Страница 20 из 52
Меж тем - все есть! Окрест крепчает октябрь, и это означает, что тот, столь счастливо любивший печаль и блеск осенних дней, идет дорогою обычной на жадный зов свечи моей. Сад облетает первобытный, и от любви кровопролитной немеет сердце, и в костры сгребают листья... Брат сестры, прощай навеки! Ночью лунной другой возлюбленный безумный, чья поступь молодому льду не тяжела, минует тьму и к моему подходит дому. Уж если говорить: люблю! то, разумеется, ему, а не кому-нибудь другому. Очнись, читатель любопытный! Вскричи: - Как, намертво убитый и прочный, точно лунный свет, тебя он любит?! Вовсе нет. Хочу соврать и не совру, как ни мучительна мне правда. Боюсь, что он влюблен в сестру стихи слагающего брата. Я влюблена, она любима, вот вам сюжета грозный крен. Ах, я не зря ее ловила на робком сходстве с Анной Керн! В час грустных наших посиделок твержу ему: - Тебя злодей убил! Ты заново содеян из жизни, из любви моей! Коль ты таков - во мглу веков назад сошлю! Не отвечает и думает: - Она стихов не пишет часом? - и скучает.
Вот так, столетия подряд, все влюблены мы невпопад, и странствуют, не совпадая, два сердца, сирых две ладьи, ямб ненасытный услаждая великой горечью любви.
x x x
Как никогда, беспечна и добра, я вышла в снег арбатского двора, а там такое было: там светало! Свет расцветал сиреневым кустом, и во дворе, недавно столь пустом, вдруг от детей светло и тесно стало. Ирландский сеттер, резвый, как огонь, затылок свой вложил в мою ладонь, щенки и дети радовались снегу, в глаза и губы мне попал снежок, и этот малый случай был смешон, и все смеялось и склоняло к смеху. Как в этот миг любила я Москву и думала: чем дольше я живу, тем проще разум, тем душа свежее. Вот снег, вот дворник, вот дитя бежит все есть и воспеванью подлежит, что может быть разумней и священней? День жизни, как живое существо, стоит " ждет участья моего, и воздух дня мне кажется целебным. Ах, мало той удачи, что - жила, я совершенно счастлива была в том переулке, что зовется Хлебным.
x x x
Я вас люблю, красавицы столетий, за ваш небрежный выпорх из дверей, за право жить, вдыхая жизнь соцветий и на плечи накинув смерть зверей.
Как будто мало ямба и хорея ушло на ваши души и тела, на каторге чужой любви старея, о, сколько я стихов перевела!
Капризы ваши, шеи, губы, щеки, смесь чудную коварства и проказ я все воспела, мы теперь в расчете, последний раз благословляю вас!
Кто знал меня, тот знает, кто нимало. не знал - поверит, что я жизнь мою, всю напролет, навытяжку стояла пред женщиной, да и теперь стою.
Не время ли присесть, заплакать, с места не двинуться? Невмочь мне, говорю, быть тем, что есть, и вожаком семейства, вобравшего зверье и детвору.
Довольно мне чудовищем бесполым тому быть братом, этому - сестрой, то враждовать, то нежничать с глаголом, пред тем как стать травою и сосной.
Машинки, взятой в ателье проката, подстрочников и прочего труда я не хочу! Я делаюсь богата, неграмотна, пригожа и горда.
Я выбираю, поступясь талантом, стать оборотнем с розовым зонтом, с кисейным бантом и под ручку с франтом, а что есть ямб - знать не хочу о том.
Лукавь, мой франт, опутывай, не мешкай! Неведомо простой душе твоей, какой повадкой и какой усмешкой владею я - я друг моих друзей.
Красавицы, ах, это все неправда! Я знаю вас - вы верите словам. Неужто я покину вас на франта? Он и в подруги не годится вам.
Люблю, когда, ступая, как летая, проноситесь, смеясь и лепеча. Суть женственности вечно золотая и для меня - священная свеча.
Обзавестись бы вашими правами, чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть! Но кто, как я, сумеет встать пред вами? Но кто, как я, посмеет вас воспеть?
СОН
Наскучило уже, да и некстати о знаменитом друге рассуждать. Не проще ль в деревенской благодати бесхитростно писать слова в тетрадь
при бабочках и при окне открытом, пока темно и дети спать легли... О чем, бишь? Да о друге знаменитом. Свирепей дружбы в мире нет любви.
Весь вечер спор, а вам еще не вдоволь, и все о нем и все в укор ему. Любовь моя - вот мой туманный довод. Я не учена вашему уму.
Когда б досель была я молодая, все б спорила до расцветанья щек. А слава что? Она - молва худая, но это тем, кто славен, не упрек.
О грешной славе рассуждайте сами, а я ленюсь, я молча посижу. Но, чтоб вовек не согласиться с вами, что сделать мне? Я сон вам расскажу.
Зачем он был так грозно вероятен? Тому назад лет пять уже иль шесть приснилось мне, что входит мой приятель и говорит: - Страшись. Дурная весть.
- О нем? - О нем. - И дик и слабоумен стал разум. Сердце прервалось во .мне. Вошедший строго возвестил: - Он умер. А ты держись. Иди к его жене.
Глаза жены серебряного цвета: зрачок ума и сумрак голубой. Во славу знаменитого поэта мой смертный крик вознесся над землей.
Домашние сбежались. Ночь крепчала. Мелькнул сквозняк и погубил свечу. Мой сон прошел, а я еще кричала. Проходит жизнь, а я еще кричу.
О, пусть моим необратимым прахом приснюсь себе иль стану наяву не дай мне бог моих друзей оплакать! Все остальное я переживу.
Что мне до тех, кто правы и сердиты? Он жив - и только. Нет за ним вины. Я воспою его. А вы судите. Вам по ночам другие снятся сны.
ДОМ И ЛЕС
Этот дом увядает, как лес... Но над лесом - присмотр небосвода, и о лесе печется природа, соблюдая его интерес.
Краткий обморок вечной судьбыспячка леса при будущем снеге. Этот дом засыпает сильнее и смертельней, чем знают дубы.
Лес - на время, а дом - навсегда. В доме призрак-бездельник и нищий, а у леса есть бодрый лесничий там, где высшая мгла и звезда.
Так зачем наобум, наугад всуе связывать с осенью леса то, что в доме разыграна пьеса старомодная, как листопад?
В этом доме, отцветшем дотла, жизнь былая жила и крепчала, меж висков и в запястьях стучала, молода и бессмертна была.
Книга мучила пристальный ум, сердце тяжко по сердцу томилось, пекло совести грозно дымилось и вперялось в ночной потолок.
В этом доме, неведомо чьем, старых записей бледные главы признаются, что хочется славы... Ах, я знаю, что лес ни при чем!
Просто утром подуло с небес и соринкою, втянутой глазом, залетела в рассеянный разум эта строчка про дом и про лес...
Истощился в дому домовой, участь лешего - воля и нега. Лес - ничей, только почвы и неба. Этот дом - на мгновение - мой.