Встречи с Богоматерью

Эту ступень народная молва и песни не преодолели. Великая богиня, покровительница ванов-вятичей, Мать мира и Мать Лебедии должна была явиться сама.

Жанна передает ее слова...

Великая богиня сообщила для меня удачное время на предстоящие дни. Это утренние, иногда даже ночные часы. Я должен писать. Я склоняю голову. Заношу в блокнот сказанное для меня. Это дневник встреч с богиней. Кроме часов, назначенных мне для написания книги, я записываю некоторые выражения, фразы. Так, пять часов тридцать минут богиня передает как пять с половинкой. Это расширяет мой лексикон. Мать мира помнит и старинные выражения и слова в отличие от нас.

Хочется обратить внимание на характер контактов с цивилизацией богов. Уровни несопоставимы, и тем не менее человеку все ясно. Когда сегодня утром Жанна записывала благоприятные часы работы над этой книгой, то не преминула спросить у великой богини ради полной ясности:

- А какое это время, ваше или наше?

- Твое! - ответила великая богиня, а ребенок на ее руках рассмеялся (ему на вид лет пять).

Лирическая интермедия

Еще в июле прошлого года Богоматерь сказала Жанне обо мне, просила позвонить. Жанна была удивлена, сказала, что связь со мной утрачена.

- Зачем он тебе? - спросила Жанна грубовато.

- Он интересуется нами. Мы должны ему помочь.

- Как он встретит меня теперь?

- Хорошо встретит, не беспокойся об этом.

И Жанна мне позвонила в конце июля. Промолчала о богине.

Я готовил себе на ужин рагу из курицы. Жанна пыталась давать мне советы. Я сказал, что освоил профессию повара, не пропаду. Пригласила к себе. Я не отказывался. Но через два или три дня сообщила, что уезжает немедленно в дом отдыха, подвернулась недорогая путевка. Я пожелал ей хорошо отдохнуть. Раньше бывало это - она звонила, чаще по пустякам. Думал, тот самый случай. Приедет из отпуска, забудет меня снова пригласить, все останется как было.

Но нет! Двадцать девятого августа звонок и настойчивое приглашение. Я поехал к ней в начале сентября. Был кофе, который у меня как раз кончился. Говорили о старом, давнем, но и на этот раз я не услышал ни слова о великой богине. Как мне представляется теперь, Жанна явно медлила с этим сообщением, хотя богиня уже знала будущее, знала, что Жанна откроет мне тайну. Так надо. Я применил здесь один из лаконичных оборотов речи самой Богородицы: "Так надо". Два этих коротких словца она нередко произносила, отвечая на личные вопросы Жанны.

Я был удивлен вниманием Жанны ко мне. Это проскальзывало в словах, в жестах, вообще во всем отношении ко мне теперешнему.

А я тоже уезжал в отпуск. На море. Я любил в эти последние дни не только будущие дикие пляжи, солнце и горы, но даже Москву, быстро обветшавшую, изголодавшуюся под руководством талантливых юристов, выдающихся экономистов и добросовестных депутатов, во все концы страны отправлявших эшелоны с текстами самых справедливых и демократических законов. Обратно в Москву эти эшелоны возвращались с местными законами, совсем непохожими на столичные.

* * *

Меня ждали на морском побережье события, о которых я представления не имел, несмотря на их кажущуюся внешнюю простоту, даже обыденность. И если бы не подоспела помощь... Но все по порядку.

Директора гостиницы не оказалось на месте в день моего прилета. Я должен был искать комнату и нашел ее. Пожилая женщина привезла меня в дом недалеко от моря, я отдал ей заранее деньги, решив остаться здесь. Тут же пошел купаться на хорошо знакомый мне пляж санатория "Кавказ". Там было настоящее столпотворение. На волнорез выбросило во время шторма плавучую площадку, на коих устанавливают краны.

Эта старая развалина прочно сидела на бетонном гребне волнореза и вода далеко в округе была в масляных пятнах. Я все же поплыл. Меня вернули крики спасателей. Вышел в масле.

Эпизод сам по себе пустяковый, но за ним мне открылся уже потаенный мир будущего - если не событий, то общего моего здесь настроя, что ли. Я привык ловить такие сигналы, которые всерьез объяснял провидением.

И я не ошибся. Весь следующий день ушел не хлопоты, связанные с получением гостиничного номера. Выяснилось, что оставаться у женщины нельзя - под окном перекресток и машины не дают отдыхать. Я был зол как волк Фенрир из скандинавских мифов. Усталый, небритый брел с чемоданом, ключ от которого успел потерять, на новое место. Думал о мазуте и масле, которые превратили море в открытое нефтяное месторождение.

Уснул, однако, богатырским сном. Утром все оказалось не таким мрачным. Я опять купался, и никто уже не пытался меня спасти. Пленка масла рассосалась более чем наполовину. Пришла какая-то стихийная радость. Почти бегом я направился после пляжа глотнуть кофе в знакомом кафе. И на другой стороне улицы увидел эту женщину.

Невзгоды первого дня и последовавшие перемены к лучшему выплеснулись в неосторожный поступок: я пересек улицу, поздоровался. Это и было началом. Я о чем-то возбужденно ей рассказывал, приглашал на кофе, приглашал на пляж, на танцы. Она же молчала, была сдержана, глаза холодно светились. (Мы были хорошо знакомы. И произошла размолвка. Я не писал ей. Она не звонила мне.)

Само знакомство с ней казалось символичным. Годом раньше увидел ее на черноморском пляже. Она разговаривала с пожилым мужчиной. Не собираюсь оправдываться: да, я влюбился. С пляжа тем не менее ушел. В другом месте с двумя москвичами коротал время, но однажды завернул туда, где видел ее. накрапывало, облака наступали от моря. Даже странно - а я шел на пляж. И там увидел ее. Никого больше не было, никому не понадобилось прийти сюда под начинавшимся дождем, кроме меня и ее.

Мое появление объяснимо. А зачем пришла она? Нарочно не придумаешь. Забыла здесь два часа назад лифчик от купальника.

Мы сидели на деревянной скамейке под навесом. Она растерянно, как мне казалось, пыталась спрятать этот лифчик в полиэтиленовый пакет, доверху наполненный инжиром и грушами.

Случайность? Вряд ли. Но каким силам нужна была эта встреча? Тогда я не думал о таком. Я еще ничего не знал. Я готов был к вторжению в мою жизнь неведомого, но не настолько, не в такой степени.

Мы беседовали. Она из Ужгорода. Зовут ее Ксения. Когда выглянуло солнце, опускавшееся к морю, она прикрыла глаза, и я подумал, что она похожа на спящую молодую женщину с портрета Константина Сомова под тем же названием. Чуть аляповатый выразительный овал лица, светлые волосы, волнами поднимающиеся вверх, смелые линии широко посаженных (прикрытых на акварели) глаз. Позднее я увидел голубой огонь в ее глазах, меня поражали выпукло-кукольные формы, вся фигура, ноги, даже руки, такие же налитые, со светящейся тугой кожей. Пройдет несколько дней, и она скажет, вспоминая мое внимание к ней в этот час и позднее:

- Мне сказали... сказал один мужчина. Я говорю ему: меня родители переделали. А он отвечает: нет, вовремя остановились. Ничего, правда?

- Ничего.

Пока же в первые дни она казалась смущенной. И все же прорывалось иногда то, что не могло меня не озадачить. Позднее! Потому что с того часа и надолго я не позволил бы себе быть озадаченным. Все было решено. Вечером следующего дня я услышал от нее на танцах:

- Я уже сказала тому, про кого ты спрашивал... сказала что нашла себе мужчину.

- Что он тебе рассказывал, сидя на твоем лежаке?

- Что-то о театре, не помню.

- Откуда он?

- Из Одессы.

Все просто, порой немного вульгарно, но ведь это остается пока для меня тайной за семью печатями, большим секретом. Сражает сцена в гостинице. Во мне еще жив мужчина-наблюдатель, чуть подстраивающийся под этот тон и женщины и жизни вообще (как подобает ввиду моего рождения под знаком Водолея). Со стороны это похоже на живописную сцену, запечатленную некогда тем же талантливым художником: "Первый поцелуй". А потом? Потом еще одна сцена: "Осмеянный поцелуй". Имя мастера то же. Как странно, что я нашел - случайно ли? репродукции этих незабвенных работ. Тот, тот стиль, чуть вульгарный, опереточный, но тем сильнее, наповал действующий! И вот она воскликнула: "Нет!"