Записки прокурора

Не успел этот неожиданный, но важный свидетель уйти, как у меня появился ещё один посетитель — Зоя Иванцова.

— Товарищ следователь, мне нужно кое-что сказать вам, — произнесла она, когда я предложил ей сесть.

— Слушаю.

— Я обманула вас, — сказала она. — Борис, то есть Кривель, приезжал ко мне во вторник одиннадцатого октября. Мы это скрыли от вас. Но это все из-за его жены… Понимаете, мы с ним познакомились лет пять назад. Но он женился на другой. Знаете, как бывает… Мы с Борисом потеряли друг друга из виду. А года два назад я приехала в раймаг что-то себе купить и случайно столкнулась с ним. Борис был выпивши, хотя раньше спиртное в рот не брал. Он открылся мне, что женился неудачно. Постоянные скандалы, ссоры. И ещё сказал, что до сих пор думает обо мне… Может, я зря все это вам рассказываю?

— Продолжайте, — попросил я.

— Вскоре он приехал ко мне на разъезд… Оказалось, и я не могла его забыть. Вы понимаете?

Я кивнул. Она от волнения прерывисто вздохнула.

— Мне так хотелось помочь ему… И действительно, Борис бросил пить, стал лучше относиться к работе. Честное слово, я никогда не уговаривала его уйти от жены. Он мучился. Но по натуре Борис слабохарактерный. Честный, но не волевой. И вот недавно его жена узнала обо всем сама. Как-то она ворвалась ко мне в дом, надеясь застать Бориса. За всю жизнь меня так не оскорбляли. Тогда я твёрдо решила больше не встречаться с ним. Во всяком случае до тех пор, пока он не примет, наконец, какое-нибудь определённое решение… А в тот вторник одиннадцатого октября Борис снова приехал… Когда его вызвали сюда, он растерялся и не сказал правды. Да и мне велел молчать о своём последнем приезде: могло дойти до жены. Но когда мы узнали, что вы подозреваете Самыкина в краже драпа и даже произвели у него обыск, то поняли — все это из-за нас. И решили признаться…

Соня Белошапко, как и говорил Щетинин, появилась через три дня. Это была худенькая девушка в пёстрой кофточке и тёмной юбке.

— Вы следователь, да? А я Соня Белошапко. Значит, так, я говорила с Олегом и все знаю. Я тоже видела человека с тюком и смогу… — Она говорила так быстро, что мне пришлось прервать её.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся я. — Давайте лучше приступим к делу.

Я объяснил, что от неё требуется, усадил за стол, дал бланк протокола допроса и ручку, попросив как можно точнее и подробнее описать внешность того, кто похитил драп.

Тут меня вызвали к прокурору. И когда я вернулся минут через двадцать, Соня протянула мне листок. Я взял его и в первое мгновение даже растерялся.

— Что это? Неужели вы не поняли? — спросил я резко.

На бланке допроса было нарисовано чьё-то лицо.

— Вы же сказали: портрет, — обиженно произнесла Соня. — Я думала, что так лучше. Я ведь рисую. Уже пять лет занимаюсь в художественном кружке, и наш преподаватель говорит, что у меня способности…

Я внимательно разглядел рисунок. На меня как бы искоса смотрел человек с орлиным носом и тонкими губами. И тут у меня возникла идея.

— Соня, — сказал я, — а могли бы вы ещё раз нарисовать его? Карандашом и более детально? Только не смотрите на ваш первый вариант…

— Могу, — удивлённо согласилась девушка.

Я дал ей лист чистой плотной бумаги, карандаш и резинку.

Минут через сорок портрет был готов.

— Вот, — с гордостью сказала Соня.

Я положил два портрета рядом. В том, что на обоих был изображён один и тот же человек, сомнений не было. И, главное, это совпадало с описанием, сделанным Олегом.

— Отлично! — вырвалось у меня. — Здорово это у вас получилось…

На следующий день были изготовлены фоторепродукции портрета. Их раздали работникам милиции. Следователь Бекетин предложил привлечь к розыску бригадмильцев.

Однажды утром, едва я успел войти в кабинет, раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал знакомый, несколько гортанный голос подполковника Топуридзе — начальника областного уголовного розыска.

— Приветствую и поздравляю. По вашему портрету бригадмилец Михаил Григорьев задержал вора, которого вы разыскиваете. Приезжайте завтра к нам, прямо ко мне…

Топуридзе познакомил меня с «именинником» — так он представил Григорьева.

Григорьев смущался и поначалу отвечал на вопросы нескладно. Видимо, такое внимание к нему проявляли впервые. Ему было лет тридцать пять, и по виду он совсем не походил на героя — чуть ниже среднего роста, худощав. На скуле у него была ссадина, верхняя губа чуть припухла.

Работал он в небольшом городке механиком на трикотажной фабрике. В бригадмильцах уже три года. Как только в их отделение милиции поступили фотокопии портрета предполагаемого преступника, несколько раздали бригадмильцам.

За два дня до нашей встречи Михаил поехал в Ростов с женой навестить её родителей. Вечером они с тестем и тёщей пошли в ресторан.

— Сидим мы, значит, — рассказывал Григорьев, — и вдруг вижу — какое-то знакомое лицо. Мужчина. Думаю, откуда же я его знаю? Кудрявый, нос такой горбатый и губы тонкие… Тесть все расспрашивает, как мы живём, не собираемся ли перебираться в Ростов, к ним. А я глаз не могу оторвать от горбоносого. Он уже официантку подзывает, расплачивается. Тут меня словно молнией в тёмную ночь озарило. Вытаскиваю потихоньку фотографию из кармана, что дали в милиции. Смотрю: он и есть! А ворюга уже идёт к выходу. Ну, думаю, упустил. Срываюсь с места и почти бегом за ним. Жена кричит: куда ты? А у меня одна мысль: не ушёл бы. Кто-то ещё крикнул за соседним столиком: «Держи его, кавалер сбежал!» Горбоносый, наверное, на свой счёт принял, оглянулся. И шмыг поскорее за дверь. Я за ним. Он прибавил шагу и свернул в переулок. Я, естественно, тоже. И столкнулся с ним нос к носу. Стоит, спокойненько закуривает папиросу. Я огляделся — вокруг ни души. Говорю ему: «Пройдёмте, гражданин, со мной». А он отвечает: «В чем дело? Кто ты такой, чтобы я тебе подчинялся?» Я на всякий случай взял его за рукав: «Бригадмилец я, прошу следовать за мной». Он так спокойно отвечает: «Покажи документы, а то ведь всякий кем хочешь назваться может». Ну, я полез в боковой карман за удостоверением, и в это время меня словно обухом по голове… Аж искры из глаз посыпались… Здорово он мне врезал правой. — Григорьев провёл рукой по скуле. — Я упал, однако успел подставить ножку. Горбоносый тоже растянулся. Но сильный он, подлец, оказался, ещё несколько раз приложился ко мне. Потом навалился, к горлу тянется. Я не даю, вцепился ему в руки изо всех сил. Горбоносый кричит: «Убью, гад, пусти лучше!» А я думаю, только бы сил хватило, пока кто-нибудь придёт на помощь…

Григорьев замолчал.

— А дальше? — спросил я.

— Мои всполошились, выбежали, стали искать… Успели вовремя. И другие, прохожие, помогли. Скрутили мы горбоносого, отвели в милицию…

Задержанный был доставлен в нашу прокуратуру. Мы сидели друг против друга. Я смотрел на него и думал: «Ну и молодец же Соня, мельком видела этого человека, а как точно запомнила его лицо».

— Учтите, — возмущался задержанный, — вам это так не пройдёт! Хватаете ни в чем не повинного человека… За самоуправство вас по головке не погладят!

Я ознакомился с его документами. Они были в порядке. Справка, командировочное удостоверение. Пётр Христофорович Жук, работает в колхозе «Большевик» счетоводом. В Ростов приехал по делам колхоза.

— Скажите, Пётр Христофорович, где вы были одиннадцатого октября?

— На областном совещании охотников, — не задумываясь ответил он.

В бумажнике Жука был вызов на это совещание.

— Почему оказали сопротивление бригадмильцу? Избили его…

— Да он же сам ни с того ни с сего набросился как ошалелый. А что бригадмилец, так на лбу у него не написано… Я решил, что это какой-нибудь грабитель. А меня бог силой не обидел. Думаю, покажу ему, где раки зимуют, а потом, конечно, в милицию сволоку… Одним словом, я требую, чтобы меня немедленно освободили. Я сейчас в командировке и времени у меня в обрез.

— Хорошо, я позвоню в колхоз, — кивнул я.