Страница 16 из 18
ВИННЫЙ ПОГРЕБ
Владельца замка пристрелили, не спросив даже имени, двух его дочек отдали солдатам, остальных, кто отсиживался за стенами, вышвырнули вон — кого мертвым, кого недобитым. Оставили только стряпуху и мальчишку-поваренка, ее сына или внука, чтобы готовили.
Хорошо после трудов перекусить. На стол выставлено лучшее, что нашлось в замке. Для вина поданы ремеры на толстых витых ножках, самые изысканные, зеленого «лесного» стекла, и вино, налитое в них, кажется фиолетовым. Жареное мясо выложено на огромное фаянсовое блюдо. Чем меньше остается кусков, тем виднее картина на блюде — зеленой и синей краской очень похоже намалеван здешний замок.
Жирный соус стекает по бороде Лотара. Гевард шарит руками в общем блюде, выбирая кусок побольше. Шальк ест быстро, аккуратно, как маленький хищник. Эркенбальда давится, торопится — наголодалась баба, жалко ее, кожа да кости. Фихтеле зубами рвет мясо с заячьей ножки. По-крестьянски основательно набивает брюхо Ремедий. Иеронимус налегает на мясо с бобами не хуже ландскнехтов. Капитан Агильберт нынче бледен, глотает красное вино бокал за бокалом, но хмель его не берет.
Снова тянется за кувшином рыжий капитан. Смешной кувшин — на пузатое брюхо нахлобучена бородатая голова с губами, сложенными трубочкой. Из этих губ изливается напиток. Но вина больше нет, одна только капля вытекает и повисает в глиняной бороде. Ох, как неприятно вдруг стало Иеронимусу, когда он взглянул: вспомнился вчерашний крестьянин на воротах.
Зовут мальчишку-поваренка, велят принести еще выпивки. Мальчик кивает, берет кувшин, со всех ног несется в погреб. Витая лестница в шестнадцать ступенек. В одной руке у мальчишки бородатая личина, ненасытная винная утроба. В другой — горящая свечка.
Бочка с красным вином — вон она, в углу. Вчера была полнехонька, сегодня опорожнили наполовину.
Ставит свечу у порога, подбегает, открывает кран. Ни капли не вытекает из крана. Мальчишка холодеет: тот, рыжий, на куски разрежет, ежели ему не принести вина.
— Господи, пожалуйста, — шепчет. — Там же больше половины оставалось.
Визгливый смех над головой.
Мальчик вздрагивает, пятится.
Верхом на бочке сидит человек. Мальчик не смеет поднять глаз, видит только острые колени, туго обтянутые красными чулками, и прочные кожаные башмаки. Лицо незнакомца теряется в темноте.
— Простите, господин…
— Дитер Пфеффернусс, — объявляет высокий хрипловатый голос. — Дитер Перченый Орешек, так меня зовут.
— Я просто не знал, что вы здесь, господин, — тихо говорит мальчик. Поглядывает на свечку, оставленную у ступенек, пятится.
— А почем тебе было знать, кто я такой и что здесь делаю? — недовольным тоном вопрошает Дитер Пфеффернусс.
— Не знаю, господин. Мне здесь лучше никого не гневить. Меня за вином послали, вот я и пришел.
— Здесь ли Агильберт из Хагенау?
— Кто, господин, простите?
— Ну такой, рыжий…
— Господин капитан?
— Так он уж капитаном стал? — Дитер растроганно хлюпает носом. — Старина Берт… Он будет рад меня видеть.
— Не сомневаюсь, господин, — тихо говорит мальчик, отступая назад.
— Ну, ты! — рявкает Дитер. — Стой. Можешь меня не бояться. Я добрый дядя Перченый Орешек. Выпил я все вино и желаю говорить с моим старым добрым другом, Агильбертом Рыжее Темя. Так и скажи ему. Так мол и так, ждет его в погребе давний знакомец. Очень давний. Так и передай…
— Хорошо, господин.
Мальчик продолжает стоять неподвижно. Дитер вынужден прикрикнуть:
— Ступай!
Со всех ног бросается бежать мальчишка вон из погреба, по дороге опрокинув свечку.
Паренек думал, что рыжий капитан пристрелит его на месте, увидев пустой кувшин, но ничего подобного не произошло.
— Кто? Дитер Пфеффернусс? — вяло переспросил Агильберт.
Потрепал сбитого с толку мальчика по щеке и двинулся к погребу шаркающей походкой. Иеронимус с интересом посмотрел ему вслед, но ничего не сказал; остальные ничего не заметили.
Подвал был залит багровым светом, как будто неподалеку разложили громадный костер. И воняло.
Вчера так несло на окраине деревни, возле сожженных домов, где заживо сгорели две козы и старая бабка, забытая в панике домочадцами на печи.
— Здравствуй, Агильберт, — приветствовал капитана визгливый голос, и на винной бочке, устраиваясь поудобнее, заерзал господин Перченый Орешек.
— Привет, Дитер, — вежливо сказал Агильберт.
— Да ты садись, садись, дружище.
— Благодарю.
Агильберт присел на ступеньку, сложил руки на коленях — ни дать ни взять, смиренник на проповеди. Дитер радостно взвизгнул.
— Начнем, пожалуй. Итак, скажи мне, Берт, можешь ли ты хоть в чем-нибудь упрекнуть меня?
— Нет, Дитерих, ни в чем.
— За эти семь лет был ли ты хоть раз ранен? Потерпел ли ты хотя бы одну неудачу после того, как я вытащил тебя из той бойни под… проклятье, как называлось то место?
— Хагенвейде.
— Лужайка Господина Хагена, благодарю.
— Нет, Дитер. С тех пор ни пули, ни стрелы, ни холодное железо, ни горячий огонь не касались моего тела.
— Разве я не молодец?
— Молодец, — согласился Агильберт.
— И ты стал капитаном, подумать только, Берт. Ты был отличным командиром для своих головорезов. Всегда брал хорошие деньги за их кровь. Всегда успевал уйти, если начинало вонять жареным…
Дитер дернул длинным носом, точно принюхивался к окружающей его вони, и захихикал.
— Я горжусь тобой, Берт.
— Ты пришел за мной? — осторожно спросил Агильберт.
— А как ты думал? — живо откликнулся Дитер. — Может, выпьем за встречу старых друзей?
С этими словами он подобрал кувшин, брошенный мальчиком, поднес к губам, и изо рта Дитера потекло красное вино, забулькало, запенилось.
— Уф… — Дитер обтер большой тонкогубый рот, протянул кувшин Агильберту.
Капитан качнул головой.
— Ну, как хочешь, — обиженно произнес Дитер. — Ты, похоже, и не рад мне вовсе?
— Не рад, — сознался Агильберт.
Дитер отставил кувшин, хищно прищурился.
— Обдумываешь, небось, как ловчее меня надуть?
— Нет, что ты. Я просто думаю, какую сделку мог бы тебе предложить.