Страница 9 из 86
- Да почему, почему же обязательно тебе надо уйти? Ничего я не понимаю, - тоскливо сказал Андрей. Опять в голову полезли разные нехорошие мысли. - Что ты вчера наделал?
- Ничего не наделал. - Мирон провел по лацканам своего пиджака. - Ты насчет того, что весь я измазанный?.. Просто не помню, где-то ходил, далеко, а ночь темная, кусты меня рвали, царапали, кажется, с косогора какого-то скатился. Мокрая глина, скользко. - Он повернул голову в сторону Андрея. - А папа с мамой очень встревожились? Ну конечно. Зря ты меня задержал. Мне надо было самое последнее подумать еще одному. Расчет бы в конторе уже получил. И дома всех успокоил. Пойду я. - Мирон приподнялся, сел. - Хотя пропади они, и деньги эти...
- Да все-таки, что случилось? От Ольги как же ты уезжаешь? Ты ведь хотел ее вчера в наш дом привести. Как невесту. Как жену. Ты с ней поссорился?
- Нет. - Мирон криво усмехнулся. - Ты меня не расспрашивай, трудно мне говорить. Но в городе нашем я не могу оставаться. Понимаешь, мне это все равно что голому по улице ходить. А Ольга... Ну, это меня не касается. Она, что хотела, сделала...
- Что она сделала? Почему ты о ней говоришь как о совсем чужой? Андрею хотелось защитить, оправдать Ольгу, даже не зная, что произошло между ней и Мироном. Ольга, умная, красивая, ласковая, вступит в их семью. И вдруг все рушилось. Рушилась вся их семья, если Мирон уйдет в топографический отряд, потом в армию без желания возвратиться в родной город.
- "О чужой"? - Мирона вдруг взорвало. - Ну нет, чужие так не делают! Он обхватил колени руками, качнулся несколько раз из стороны в сторону. И взгляд у него вновь похолодел. - Я говорил тебе, Андрей, что мысли ее читаю на расстоянии. Что за кувшинками пошел, угадав ее желание. Нет! Это я сам себе и тебе придумывал. Ольга мне в глаза сказала: "Принеси, если любишь". Вроде бы в шутку сказала, но и серьезно: не приду, если не принесешь. И обязательно белых. Место встречи назначила. Точный час. И минуту. А почему на главной улице, я не понял. Может, просто подальше от своего дома, чтобы ее родители нас вместе пока не видели. Она этим и от встреч с моими родителями отговаривалась. "Рано, рано", - всегда говорила. А про вчерашний день сказала: "Вот это наш день". Ты видел, как из дому я уходил, с каким нетерпением. Иду по городу, меня спрашивают: "Где вы нарвали таких красивых цветов?" А я знаю: таких никогда никому не нарвать. Потому что я ходил за этими кувшинками только для нее.
Мирон принялся с корнями выдирать брусничник, отбрасывать прочь от себя. Длинные плети толокнянки, попадаясь ему под руку, трещали и лопались.
- Вот так, вот так у меня хрустели стебли кувшинок, когда я тащил их из воды, - заговорил он снова. И губы у него задергались. - Пришел я. Жду. Ну так ведь и полагается: парню девушку ожидать. Стою на крайчике тротуара под тополем, неловко, все-таки на народе. Почему бы не в городском саду? В тихой аллейке, как всегда. И тут же думаю: подойдет Ольга ко мне, возьмет цветы, вот тогда пусть люди оглядываются. Пусть позавидуют. Такая красота. В цветах. И в ней. Напротив дом двухэтажный с балконом, на втором этаже музыка веселая. Патефон. На балкон дверь распахнута. Тюлевые занавесочки. И смех беспрестанный. Праздничный день! А у меня внутри все дрожит, не меньше часа стою да взад-вперед прохаживаюсь. Ведь точные минуты даже были назначены! с тоской вырвалось у него. - Кувшинки от горячих рук никнуть начинают уже... И тут подходит ко мне девчонка, нарядная, завитая, зубки скалит, потрогала цветы: "Молодой человек, подарите". Не жалко. Но ведь для чего же я за ними ходил, для чего здесь стою? Понимаешь, символ эти цветы. Не могу я кому попало раздаривать. А она как цыганка пристала, клянчит и клянчит, понимаешь, в знакомые набивается. Не дал я.
Только она отошла, с другой стороны подходит вторая. Тоже нарядная, с такой же самой улыбочкой: "Молодой человек, подарите цветочек". Сговорились? И от этой отделаться никак не могу, за мной следом ходит. Думаю, а если сейчас Ольга появится? Как все это поймет? Комедия какая-то. Противно! Ушла и эта девчонка все-таки. Третья! И с тем же вопросом. Смешно ведь, Андрей? Ух, как смешно, если со стороны посмотреть! Сам бы я тоже, наверно, задохнулся от смеха. А когда я со светлым чувством пришел, стою, ожидаю... ну судьбу я свою ожидаю!.. Какой же мне смех?
Он застало отмахнул волосы со лба. Сцепил пальцы так, что они хрустнули. Андрей боялся его перебить. Мирону тяжело, в своем рассказе он приближается к чему-то очень серьезному.
- А за третьей четвертая. Пятая... И тут уже твердо понял я: разыгрывают. Пятой подошла как раз та самая, что подходила первой. А я, наверно, часа два в душевной муке терзаюсь, Ольги все нет и нет. И хотя дразнят меня эти девчонки, как мне уйти? Разве я знаю, почему она задержалась? Мысли на расстоянии. Мерещится мне, что Ольга из дому почему-то не может вырваться и так же, как я, страдает... - Мирон перевел дыхание, трудно сглотнул слюну. - Нагрубил я со зла этой, пятой. А она словно бы и обрадовалась, веселится, хотя вокруг нас люди уже собрались, кто просто посмеивается, кто и еще керосинчику в огонь подливает. Андрей, слезы брызнули у меня, такое позорище. - Он долго не мог выговорить ни слова. Пересилил себя: - Понимаю, нужно уходить мне, быстрей уходить, потому что иначе вовсе сорвусь... А музыка в доме напротив играет, играет, и хохот там еще сильней. - Он опять остановился: - Поднял я глаза. Занавеска на балконе ветром откинута, а за ней, в глубине, вижу, стоят все эти девчата, что приходили ко мне...
- Так надо бы их... - начал Андрей.
- Постой... И вместе с ними Ольга. Отпрыгнула в сторону, да все равно на виду. Там тесно, спрятаться некуда. Давно мне казалось, что слышится ее смех, но я казнил себя за это. А тут... Они своей компанией веселились, под музыку танцевали и сколько, не знаю, времени надо мной потешались. Андрей, ну зачем же такое? Лучше бы она в первый день, когда мы с ней в сад пошли и мне ее руку никак отпускать не хотелось, лучше бы тогда она по лицу меня ударила и на этом все кончилось! Она же видела, понимала, что я без нее уже совсем не могу. И вот... Зачем, ну зачем так жестоко? С таким издевательством?
На ветку ближней к ним березки опустилась комочком вертлявая желтая птичка. Быстро схватила какую-то живность, жука или гусеницу, и, трепеща короткими крылышками, пробилась сквозь густую листву к свободному вылету. Андрей сидел в растерянности. Что он понимает в жизни? Что посоветовать он может Мирону? Да Мирон и не ждет никаких советов, он все уже сам решил. А правильно ли решил? Ну посмеялась Ольга вправду очень жестоко, да, может, не сообразила сразу, что так смеяться над человеком нельзя, а теперь и сама себя клянет за это. Надо бы с ней объясниться. Зачем же сразу из дому навсегда уходить? Будто не Ольга зло причинила Мирону, а Мирон перед ней виноват. Он несмело сказал об этом вслух.
- И вообще, одна она, что ли, на свете? - добавил Андрей.
- Не одна, две их, - глухо проговорил Мирон, - в этом и дело. От позора надо мне уйти. И еще уйти от одной Ольги - я тебе не все сказал, Андрей, той Ольги, которая меня целовала и женой моей себя называла. В наш последний с ней вечер в саду. Не я, Андрей, нет, она начала. А губы и сейчас у меня горят. Первый раз я целовался. Ты, Андрей, этого еще не знаешь. А я в тот вечер не только за кувшинками на озеро, я бы на скалу отвесную влез, я бы в пропасть любую прыгнул, хоть и разбиться, только бы еще и еще она меня целовала. Не знаю, какая к другим людям приходит любовь, ко мне такая пришла. И справиться с ней я теперь не могу.
- Так если ты любишь...
- Я Ольгу эту, эту люблю. А ее больше нет. Есть другая Ольга. Которая издевалась над моей любовью. Я от первой должен уйти, тогда и она уйдет вместе со мною. Будет в мыслях моих. До конца жизни. Светлая, чистая. А останусь, пусть даже объяснились мы и женился бы я на второй Ольге, любить я ее, вторую, уже не смогу. Только Ольгин веселый смех с балкона и злую музыку слышать буду. Значит, и видеть ее мне не надо. Первую Ольгу вторая - Маша или Наташа - мне все равно не заменит. Все я обдумал сто раз.