Страница 5 из 20
— Большое у тебя хозяйство?
— Три свиноматки, двадцать шесть поросят, семь подсвинков, Вася, ты и Вера Нaзаренко. — Ситкина сняла с вешалки халат и протянула Саввушкину: — Надень, покажу тебе ферму. С Васей будешь работать только в халате. Понял?
Сип уныло влез в огромный халат. Они вышли из кормокухни.
— Вася, Васенька, — ласково почти запела Маша. — Хороший мой Васенька…
Сип невольно обернулся. Она стояла у загончика, в котором развалился огромный боров.
— Тю-ю! — протянул Сип. — Васька — вот эта хрюшка?
— Не хрюшка, а боров, — обиделась Ситкина. — Породистый, йоркшир.
Вася с трудом поднял своё тело и подошёл к ограде. Маша почесала его за ухом. Боров от удовольствия хрюкнул.
Сип тоже почесал борова.
— Будем знакомы, йоркшир.
Ситкиной это не понравилось.
— Запомни, Илюха, Вася у нас рекордист. И требует особого внимания. Кормление строго по режиму. Он так приучен: по нему можно часы сверять.
Ситкина повернулась и пошла обратно в кормокухню. Илюха поплёлся следом. Маша достала из шкафа толстую книгу, сунула Саввушкину.
— Пока не освоишь, к Васе не допущу.
Илья вслух прочёл название:
— «Свиноводство». Всю? — взвесил он книгу на руках.
— Есть ещё несколько. И брошюры. Вообще тебе неплохо было бы съездить денька на два в совхоз «Путь коммунизма». Вот там свиноферма!
Сип хотел сказать, что не собирается оставаться в Машиной бригаде навечно, однако счёл нужным пока этот вопрос не поднимать: все-таки Ситкина его выручила.
Илюха с трудом осваивал мудрёную науку. А если сказать честно, просто принуждал себя. То, к чему не лежала душа, не давалось ему. Ну разве может нормальный человек запомнить какие-то кормоединицы, болезни свиней, графики и таблицы привеса?
Сип ходил грустный. И это не ускользнуло от проницательного педагогического ока Андрея Смирнова. Как-то он наведался на свиноферму.
— Сильно занят? — спросил Андрей у Саввушкина, дремавшего над очередной книжкой по свиноводству.
— Не очень…
— Оторву тебя минут на пять, не больше. — Андрей положил руку на плечо Илье. — У тебя есть желание заняться художественной самодеятельностью?
Они медленно прогуливались вдоль загонов.
— Для этого талант надо иметь, — протянул Сип.
— Талант есть у каждого. Только его надо развить, — авторитетно заявил пионервожатый.
Они дошли до кормокухни, повернули обратно.
— Обязательно в самодеятельность идти? — спросил Сип после некоторого молчания.
— Почему же обязательно? На то она и самодеятельность. Добровольно. По велению, так сказать, души…
Веление Илюха не чувствовал. Но обижать Андрея не хотелось. Если говорить честно, Смирнов относился к Сипу хорошо.
— Подскажи, какой мне талант развивать, — обречённо попросил Илья.
— Ну, например, запишись в хор.
Сип тоскливо вздохнул. Петь в хоре ему совсем не улыбалось. Вот если бы иметь голос, как у Жорки Петелина из девятого класса, — другое дело. Тот поёт — все молчат. Только подпевают. Выступать, как Жорка, куда ни шло. Тебе хлопают, вызывают. А то стой среди хора. Раскрываешь ты рот или нет — никакой разницы. Хоть ори громче всех, все равно никто не поймёт.
— Я бы не против, но… — жалостно проговорил Илья.
Пионервожатый испытывающе посмотрел на него и укоризненно покачал головой.
— Эстрадный оркестр тебя устраивает? — спросил он так, словно Сип — капризная девчонка. — Иди ударником.
Стать ударником мечтали многие. Среди них было немало достойных. И, получая на следующий день в своё полное распоряжение ударные инструменты, сияющие никелем и медью, Саввушкин не предполагал, каких усилий стоило Андрею уговорить руководителя оркестра, десятиклассника Бедулю.
Восседая на высоком стуле позади оркестра на летней эстраде, расположенной на живописном берегу острова, Сип вдруг почувствовал себя на вершине блаженства. Барабан издавал такой отличный шум, а тарелки так прекрасно сверкали и клацали на всю округу, что репетиция пролетела для Саввушкина одним незабываемым мгновением.
До следующей репетиции Сип отрабатывал технику на всем, что попадалось под руку: штакетнике, тумбочке около раскладушки, на тарелках в столовой. И когда оркестр снова собрался на репетицию, Илья был совершенно уверен, что стал виртуозом. Он притащил Володю Гулибабу и Филю, которые тихо устроились под кустами возле эстрады, с восхищением глядя на приятеля, расположившегося выше всех в оркестре.
…И вот настроены инструменты. Бедуля взял в руки электрогитару.
— Приготовились, — сказал руководитель оркестра и предупредил Илью: — Сип, давай потише и следи за ритмом. — Бедуля начал отбивать такт ногой: — Раз-два-три…
Но прежде чем оркестр взял мелодию, Сип извлёк из барабана такую бурю, что руководитель закричал:
— Отставить! Сип, следи за ритмом. Раз-два-три.
И снова Саввушкин огласил оба берега Маныча каскадом невыразимого шума. Казалось, тарелки вот-вот треснут, а барабаны взорвутся.
— Стоп, стоп! — завопил Бедуля. — Это невозможно…
— Кошмар, — отчаянно произнёс саксофонист.
— Не могу, — простонал электроорганист.
Бедуля некоторое время приходил в себя, потом с затаённой злобой скомандовал:
— Сип, последний раз предупреждаю.
Снова руководитель отбил такт, и оркестр, кажется, преодолел вступление. Илья поубавил пыл, но его хватило ненадолго. Звон меди и гул натянутой кожи до того заворожили Сипа, что он вошёл в раж. В этом хаосе совершенно потонули звуки других инструментов.
Опомнился Илья, когда Бедуля вырвал из его рук палочки, а другие оркестранты стащили его со стула.
Гулибаба и Филя ползком выбрались на дорогу и на всякий случай отбежали подальше: как бы и на них не обрушилась ярость музыкантов… Илюха был изгнан из оркестра.
…День встречи праздновали на острове в первое воскресенье июля. На Пионерский съезжались первые выпускники школы, родители теперешних интернатовцев, лучшие люди совхоза. Школьные поэты загодя сочиняли стихи, художники оформляли специальный выпуск стенной газеты. С самого утра на весь остров разносились с кухни ароматные запахи пирогов. Девочки старались перещеголять друг друга в кулинарном искусстве и творили под руководством тёти Глаши настоящие чудеса. А вечером по традиции на летней эстраде давали большой концерт художественной самодеятельности. Кроме всего прочего, опытное жюри определяло лучшие номера программы. Исполнители получали призы.
Сипу очень хотелось отличиться. Но дела его, прямо скажем, были кислые…
И все же спасительная идея пришла, и пришла совершенно неожиданно. На доске объявлений у директорского домика вывесили плакат: «Внимание! Не забудьте, в День встречи — концерт-конкурс художественной самодеятельности! Что ты подготовишь к нему?»
Плакат был нарисован очень красиво. В одном углу смеялся клоун в колпаке. В другом из саксофона вылетали птицы-ноты. А нижний рисунок молнией поразил мозг Саввушкина: два акробата, один из них выполняет стойку на руках другого.
Сип притащил к плакату Гулибабу и ткнул пальцем в завороживший его рисунок.
— Ну и что? — пожал плечами Володя.
— Айда, — схватил его за рукав Саввушкин и потащил на берег Маныча. Когда они отдышались, Илья серьёзно сказал: — Ты знаешь, Вовик, у каждого есть талант…
— У меня нет никакого, — ответил Гулибаба.
— Есть, Вовик, — убеждённо сказал Сип. — Вот увидишь, мы с тобой такое выдадим, все ахнут!
Володя обречённо вздохнул. Сип нёсся на парусах новой идеи. И остановить его было невозможно.
За три дня до праздника Саввушкин явился к Смирнову, ответственному за проведение концерта-конкурса, и заявил, что намерен выступить на празднике.
— В каком жанре? — поинтересовался пионервожатый.
— В оригинальном, — сказал Сип.
— Что именно: жонглирование, акробатика, пантомима, иллюзион? — допытывался Андрей. — Мне же надо составлять программу.
— Оригинальный, — повторил Илья. — И ещё мне надо чёрный задник.