Черная вдова

— Сколько у вас ключей от входной двери? — продолжал вести допрос следователь. — Я имею в виду — комплектов?

— Два, — ответила Лена. — У меня и у мужа. — Она зачем-то открыла сумочку, показала связку.

— Хорошо, — кивнул Воеводин. — Вспомните, вы когда-нибудь давали ключи посторонним? — Он посмотрел на Лену, потом на Глеба.

— Вроде нет, — ответила Лена.

— А точнее?

— Нет, — твёрдо сказала Лена.

— Я тоже, — сказал Глеб.

— Что ещё пропало, помимо драгоценностей?

— Ничего! Ни иголки! — заверила Лена. — Мы с мужем проверили. Сразу!

Воеводин заглянул в открытый платяной шкаф, потом прошёл в большую комнату, огляделся, вышел в коридор и сделал знак Васильеву.

Кинолог поднял сидевшую до сих пор спокойно собаку. Король обнюхал трельяж, ткнулся носом в предложенные ему футляры с монограммой и грозно направился к Лене.

— Фу! — коротко приказал Васильев.

— Поработайте ещё, — сказал Воеводин и продолжил допрос потерпевших. — Кто знал о наличии у вас драгоценностей?

Этот вопрос поставил Лену в затруднение: она и впрямь не помнила, кому говорила или показывала бабушкино наследство. Разве что той, давней подруге, с которой не виделась со времён окончания университета — она сразу уехала в другой город. Лена решила, что её приплетать не стоит.

— Никто, — ответила она.

— Что, не надевали? — несколько удивился следователь.

— Только перстень. Да и то раза три, не больше, — уточнила Лена.

Наказ отца она выполняла строго.

— А вы что скажете? — обратился Воеводин к Глебу.

Тот пожал плечами:

— Меня её украшения не интересуют.

— Может, все-таки говорили кому-нибудь? — настаивал следователь.

— Нет, — ответил Глеб.

Воеводин попросил описать похищенные вещи. Лена не только их описала, но и нарисовала по памяти, попутно рассказав, как они к ней попали.

— И во сколько вы оцениваете пропажу? — спросил следователь.

— Точно сказать не могу. Папа считает, что сейчас это стоит тысяч шестьдесят, не меньше. А ему можно верить.

— Он что, ювелир?

— Директор универмага.

Воеводин кивнул. Лене показалось, что он усмехнулся. И вероятно, историю с завещанием поставил под сомнение.

«Ох, надо ли было вызывать милицию? — подумала она. — Наверное, будут допрашивать папу, наводить справки и так далее, и тому подобное. А у него давление».

— Следов взлома не обнаружено, — доложил следователю эксперт-криминалист. — Скорее всего, дверь открывали ключами.

— Но откуда у воров наши ключи? — удивилась Лена.

— Не знаем, не знаем, — задумчиво протянул Воеводин.

Лене опять показалось, что он ей не верит. И снова пожалела, что заварила всю эту кашу.

— Когда вы вернулись с концерта, в каком виде нашли квартиру? — задал ещё один вопрос Воеводин. — Может, заметили что-нибудь подозрительное?

— Ничего подозрительного мы не заметили, — сказала Лена. — Все было на своих местах.

Следователь принялся составлять протокол осмотра места происшествия, набросал схему квартиры.

Раздался звонок в дверь — это вернулся оперуполномоченный уголовного розыска Богданов. По его лицу следователь понял, что вернулся он с пустыми руками.

На прощание Воеводин протянул хозяевам листок бумаги.

— Вот мой служебный телефон. Если что припомните — звоните.

— Конечно, конечно! — пообещала Лена.

— А когда у меня появятся вопросы, я приглашу вас к себе.

Оставшись вдвоём, Ярцевы долго молчали. Лена вдруг почувствовала невероятную усталость. Она свалилась в кресло и обхватила голову руками.

Глеб стоял у окна, глядя вниз на отъезжающий «рафик» с мигалкой на крыше. Жена почувствовала в его позе укор себе. И расплакалась — это была разрядка нервного перенапряжения. Ей стало нестерпимо жалко себя, отца. Отца даже больше.

— Пропади они пропадом, эти бриллианты! — всхлипывая, проговорила Лена.

Муж сел в кресло напротив, положив подбородок на сцепленные кисти рук. Он словно говорил: ведь предупреждал…

Часы показывали четверть третьего ночи.

А в машине, возвращавшейся в горуправление внутренних дел, Богданов рассказывал следователю о том, что ему удалось выяснить у соседей. Никто из них не видел, чтобы к Ярцевым заходили посторонние, когда хозяева были на концерте. И вообще не заметили подозрительных людей ни возле дома, ни в подъезде.

— И Король оплошал, — вздохнул Воеводин. — След не взял.

Васильев сконфуженно хмыкнул.

— Не думаю, чтобы эта Леночка не похвасталась перед кем-нибудь своими драгоценностями, — сказал эксперт-криминалист. — Такого не бывает. Женщина есть женщина. Вы верите, что действительно наследство? — спросил он у следователя.

— А зачем ей врать? — ответил Воеводин. — Проверить не трудно. Меня сейчас занимает другое. Я почти уверен, что похититель знал о существовании драгоценностей. Вероятно, тщательно готовился к краже.

— Похоже, что так, — согласился Баранчиков. — Ключи… Потом, ему было известно, что в этот вечер Ярцевы поедут на концерт.

— Обратите внимание, — сказал оперуполномоченный уголовного розыска, — он больше ничего не взял из квартиры. А там было чем поживиться. Хотя бы радиоаппаратура.

— Тысяч на десять, не меньше, — подтвердил эксперт-криминалист.

— Больше! — сказал следователь.

— И откуда столько добра? — покачал головой кинолог Васильев. — Ведь они совсем молодые. Мой пацан давно просит хотя бы самый дешёвый магнитофон, а я не могу себе позволить.

— Ты же не директор универмага, — усмехнулся Баранчиков.

— Ярцев, Ярцев, — вспомнил Богданов. — Не папаша ли этого Глеба? Ну, начальник облсельхозтехники? — спросил он у Воеводина.

Тот пожал плечами и задумчиво произнёс:

— Ох, чует моё сердце, придётся поломать голову с этим делом.

Глеб проснулся в начале одиннадцатого. Он даже не слышал, как ушла жена. Сон у Глеба был чуткий. Его всегда раздражал по утрам скрип дверей, возня Лены у трельяжа. А тут — не помнит ни звука.

Легли они в четыре часа, и Глеб словно провалился в бездну.

В спальню лился яркий солнечный свет. В комнате стоял запах французской туалетной воды.

Глеб босиком пошёл в ванную комнату. Привычка ходить по дому босиком осталась с детства.

Чувствовал он себя разбитым после кошмарной ночи. Полез под душ, пуская попеременно то горячую, то холодную воду — это всегда отлично помогало.

Действительно, контрастный душ взбодрил тело. Но на сердце было скверно. Он вспомнил объяснение с работниками милиции. Ощущение — словно тебя увидели голым…

Глеб сварил крепчайший кофе, с трудом проглотил холодную котлету без хлеба и с удовольствием убрался из квартиры — тянуло скорее на люди.

Выйдя на улицу, он зажмурился от ослепительного сверкающего снега. Дорога — словно каток. Глеб решил не выводить машину — гололедица, ещё вмажут по его новенькой «Ладе».

В университет он поехал на городском транспорте. И сразу пошёл в библиотеку.

Люся Шестопалова за столом выдачи зарумянилась при виде Глеба, заулыбалась (он уже привык к обожанию) и протянула ему книгу и две тоненькие брошюрки.

— Вчера весь день пролежали, — с укоризной сказала библиотекарша. — Сделали заказ, а не пришли.

— Эх, знал бы, что на выдаче вы, обязательно пришёл бы! — одарил её улыбкой Ярцев и вручил японский календарик с лукаво подмигивающей девицей: Люся коллекционировала карманные календари.

Она смутилась ещё больше, горячо и бессвязно поблагодарила за подарок.

Он нашёл свободный столик в читальном зале, углубился в чтение, но сосредоточиться не мог — все время прокручивал в голове ночное событие. Обрадовался, когда на его плечо легла чья-то рука.

— Покурим?

Это был Аркадий Буримович, аспирант кафедры философии.

— Айда, — поднялся Ярцев.

В курительной комнате стояла холодина: форточка была открыта настежь. Глеб достал «Космос», и Аркадий тут же полез за сигаретой. Он, как персонаж из пьесы Островского «Без вины виноватые», курил один лишь сорт — чужие…