Страница 4 из 80
Зимовье было наполнено дурманом промозглой, тяжкой духоты. За стеной, снаружи, беспокойно ржали голодные кони. От окна узкой, жалящей струей полз, обжигал ноги морозный воздух. В углах избы потрескивали бревна.
- Боже мой... боже!.. Воздуху!.. Воз-духу!.. - Тимофея полоснул по сердцу отчаянный вскрик. - Дверь... Дверь... Да откройте же скорее...
Это жена капитана Рещикова металась в тяжелом тифозном бреду. С нею рядом спали Виктор и Людмила. Наверно, их тоже вот-вот свалит страшная хворь.
Тимофею не спалось. Он лежал и думал.
Куда бегут эти солдаты, усталые, злые, обмороженные? Они все повторяют с тоскливой надеждой: "В Маньчжурию". Но ведь это чужая земля!
И Тимофею припомнились рассказы матери об отце... Беглый каторжник, "бунтовщик", наказанный царем, сражался на сопках этой самой Маньчжурии, как русский солдат за русскую землю. Он, Тимофей, как и отец, никогда не побежал бы с родной земли, не подчинился бы никакому приказу.
Потом он думал, а хорошо ли он сам поступил, припрятав у себя за пазухой тетрадь капитана Рещикова? Как не считай - украл. В жизни своей он не крал ничего. Ложь и воровство мать ненавидит больше всего на свете. Как он покажет ей эту тетрадь? Надо положить обратно на стол... А если тетрадь та самая книга, которую, говорил Виктор, пишет его отец? Из нее можно будет узнать, как из свинца делать золото. Все равно капитан Рещиков где-нибудь потеряет тетрадь. Он в бреду, ничего не помнит...
Холод от окна полз по ногам, забирался под одежду. Тимофей привстал, перепоясался. Не помогло. Печку, что ли, затопить? Дрова еще остались, хорошие, сухие. Огниво и трут в кармане...
Стараясь ступать осторожно, Тимофей пробрался к печке, высек огонь. В неровном свете Тимофей вновь увидел капитана Рещикова, лежавшего у стола. Рядом с ним вповалку спали солдаты. Кто они? Враги! Но какой же враг капитан Рещиков? Просто хороший человек, попавший в беду. Тимофей обещал ему: "Выведу". Капитан надеется, верит.
А солдатам теперь наплевать на капитана. Они, если хоть чуточку и слушались его, так только потому, что тот помогал им быстрей удирать. Когда утром Тимофей выведет их на твердую дорогу, а капитан будет лежать в бреду или того хуже - мертвый, солдаты бросят его на тракте: он им больше не нужен. Вот Куцеволов со своим отрядом карателей еще днем дал ходу. Только его и видали...
3
Дрова в печи разгорелись быстро. От сильной тяги постукивала дырявая железная дверца. Словно красные птицы, заметались по избе огненные отблески. Жгучий жар был приятен.
Снова тонко, пронзительно закричала жена капитана Рещикова:
- Боже мой. Андрюша, помо-ги-и!.. Помо-ги-и-и!..
Угловато взмахивая руками, она пыталась встать. Приподнималась на колени и падала.
Проснулись Виктор и Людмила. Девочка потянулась к матери, заплакала:
- Мамочка моя! Мама!
Цепляясь за дочь, женщина поднялась на ноги. Теперь мать и дочь стояли рядом, озаренные беспокойными сполохами пламени, бьющегося в печи. Зашевелились разбуженные криками солдаты.
Встал Виктор. Пошатываясь от слабости, он все-таки поддерживал мать. Его темные узко посаженные глаза на иссиня-бледном лице вдруг налились страхом. Тонкие губы искривились в беззвучном крике. Тимофей повернул голову и увидел капитана Рещикова. Хватаясь одной рукой за стол, другой он наводил револьвер на свою жену. Прогремел выстрел, багровый клин слепящего огня прорезал полутьму.
- Конец!.. Всему конец...
Будто раскалывая стены зимовья, раз за разом грянули еще два выстрела.
Женщина, подломившись в коленях, оседала, заваливаясь на бок. А вслед за ней, развернувшись вполоборота, упала Людмила. Блики пламени промелькнули у нее на зубах, но выступившая кровавая пена тут же их погасила.
Виктор отпрянул от стены, в страхе прижался к Тимофею. Выстрел, просверливший пулей печную трубу, заставил упасть и его.
- Папа... Не убивай!
Капитан Рещиков выстрелил опять. Теперь в Тимофея. И снова промахнулся. Пуля тупо ударилась в камни, на которых стояла железная печь.
- Прости меня, Верочка! - исступленно выкрикивал Рещиков, стреляя снова и снова. - Прости меня...
Поднялась суматоха. Вскочили солдаты, испуганно хватая лежавшие рядом с ними винтовки. У стола завязалась борьба.
Тимофей с трудом протиснулся между солдатами, выбежал из зимовья. Привязанный к головкам саней, Буланка встретил его прерывистым жалобным ржаньем. Он весь, словно толстой попоной, покрылся залубеневшим белым инеем. Кони выгрызли в санях все до последней соломинки, и теперь чемоданы, узлы лежали только припорошенные снегом.
Со стороны Московского тракта по-прежнему доносился непрерывный гул: двигалась большая, отступающая армия.
В зимовье сухо щелкнул револьверный выстрел. Видимо, капитан Рещиков продолжал борьбу, не давая себя осилить солдатам.
Тимофей торопливо завел Буланку в оглобли. Успеть бы отъехать, пока не хватились. Пешим солдатам его не догнать. А если начнут запрягать своих лошадей...
Он повалился в сани, хлестнул Буланку вожжами. Конь медленно побрел по рыхлому, глубокому снегу.
"Не ускачешь на нем, ежели что, - в тревоге подумал Тимофей. Надсадился. Ноги совсем не поднимает, еле волочит. А тут еще поклажа..."
Тимофей остановил Буланку, натужась наклонил сани - вывалил прямо на снег весь скарб капитана Рещикова.
Косая полоса красноватого света позади него вдруг озарила тайгу. Словно шагнули вперед кряжистые, черные сосны. Распахнулась дверь зимовья, выбежал Виктор, как был в избе - без шапки, в пальто, надетом на одну руку. В другой руке моталась у него отцовская кожаная сумка.
- Эй! Иди сюда! - негромко окликнул Тимофей.
Разве он мог бросить Виктора одного здесь, среди этих разъяренных солдат, среди врагов?
- Садись. Скорей. Пока не заметили...
- Ты куда? - Виктор, задыхаясь, подбежал к Тимофею. Не решаясь сесть в сани, он шагал рядом, держась за отводину. - Почему уехал? Остановись.
Виктор схватил вожжи, потянул их на себя, пытаясь остановить лошадь. Он спотыкался в глубоком, сыпучем снегу, прерывисто всхлипывал от отчаяния.
- Поедем к нам. - Тимофей рванул Виктора за руку, втащил в сани. Молчи...
- Нет! - испуганно вскрикнул Виктор. - Там же папа! Они его убьют...
- А он тебя убьет. Он же и в тебя стрелял!
- Папа больной... Он не помнил, что делал. - Виктор захлебывался слезами. - Там Люда... мама. Может, они еще живы. Остановись... Ты должен! Там кровь. Я боюсь... Они убьют папу. Куда я тогда?
На сдавленные вскрики Виктора тайга отзывалась глухим, осторожным эхом.
- Слушай! - зло сказал Тимофей. Он навалился всем телом на Виктора, заломил ему руки. - Молчи! Не то придушу. Едем к нам. Больше некуда. И молчи. Молчи!
Он на разные лады вбивал в уши Виктору эти слова, томясь жалостью к нему. Убеждал, что иного пути нет, что они оба погибнут, если вернутся сейчас в зимовье. А Виктор не слушал Тимофея и все пытался выскользнуть из-под него.
В борьбе Тимофей не заметил сразу, что сани стоят на месте. А когда это понял - увидел, как Буланка, будто кланяясь, повалился на передние ноги, судорожно ткнулся мордой в снег.
- Буланка! - Тимофей, оставив Виктора, выскочил из саней, кинулся распускать супонь на хомуте. - Буланка, я сейчас...
И с ужасом сообразил, что все напрасно. Ломаясь, затрещала оглобля. Дуга задралась концами вверх...
Тимофей стоял потупясь. Ему тяжело было глядеть, как мучается Буланка.
Но ждать нечего. Идти пешком? В ночь, в таежную глушь, в палящий мороз? А что делать? Надо уходить скорее, скорее...
- Идем, - сказал Тимофей, наклонясь к Виктору. - Мы же пообещали быть как братья. Ну?
- Нет, вернемся. - От холода у Виктора постукивали зубы. - Я не могу...
- Тогда уйду один, - с угрозой сказал Тимофей. - Нельзя нам здесь оставаться. Возьми мою шапку.
- Нет...
- Ну, как знаешь, я пошел, - сказал Тимофей.