Там, где обитает зло

Глава 3.

В доме мельника, на кухне, лежал на соломенной подстилке дядя Рауль, укрытый до самого подбородка овчиной. У него были совсем седые волосы и борода и исхудалое лицо, похожее на череп, туго обтянутый кожей. Он спал, и веки его были как тонкие листки пергамента.

– С тех пор как Жан его принес, он так и лежит, – сказала жена мельника. – Никогда еще не видела такого измученного человека. Я хотела было дать ему бульону, велела Жану его подержать, но он так и заснул с ложкой во рту.

– А где сейчас Жан?

– Пошел наверх – посмотреть, не надо ли чем помочь. Я уговаривала его не ходить, уж очень тропа крутая. Разве вы его не встретили?

– Нет, – сказал Харкорт. – Наверное, он пошел другой тропой, что ведет к замку, а мы ехали из аббатства. Иоланда узнала, что я там, и прибежала мне сказать. Дедушка пришлет людей, чтобы перенести его домой.

– Можно и здесь его оставить, – сказала жена мельника. – Хлопот с ним не так уж много, а будить его просто грех. Пусть отдохнет. Бедняга, ему, видно, сильно досталось.

– Спасибо, – ответил Харкорт, – но там, в замке, его ждет дедушка. Он, наверное, и не надеялся когда-нибудь повидать дядю Рауля: столько времени от него не было вестей. Хотя, если вспомнить, он никогда не давал о себе знать, когда уезжал. Старику, должно быть, не терпится снова его увидеть. И матери тоже. Она сейчас, скорее всего, хлопочет изо всех сил, чтобы приготовить ему комнату и настряпать еды по его вкусу…

– Матушка по-прежнему в добром здравии? – спросила жена мельника. – И старый господин тоже? Вы всегда были так добры к нам. Помню, твой дедушка сразу предупредил нас, когда из-за реки пришла Нечисть. Только потому мы и успели вовремя укрыться в замке…

– Если Жан и был нам чем-то обязан за это предупреждение, он уплатил свой долг сполна, – прервал ее Харкорт. – Он храбро бился на стенах. Там его и ранили. Нам не хватало таких людей, как он.

К ним подошла Иоланда с высокой кружкой в руке.

– Прошу тебя, мой господин, – сказала она, – выпей глоток нашего эля, хоть он и не ахти как хорош.

– Почему не ахти как хорош? – отозвался Харкорт. – Если память мне не изменяет, эль у Жана всегда получается замечательный.

Он взял кружку и поднес к губам. Эль был действительно замечательный. Харкорт внимательно посмотрел на дядю, который спал, что-то бормоча во сне и шевеля пальцами.

– У нас есть время, пока не придут люди из замка, – сказал Харкорт Иоланде. – Ты не покажешь мне свои работы?

– Это будет для меня большая честь, мой господин, – ответила она.

Харкорт допил эль, поставил кружку на стол и вышел вслед за Иоландой.

Солнце, клонившееся к западу, светило тепло и ласково. Его лучи играли на поверхности реки, которая бурным потоком неслась мимо, приговаривая что-то низким, уверенным голосом, какой всегда бывает у больших рек. Едва заметный тонкий аромат диких лесных цветов, которыми были усеяны тенистые места под деревьями, плыл над поляной, где стояла мельница и домик мельника. Приятное место, подумал Харкорт. Хорошо бы побыть здесь некоторое время – полюбоваться на реку, послушать, как она шумит, насладиться этим цветочным ароматом.

Иоланда повела его за мельницу, к сарайчику, который стоял поодаль, ниже по реке. Его стена, обращенная на юг, была доведена только до половины высоты, чтобы внутрь проникало побольше света.

– Вот этот широкий карниз, – сказала Иоланда, – для того, чтобы туда не попадал дождь, а здесь проходит воздух, чтобы дерево лучше сохло.

Она открыла дверь и, отступив в сторону, жестом пригласила Харкорта войти. Он перешагнул через порог и замер от удивления.

Вдоль стены сарая стояло множество прислоненных к ней резных фигур во весь рост – одни были еще недоделаны, другие показались ему вполне законченными. На полках теснились деревянные головы – и человеческие, и изображавшие каких-то неизвестных ему чудищ. Были там и не только головы: вырезанная на доске роза, обвитая виноградной лозой, несколько лошадок, кошка с котятами, вол, запряженный в повозку, и человек, погоняющий вола. Но больше всего было голов.

– Подходящее дерево найти не так просто, – сказала Иоланда. – У каждой породы свои причуды. Лучше всего вишня и орех, только хорошие ореховые деревья попадаются редко. Дуба здесь много, но дуб трудно обрабатывать, и он крошится. Годится и мягкая древесина, но она плохо принимает полировку.

На одной из полок в углу стояла горгулья, такая безобразная и страшная на вид, что казалась почти прекрасной. У нее была огромная клыкастая пасть, занимавшая полморды, дряблые толстые губы, раздутые ноздри и уши, как у нетопыря.

– Одного я не могу понять, – сказал Харкорт. – Как ты ухитряешься выдумывать такие фигуры? Вот эту горгулью, например.

– В аббатстве есть каменные горгульи, – отвечала она. – Аббат Гай позволил мне разглядеть их как следует. Там кое-где есть и другие фигуры, их там много.

– Наверное, есть, – сказал Харкорт. – Я об этом как-то не подумал. Должно быть, просто никогда не обращал на них внимания.

– Я их рассматриваю, – продолжала Иоланда, – и запоминаю. А потом сама кое-что в них меняю. Я хочу, чтобы они были как живые. Как настоящие. Вон та горгулья, на которую вы смотрите, – это ведь чудовище, но я старалась, чтобы оно жило и дышало. Пока я ее вырезала, я разговаривала с ней и воображала, будто она мне отвечает. И старалась сделать так, чтобы было похоже, будто она может отвечать.

В дверь заглянула жена мельника.

– Твой дядя проснулся, – сказала она. – Пытается что-то сказать. Выговорил несколько слов, только так неразборчиво, что я ничего не поняла.

– Иду, – сказал Харкорт, шагнув к двери.

На кухне он опустился на колени рядом с подстилкой.

– Дядя Рауль, – позвал он.

Тот открыл глаза.

– Чарли? Чарли, это ты?

– Я, дядя. Я пришел, чтобы забрать тебя домой. Дедушка в замке, он тебя ждет.

– Где я, Чарли?

– На мельнице. У Жана-мельника.

– Значит, я на нашем берегу?

– Конечно. Тебе нечего опасаться.

– Я уже не на Брошенных Землях?

Харкорт молча кивнул.

– Хорошо, – сказал дядя. – Очень хорошо. Наконец-то я в безопасности.