Страница 43 из 44
А теперь - потому ли, что уехал Джим, или потому, что приехала тетушка Алдуте, - увидят краешком глаза боровик, отвернутся - один смотрит, как дятел дерево долбит а другой присел и последние черничинки обирает. Микас хочет, чтоб Гедрюс нашел гриб, его лучший друг и соратник, а Гедрюс, как видно, думает - пускай боровик достанется Микасу, закадычному другу и двоюродному брату Януте.
Ну и набрали же они грибов за весь этот день и следующее утро! Когда тетушка Алдуте увидела в сенях три полных корзины да еще сумку и пластиковый мешок, она даже усомнилась - довезет ли?! Вдобавок мама Гедрюсе накопала для нее большой мешок картошки - тетя ее все нахваливала, мол, рассыпчатая...
- А еще контрабас! - напомнила Расяле, принарядившись, чтобы ехать в город.
Инструмент они решили привязать на крышу машины но тетушка Алдуте объявила шоферу, который тоже на брал для себя целую корзину грибов, что контрабас придется оставить до следующего раза, а наверху лучше при строить мешок с картошкой и корзины две с грибами.
Ох! Услышав это, Расяле даже побледнела. Только что щебетала, скакала, словно сорока, и дразнила Гедрюса а тут вдруг замолчала... Гедрюсу было грустно, что Расяле уезжает, а той, видать, оставить брата и дом - ничего не стоит. Почему же она вдруг притихла?
- Что с тобой? - спросил Гедрюс, видя, что Расяле вот-вот расплачется.
- Контрабас не берут...
- Ну и не берут... Зачем тебе контрабас?
- Да гномы там... - шепнула Расяле. - Они едут к тетушке на всю зиму.
У Гедрюса екнуло сердце: "Видишь, какая скрытная! Ну погоди, сестричка!.."
- До зимы еще сколько времени, - успокаивал он. - Тетушка еще приедет, а пока я о них позабочусь...
- Послушай, Гедрюс, - Расяле стала вертеть пуговицу на его курточке, - ты открой молнию и выпусти их. Хорошо?
- Не волнуйся, сделаю!
- Только не вздумай!.. - погрозила она пальцем. - Не вздумай их ловить, слышишь?
- Да не буду я. Сказал, не волнуйся.
- А я все равно волнуюсь! Поклянись, что ничего им не сделаешь!
- Ладно, клянусь, - буркнул Гедрюс.
- Э-э... Помнишь, как ты мне велел?.. На, земли поешь.
- Да тут гравий. Как же я съем?
- Пошли, возьмем в палисаднике...
Гедрюсу хотелось, чтобы Расяле уехала спокойно, и он сделал все, что она просила: вырвал увядшую гвоздику, взял с корней щепотку чернозема, съел и ушел в избу, чтобы запить клятву водой.
А в избе оказалось, что мама уже успела уговорить сестру оставить грибы, их засолят, а белые высушат в печи. Лучше пускай контрабас берут, Криступас-то ждет его больше, чем грибы. Так и вышло, что грибы оставили, а контрабас вынесли и, на радость Расяле, осторожно привязали на крыше машины.
Проводить гостей пришел и Микас-Разбойник. Он явился, стыдливо пряча за спиной цветы. Это мама уговорила его отнести Расяле три георгина. Увидев у машины такую толпу, Микас застеснялся: как при всех подойти и сунуть цветы?.. Расяле и так уже держит в руке какой-то узелок.
Едва Микас закинул букет на грядку с капустой, как на огород явилась тетушка Алдуте - нарвать укропу. Смотрит - чудесные георгины! Кто же их сюда бросил?
Микас ускорил шаг и увидел Расяле - аккуратно подстриженная, в новом платье, она улыбалась, а к ее щеке прилипла крошка белой булки.
- Знаешь что... - сказал он Гедрюсу. - Выдери мне листочек из тетради и дай карандаш!
- Зачем?
- Надо. Потом скажу.
Гедрюс отвел Микаса в комнату, дал ему все, чего он просил, и велел поторопиться.
Микас-Разбойник, склонив набок голову, чтобы аккуратно выстроились буквы, и крепко сжимая голубой карандаш, написал вот что:
"Расяле!
Ты мне нравишся. Потому шло ты интиресная девочка и хороший товарищ. Напиши мне письмо.
Микас Разб"
Сломался карандаш, а ножика у Микаса не было. Да уж ладно! Он торопливо сложил листок треугольником и выбежал во двор.
- На, - сказал он Гедрюсу, оглядевшись, не видит ли кто. - Передай Расяле...
- Она же читать не умеет!
- Ничего... Она скоро научится. Или Криступас ей прочитает. Да не держи ты на виду! Неси, - поторопил Микас и спрятался за угол.
У машины он появился только когда Расяле и тетушка Алдуте перецеловались со всеми и уселись в "Волгу". Шофер, поставив рядом с собой корзину с грибами, уже заводил мотор. По другую сторону машины стояли отец, мама и кот Полосатик, а с этой выстроились Гедрюс, Микас и Кудлатик. Мама улыбалась и кричала уезжающим:
- Счастливо! Помедленней езжайте!.. Расяле, смотри не балуйся!
Микас украдкой глядел на Расяле, а Гедрюс, подняв глаза на контрабас, мысленно прощался и с гномами. "Не сердитесь, что я... Мудрика держал взаперти... Счастливого пути... Возвращайтесь весной".
И машина - мимо яблони, мимо клена, приседая на рытвинах, чтобы не задел за ветки контрабас, через ямы и колдобины выбралась со двора на проселок. Там попетляла, огибая огороды и картошку, а тетушка Алдуте и Расяле еще раз помахали из окошка оставшимся. Одна держала в руке георгины, а другая крепко сжимала уже раскрытое письмо Микаса-Разбойника.
Дольше всех провожал их Кудлатик. Он бежал за машиной, фыркал и сердился, что глаза и нос забивает противный дым. Наконец и пес притомился, отстал и поплелся домой, размышляя о том, что никто его не будет так любить, как любила своего Кудлатика Расяле.
Во дворе он встретил кота Полосатика - тот был тоже опечален. Заклятые враги разминулись, словно старые друзья: кот приподнял хвост, пес повилял ему в ответ, и они поплелись в разные стороны, чтобы в одиночестве еще раз подумать о Расяле...
Гедрюс и Микас-Разбойник, усевшись во дворе под раскидистой липой, мирно беседовали и чистили грибы, что оставила тетушка Алдуте. (Недаром Микасова мама говорила, что ее сыночек любит работать только в чужом доме...)
- Ну, Живилёк, ты счастлив? - спросил Бульбук, полагая, что ответ может быть лишь один - "Да".
Когда Живилёк вернулся, гномы принялись готовить ему торжественную встречу, но тут выяснилось, что все они перебираются на зиму в город. Встреча обернулась проводами. Были они трогательные и веселые, как вспомнишь, еще сейчас хочется петь. Но все песни они уже перепели вместе с добрыми соседями - Черным Вороном, Ежом и Белкой - и распрощались с ними даже по три раза. Теперь гномы лежали в контрабасе и в полудреме слушали, как, откликаясь на рокот мотора, жалобно гудят струны инструмента. Бульбук спросил, счастлив ли Живилёк, и все притихли, ожидая ответа.