Страница 32 из 52
Девичья фамилия моей бабушки по материнской линии - Стопани - была привнесена в Россию итальянским шарманщиком, который положил начало роду, ставшему впоследствии совершенно русским, но все же прочно, во многих поколениях украшенному яркой чернотой волос и глубокой, выпуклой теменью глаз. Родной брат бабушки, чье доброе влияние навсегда определило ее судьбу, Александр Митрофанович Стопани, стал известным революционером, сподвижником Ленина по работе в "Искре" и съездам РСДРП. Разумеется, эти стихи, упоминающие его имя, скажут о нем меньше, чем живые и точные воспоминания близких ему людей, из коих многие ныне здравствуют.
Дед моего отца, тяжко терпевший свое казанское сиротство в лихой и многотрудной бедности, именем своим объясняет простой секрет моей татарской фамилии.
Люди эти, познавшие испытания счастья и несчастья, допустившие к милому миру мои дыхание и зрение, представляются мне прекрасными - не больше и не меньше прекрасными, чем все люди, живущие и грядущие жить на белом свете, вершащие в нем непреклонное добро Труда, Свободы. Любви и Таланта.
1
...И я спала все прошлые века светло и тихо в глубине природы. В сырой земле, черней черновика, души моей лишь намечались всходы.
Прекрасна мысль - их поливать водой! Мой стебелек, желающий прибавки, вытягивать магнитною звездойпоторопитесь, прадеды, прабабки!
Читатель милый, поиграй со мной! Мы два столетья вспомним в этих играх. Представь себе: стоит к тебе спиной мой дальний предок, непреклонный Игрек.
Лицо его пустынно, как пустырь, не улыбнется, слова не проронит. Всех сыновей он по миру пустил, и дочери он монастырь пророчит.
Я говорю ему: - Старик дурной! Твой лютый гнев чья доброта поправит? Я б разминуться предпочла с тобой, но все ж ты мне в какой-то мере прадед.
В унылой келье дочь губить не смей! Ведь, если ты не сжалишься над нею, как много жизней сгинет вместе с вей, и я тогда родиться не сумею!
Он удивлен и говорит: - Чур, чур! Ты кто? Рассейся, слабая туманность! Я говорю: - Я - нечто. Я - чуть-чуть, грядущей жизни маленькая малость.
И нет меня. Но как хочу я быть! Дождусь ли дня, когда мой первый возглас опустошит гортань, чтоб пригубить, о жизнь, твой острый, бьющий в ноздри воздух?
Возражение Игрека:
- Не дождешься, шиш! И в том я клянусь кривым котом, приоткрывшим глаз зловещий, худобой вороны вещей, крылья вскинувшей крестом, жабой, в тине разомлевшей, смертью, тело одолевшей, белизной ее белейшей на кладбище роковом.
Примечание автора:
Между прочим, я дождусь, в чем торжественно клянусь жизнью вечной, влагой вешней, каждой веточкой расцветшей, зверем, деревом, жуком и высоким животом той прекрасной, первой встречной, женщины добросердечной, полной тайны бесконечной, н красавицы притом.
- Помолчи. Я - вечный Игрек. Безрассудна речь твоя, Пусть я изверг, пусть я ирод, я-то - есть, а нет - тебя. И не будет! Как не будет с дочерью моей греха. Как усопших не разбудит восклицанье петуха. Холод мой твой пыл остудит. Не бывать тебе! Ха-ха.
2
Каков мерзавец! Пусть он держит речь. Нет полномочий у его злодейства, чтоб тесноту природы уберечь от новизны грядущего младенца.
Пускай договорит он до конца, простак недобрый, так и не прознавший, что уж слетают с отчего крыльца два локотка, два крылышка прозрачных.
Ах, итальянка, девочка, пра-прапрабабушка! Неправедны, да правы поправшие все правила добра, любви твоей, проступки и забавы.
Поникни удрученной головой! Поверь лгуну! Не промедляй сомненья! Не он, а я, я - искуситель твой, затем, что алчу я возникновенья.
Спаси меня! Не плачь и не тяни! Отдай себя на эту злую милость! Отсутствуя в таинственной тени, небытием моим я утомилась.
И там, в моей дожизни неживой, смертельного я натерпелась страху, пока тебя учил родитель твой: "Не смей! Не знай!" - и по щекам с размаху.
На волоске вишу! А вдруг тверда окажется науки той твердыня? И все. Привет. Не быть мне ни-ко-гда. Но, милая, ты знала, что творила,
когда в окно, в темно, в полночный сад ты канула давно, неосторожно. А он - так глуп, так мил и так усат, что, право, невозможно... невозможно...
Благословляю в райском том саду и дерева, и яблоки, и змия, и ту беду, бог весть в каком году, и грешницу по имени Мария.
Да здравствует твой слабый, чистый след и дальновидный подвиг той ошибки! Вернется через полтораста лет к моим губам прилив твоей улыбки.
Но беговым суровым облакам не жалуйся! Вот вырастет твой мальчик наплачешься. Он вступит в балаган. Он обезьяну купит. Он - шарманщик.
Прощай же! Он прощается с тобой, и я прощусь. Прости нас, итальянка! Мне нравится шарманщик молодой. и обезьянка не чужда таланта.
Песенка шарманщика:
В саду личинка выжить старается. Санта Лючия, мне это нравится!
Горсточка мусоратяжесть кармана. Здравствуйте, музыка и обезьяна!
Милая Генуя нянчила мальчика, думала - гения, вышло - шарманщика!
Если нас улица петь обязала, пой, моя умница, пой, обезьяна!
Сколько народу) Мы с тобой - невидаль. Стража, как воду, ловит нас неводом.
Добрые люди, в гуще базарной, ах, как вам любы мы с обезьяной!
Хочется мускулам в дали летящие ринуться с музыкой, спрятанной в ящике.
Ах, есть причина, всему причина, Са-а-нта-а Лю-у-чия, Санта-а Люч-ия!
3
Уж я не знаю, что его влекло: корысть, иль блажь, иль зов любви неблизкой, но некогда в российское село ура, ура! - шут прибыл италийский.
А кстати, хороша бы я была, когда бы он не прибыл, не прокрался. И солнцем ты, Италия, светла, и морем ты, Италия, прекрасна.
Но, будь добра, шарманщику не снись, так властен в нем зов твоего соблазна, так влажен образ твой между ресниц. что он - о, ужас! - в дальний путь собрался.
Не отпускай его, земля моя! Будь он неладен, странник одержимый! В конце концов он доведет меня, что я рожусь вне родины родимой.
Еще мне только не хватало: ждать себя так долго в нетях нелюдимых, мужчин и женщин стольких утруждать рожденьем предков, мне необходимых,
и не рождаться столько лет подряд, рожусь ли? - все игра орла и решки, и вот непоправимо, невпопад, в чужой земле, под звуки чуждой речи,
вдруг появиться для житья-бытья. Спасибо. Нет. Мне не подходит это. Во-первых, я - тогда уже не я. что очень усложняет суть предмета.