленно переступая по ступенькам, фельдмаршал поднялся на крыльцо, вошел в переднюю, разделся и, обратившись ко мне, спросил:

– Скажите, как мне различить Воронова и Рокоссовского?

Заглянув в комнату, я сориентировался и сказал, что Воронов будет сидеть в центре, а Рокоссовский – слева от него. Паулюс молча кивнул и вошел в комнату. Перед ним сидели Воронов и Рокоссовский и переводчик капитан Дятленко. Комната была пуста и, стоя у занавески входной двери, я по приказанию Н. Н. Воронова дал возможность Роману Кармену сделать свой снимок через мое плечо.

Допрос продолжался недолго. Воронов, который вел беседу, предложил Паулюсу отдать продолжавшей драться группе немецких войск приказ прекратить военные действия, чтобы избежать напрасного кровопролития. Паулюс выслушал, тяжело вздохнул и отказался, сославшись на то, что он, мол, военнопленный и его приказы недействительны. Воронов повторил свое предложение, подробно его обосновав. Нервное возбуждение Паулюса усилилось, левая часть его лица стала еще чаще подергиваться. Но когда Паулюс заговорил, Рокоссовский и Воронов услышали все тот же ответ.

После этого Воронов спросил Паулюса, какой режим питания ему установить, чтобы не нанести вреда его здоровью? Лицо пленного выразило крайнее удивление. Он ответил, что ему ничего особенного не надо, но он просит хорошо относиться к раненым и больным немецким солдатам и офицерам.

Воронов сказал:

– Советская армия гуманно относится к пленным. Но советские медицинские работники встретились с большими трудностями, ибо немецкий медицинский персонал бросил на произвол судьбы немецкие госпитали.

Паулюс долго медлил с ответом и с трудом произнес:



– Господин генерал, бывает на войне такое положение, когда приказы командования не исполняются…

После этого допрос был закончен. Паулюс встал, вытянулся, отсалютовал советским генералам и, повернувшись к двери, вышел. Надев свою тяжелую шинель, он собирался уже было выйти к машине, но внезапно обратился к полковнику Якимовичу:

– Господин полковник, не мог бы я пройти пешком до моего дома?

Якимович отвечал, что на улице очень холодно и что лучше бы поехать на машине. Когда я переводил эти слова, на лице Паулюса было написано явное желание настаивать на своей просьбе.

– Ну что ж, – сказал Якимович, – если вам угодно…

Он доложил начальству. Согласие было получено. Мы вышли на улицу и молча двинулись по дороге втроем. Где-то сзади шли конвоиры. Была морозная, звездная ночь, совершенно тихая и спокойная. Снег скрипел под сапогами. И вдруг Паулюс, повернувшись в мою сторону, сказал:

– Вы знаете, я много месяцев не видел звездного неба.

И не дождавшись ответной реплики, а может быть, и не желая вступать в беседу, сам сказал:

– Да, с того времени, как мы уехали из Голубинской.

– Да, – сказал я, – ведь в Голубинской был ваш штаб.

Паулюс молча кивнул головой. Скоро мы подошли к его домику.

…Состояние Фридриха Паулюса можно было понять. Паулюс не был рядовым генералом немецкой армии; он считался одним из наиболее выдающихся деятелей немецких вооруженных сил. Это не был «генерал по наследству»: Паулюс даже не являлся дворянином и – вопреки богатой фантазии некоторых авторов – никогда не носил приставку «фон». Зато Фридрих Паулюс прошел школу германского генерального штаба и командовал крупным соединением. Более того, Фридрих Паулюс был непосредственным участником разработки плана «Барбаросса». Именно он, приступив летом 1940 года к исполнению обязанностей первого оберквартирмейстера (то есть заместителя начальника генерального штаба), стал руководить разработкой всего плана «Барбаросса».

Трудно искать закономерность в случайности. Никто не мог предвидеть, что именно генерал-фельдмаршал Паулюс, являвшийся одним из соавторов плана «Барбаросса», станет первым германским фельдмаршалом, попавшим в плен к советским войскам. Очень далек был путь от Берлина до Заварыгино, и Фридрих Паулюс, безусловно, не мог предполагать, что судьба таким необычным образом продемонстрирует ему судьбу плана, который он сам готовил.

Существует много исследований, касающихся военного генезиса операции «Барбаросса». Но я предоставлю слово Фридриху Паулюсу. Находясь в плену в СССР, а затем проживая в ГДР, он неоднократно брался за перо для того, чтобы написать свои воспоминания о былом. Среди его записок особое внимание привлекают две: первая, написанная в мае 1946 года и повествующая о причинах отказа от вторжения в Англию, и вторая, посвященная непосредственному планированию «Барбароссы».