Страница 3 из 5
За окном завывал ветер, и ветви дерева изредка постукивали о решетку. Внезапно Анабеев уловил в этих беспорядочных звуках что-то целенаправленное, и почти сразу после этого раздался металлический скрежет и звон разбитого стекла. Даже не глядя на окно, Анабеев понял, в чем дело. Каждым волоском своим он почувствовал близость смерти, но именно это обстоятельство и помогло ему. Анабеев напрягся, соскочил с постели и встал лицом к окну. Вид младенца, разрывающего руками толстую металлическую решетку, был настолько страшен, что Анабеев невольно попятился к двери.
Сердце у него даже не колотилось, оно замерло, притаилось, боясь неосторожным движением посеять панику и тем самым обречь Анабеева на гибель. И все же нервы у него не выдержали. Ощутив спиной дерево, Анабеев со всей силы забарабанил по двери кулаками и закричал.
Как карандаши, сыпались вниз металлические прутья.
Разделавшись с решеткой, малыш выдавил ручонками стекло и шагнул на подоконник. На пол полетели мелкие окровавленные осколки, и в тот момент, когда Анабеев закричал, малыш спрыгнул с подоконника. Очутившись на полу, он присел, приподнял окровавленные руки и, как кузнечик, прыгнул. Анабеев успел даже разглядеть его бессмысленное неживое выражение лица, провалившийся маленький ротик с оттопыренной нижней губой и нескладное длинное тельце с вспухшим животом и куриными ребрами.
Анабеев резко отпрыгнул в сторону. Как и в первый раз, он услышал треск дерева, а обернувшись, увидел застрявшего в двери ребенка. Тот неумело и медленно помогал себе руками, раздирая толстые доски, как картон.
Не раздумывая ни секунды, Анабеев, как был в белом больничном белье, кинулся в развороченное окно.
Пролетев два этажа, он неудачно приземлился на левый бок, но не почувствовал боли, вскочил и побежал к забору. Сзади послышался негромкий шлепок, но Анабеев уже перемахнул через забор и выскочил на дорогу.
Впереди, метрах в двухстах стоял жилой дом, но тут Анабеев вдруг со всей ясностью понял, что он не успеет добежать, а даже если бы и успел, дом этот ему не защита.
III
Машина едва успела затормозить. Она проехала несколько метров юзом и встала. Водитель со свирепым лицом хотел было "вложить" идиоту в исподнем, но Анабеев рванул на себя дверцу, вскочил в автомобиль и хрипло закричал:
- Гони! Скорее! Гони, если хочешь жить!
У шофера не было времени на то, чтобы оценить ситуацию. Прямо над ним нависал сумасшедший со страшным ободранным лицом. Кроме того, вопль Анабеева оглушил шофера, и тот, моментально включив скорость, нажал на акселератор. Машина рванулась, повиляла по мокрому снегу и понеслась вперед.
- Ты видел?! - заорал Анабеев на ухо водителю.Видел?! Еще бы немного и нам каюк! Он перелез через забор. Видел?!
Шофер непонимающе замотал головой. Втянув голову в плечи, он обернулся, посмотрел на сумасшедшего и испуганно спросил: - Куда тебе?
- Гони, шеф! - со зверским лицом ответил Анабеев.
В облике его появилось что-то удалое, чертовски наплевательское. Глаза горели шальным огнем, и если бы не потолок, выбрался бы Анабеев на крышу и погнал бы со свистом и гиканьем плененный автомобиль по захламленным пустырям и заброшенным стройкам.- Гони-и, шеф, если жить хочешь! - хохоча, кричал Анабеев.- Он прыгает, как кузнечик! Так башка и отлетит!..
Не зная, что делать, шофер оттянул кроличью шапку подальше на затылок и прибавил газу.
- На Таганку, на Таганку давай,- вдруг осенило Анабеева.- К ведьме этой. Пусть он там меня поищет, у своей мамочки.- Прильнув к заднему стеклу, Анабеев забормотал что-то о смерти, а водитель резко крутанул руль, затормозил у входа в милицию и быстро выскочил из машины.-Куда, дурак?-закричал Анабеев.- На кладбище захотелось?
Но водитель не слышал его. Сорвав с головы шапку, он нырнул в подъезд и захлопнул за собой дверь.
Анабеев ловко перелез на место сбежавшего шофера, но в замке зажигания не оказалось ключа. Чертыхаясь, Анабеев выбрался из машины. Сообразив, что милиция ничем не сможет ему помочь, он бросился в темный двор.
Только сейчас Анабеев почувствовал сильную боль в левом боку и холод. Голые ступни обжигал едва выпавший снежок. На теле не было такого места, куда бы ни проникал ледяной пронизывающий ветер. Больничное белье полоскалось на Анабееве, прилипало то к спине, то к животу, и от этого ему становилось еще холоднее. Все больше и больше припадая на левую ногу, Анабеев вдруг подумал, что бежать ему некуда. Микрорайон представлял из себя относительно ровную местность, припорошенную снежком. Кое-где торчали блочные высотные дома, да чудом уцелевшие одинокие деревья. Анабееву захотелось кричать, рвать на себе рубашку и волосы.
Ему опять стало страшно до слез. Превозмогая боль, скуля и подпрыгивая, он побежал вдоль дома, обогнул его и заскочил в подъезд. Здесь он немного отдышался, затем осторожно выглянул на улицу и, убедившись, что его никто не видел, заковылял к лифту.
Поднявшись на последний этаж, Анабеев полез дальше, на чердак. Там, у машинного отделения лифта он, наконец, остановился. Что делать дальше, Анабеев не знал. Он так замерз и зубы его так лязгали, что в этот момент он не смог бы выговорить даже "мама". В боку пульсировала почти невыносимая боль, но голова была свежей. "Как же он нашел меня в больнице? - с отчаянием подумал Анабеев.- Значит, он найдет меня и здесь.
Ну что я ему сделал?" И тут Анабеева осенило, и он с ужасом проговорил: "Сын! Он мой сын!". Обессилев, Анабеев опустился на цементный пол. Мысль о том, что это маленькое чудовище его сын, почему-то сразу успокоила Анабеева. Может, сказалась сильная усталость, навалившаяся сразу, как только он расслабился, а может, он уже достаточно свыкся с ролью жертвы. Сейчас Анабееву хотелось только одного - согреться и уснуть. Перебравшись поближе к отопительной батарее, он прижался к ней спиной и закрыл глаза. В памяти тут же возник образ кузнечика, но Анабееву не сделалось страшно. Наоборот, он попытался представить это жалкое существо во всех подробностях, рассмотреть как следует этого маленького ведьменка.
Засыпая, Анабеев услышал, как лифт поехал вниз, а потом обратно наверх. Затем на последнем этаже из лифта кто-то вышел. Анабеев услышал шепот и осторожные шаги. Уже привыкнув убегать, и теперь все равно от кого, Анабеев напрягся и, превозмогая боль в боку, встал на четвереньки. Эти кто-то поднимались на чердак. Не дожидаясь их, Анабеев прополз в низкую чердачную дверцу, встал на ноги и добрался до следующей дверцы.
Он пролез в нее и очутился в соседнем подъезде, но преследователи уже были рядом. Анабеев слышал, как они чертыхались в темноте, каких-нибудь метрах в пяти от дверцы.
Прыгая через три ступеньки, Анабеев побежал вниз.
Он не соображал, куда и зачем бежит. Он делал это автоматически, потому что жизнь или судьба решили, что отныне он, Анабеев, должен бежать и бежать ото всех, не зная, где его ждет остановка, которая, может быть, даже будет последней.
Выскочив из подъезда, Анабеев увидел милицейскую машину и рядом с ней двух милиционеров. Он бросился в противоположную сторону и услышал, как у него за спиной взревел двигатель, завизжали автомобильные шины, и кто-то закричал:
- Он здесь, здесь!
Неожиданно прямо перед Анабеевым появился еще один милиционер. Он раскинул руки и, как борец, двинулся на беглеца. Не сбавляя скорости, Анабеев понесся прямо на милиционера и тот, видимо, испугавшись страшного вида Анабеева, отскочил в сторону.
Никогда в жизни Анабееву не приходилось так быстро бегать. Он летел вперед через газоны и клумбы, через дворы и подворотни, перепрыгивал через низкие и перелетал через высокие заборы. Ему самому казалось, что он едва касается ногами земли, и было что-то упоительное в этом сумасшедшем животном беге. Анабеев совершенно перестал ощущать тело. Оно само несло его, рассчитывая длину шага или прыжка, и делало это с такой безукоризненной точностью, что Анабеев как бы наблюдал за собой со стороны, не переставая восхищаться собственным телом.