Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 33



"А не кроется ли ответ здесь, - думал Лэнсинг, - в этом мире, где я сижу у костра?" Быть может, именно за этим он и призван - чтобы охотиться за ответом, буде такой существует? А если и существует - сумеет ли Лэнсинг распознать его? Даже дойдя до предела познания - поймет ли он это?

Испытывая отвращение к самому себе, он попытался очистить сознание от одолевающих мыслей, но они отказывались покидать его.

По пути они наткнулись на стоянку ушедшей вперед троицы: кострище покрыто холодной золой, валяются сырные корки, разорванная упаковка от крекеров, на земле темные пятна выплеснутой кофейной гущи.

Погода держалась хорошая. Время от времени с запада наползали тучи, но и те, не пролив ни капли дождя, скоро рассеивались. Теплое солнце светило все так же ярко.

На третью ночь Лэнсинг внезапно очнулся от крепкого сна и с трудом сел, преодолевая пытавшуюся повалить его силу.

При свете мерцающих всполохов костра он разглядел стоящего над собой Юргенса. Робот все еще цеплялся в его плечо и шикал.

- Что такое?

- Это мисс Мэри, сэр. С ней что-то не в порядке, вроде как приступ.

Лэнсинг обернулся, чтобы взглянуть. Мэри сидела в своем спальном мешке, напряженно выпрямив спину. Голова ее была закинута назад, словно она разглядывала небосвод над собой.

Лэнсинг выпутался из спальника и встал на ноги.

- Я пытался с ней заговорить, - сообщил Юргенс, - но она ничего не слышит. Я несколько раз спросил, в чем дело, не могу ли я чем-нибудь помочь.

Ленсинг стремительно подошел к ней. Тело Мэри напоминало камень. Она напряженно выпрямилась, будто сжатая в невидимых тисках.

Лэнсинг склонился к ней, взял ее лицо в ладони и мягко сжал его.

- Мэри! Мэри, что случилось?

Она не обратила на него никакого внимания.

Он дал ей пощечину, потом другую - мышцы ее лица расслабились и затрепетали. Она сжалась, протянув руки к Лэнсингу - нет, не к нему, понял Лэнсинг, а к кому-то другому.

Обняв Мэри, он осторожно прижал ее к груди. Ее прошила бесконтрольная дрожь, потом Мэри начала негромко сдержанно всхлипывать.

- Я сделаю чаю, - сказал Юргенс, - и разведу огонь пожарче. Ей нужно согреться - и внутри, и снаружи.

- Где я? - прошептала Мэри.

- Ты здесь, с нами. Ты в безопасности.

- Эдуард?

- Да, это Эдуард. И Юргенс. Он приготовит тебе чаю.

- Я проснулась, а они склонились надо мной, они смотрели на меня.

- Тише, успокойся. Отдохни. Расслабься. Не волнуйся. Расскажешь попозже. Все в порядке.

- Да, в порядке, - согласилась она и замолчала. Обнимая ее, Лэнсинг ощутил, как напряжение покидает ее оцепеневшее тело.



Наконец она выпрямилась и отстранилась от него, уселась и взглянула Лэнсингу в лицо.

- Это было ужасно, - сообщила она спокойным голосом. - Я ни разу не была так напугана.

- Теперь все кончилось. Что это было... дурной сон?

- Не просто сон. Они были там по-настоящему, висели в небе, склонились с неба. Дай, я выберусь из мешка и пойду к огню. Ты сказал, Юргенс заваривает чай?

- Он уже настоялся, - откликнулся Юргенс, - я налил. Если не путаю, вам две ложки сахара?

- Верно, две ложки.

- А вам налить чашечку? - спросил он у Лэнсинга.

- Будь так добр.

Мэри и Лэнсинг уселись рядышком у костра, а Юргенс присел сбоку на корточки. Пламя уже охватило подброшенные Юргенсом в костер дрова, костер разгорелся. Некоторое время они в молчании потягивали чай. Наконец Мэри сказала:

- Я не отношусь к числу ваших пугливых дамочек. Ты знаешь об этом.

- Конечно, знаю, - кивнул Лэнсинг. - Ты можешь быть крепкой, как кремень.

- Я проснулась. Пробуждение было легким и приятным. Меня никто не вырывал из объятий сна. Когда я пробудилась, я лежала на спине, и потому глядела прямо в небо.

Она отхлебнула чаю и помолчала, словно заставляя свой дух укрепиться для того, чтобы продолжить рассказ. Потом поставила чашку на землю и повернулась к Лэнсингу лицом.

- Их было трое. Трое - то есть, мне так кажется. Может, и четверо. Просто три лица - ни следа остальных частей тела - только лица. Большие лица. Намного больше человеческих, хотя я уверена, что это были люди. Они выглядели людскими - три больших лица в небе, заполнившие собой половину небосвода, они глядели на меня. А еще я подумала, как глупо считать, что я вижу лица. Я поморгала, решив, что у меня разыгралась фантазия, и они исчезнут. Но когда я проморгалась, я увидела их даже отчетливей.

- Спокойно, - придержал ее Лэнсинг. - Не торопись.

- Я спокойна, проклятье, и не тороплюсь. Ты думаешь, что это галлюцинация, не так ли?

- Нет, - возразил он. - Раз ты говоришь, что видела их, значит, так оно и было. Я же сказал, что ты - как кремень, а?

Юргенс подобрался поближе и долил им чаю.

- Спасибо, Юргенс, - кивнула Мэри. - Ты сделал чудесный чай. - И продолжала: - В лицах не было ничего плохого, ничего ошарашивающего. Теперь, вспоминая их, я вижу лишь обычные человеческие лица. Один был с бородой. Он был молод, а двое других были стариками. Я же говорю, в них не было ничего необычного - во всяком случае, поначалу. А потом это начало просачиваться в меня. Они пристально, с интересом разглядывали меня. Вроде того, как разглядывают мерзкое насекомое, какую-то отвратительную тварь, некую новую форму жизни. Словно я не была живым существом, а лишь вещью. Вначале мне показалось, что они смотрят на меня с неким подобием сострадания, но потом я поняла, что это не так - скорее это было смесью презрения и сожаления, и вот сожаление-то и ранило больней всего! Я чуть ли не читала их мысли. Боже мой, они думали, мол, вы только поглядите! А потом, а потом...

Лэнсинг промолчал. Он чувствовал, что пора говорить еще не настала.

- А потом они отвернулись. Они не ушли. Они отвернулись, потеряв ко мне интерес. Словно я была недостойна их внимания, недостойна презрения, пребывала ниже их жалости. Будто я была пустым местом - а вместе со мной и все остальное человечество. Они осуждали нас на небытие, хотя, пожалуй, "осуждали" - сказано чересчур сильно. Мы недостойны даже их осуждения. Мы просто низшие существа, о которых они тут же и позабыли.

Лэнсинг перевел дыхание.

- Во имя Господа, даже не заинтересовались...

- Это верно. Не заинтересовались. Это и потрясло меня больше всего. Эдуард, быть может, моя реакция...