Страница 8 из 28
- Представить страшно, - согласилась учительница труда.
- Когда я их класс выпускала, они у меня с Юговым уже тогда самые наглые были! А ведь к Доновой опять не придерешься, у нее стихи в газете напечатали, а у матери ее вообще целую поэму в "Сибирских огнях".
- Да, теперь придраться сложно, - согласилась Анна Елисеевна.
- Ну ничего, у меня сейчас новый класс, там один левша. Мне родители его сказали: "Вы, Лия Ивановна, его не переучивайте. Пусть пишет и рисует, как он привык!" Но я-то знаю, как надо. Уж я ему растолкую, что к чему!
На улице, у винного магазина, Лиза встретила слегка пьяную Танечку 3отову. Она стояла под козырьком, прячась от дождя, с актером Борей и осветителем Сережей. За несколько лет Танечка Зотова совсем не изменилась, только сморщилась слегка. Она стояла в приталенном пальто с цветными продольными полосами и размахивала сумочкой на цепочке. "Эти актрисы, сколько их ни знаю, всегда одеваться умели", - говорила Инесса про Танечку Зотову. Издалека она походила на небольшой полосатый матрац, перетянутый посередине. Актер Боря ростом был чуть выше Танечки, полноватый, лысоватый, пиво любил. Осветитель Сережа - высокий, скорее длинный, чем высокий, с прозрачным, остреньким личиком. Издалека его можно было принять за отца двоих детей, если бы не Борины залысины. Танечка Зотова с двумя хвостиками, перетянутая в поясе, в сапожках чуть выше щиколотки, и Боря - румяный, с тоненьким голосом - с другой стороны.
- Привет, Лиза! - сказала Танечка, помахивая сумочкой. - Становись к нам, под козырек, а то совсем вымокнешь!
- Какая ты стала! - сказал Боря. - Совсем выросла!
- Мы на рыбалку, - сказал Сережа. - Витю из магазина ждем!
По Ельцовской под дождем шла Антонина Взвизжева. Она еще издалека увидела Лизу с актерами. Антонина постарела, согнулась почти вдвое, и рыжие ее тонкие волосы совсем поседели. Она закричала еще издалека, и поэтому Лиза даже не все услышала:
- Вырасти-то она выросла, а вот повелась - Бог знает с кем! А ты - тоже мне актриса! - и Антонина указала клюкой на Танечку Зотову.
Лиза испугалась скорее по привычке. Она вспомнила, как в детстве Инес-са пела ей на ночь: "Антонина придет, нашу Лизу унесет!" - и вечерами Антонина часто заглядывала к ним в окна: проверить - все ли дома. А сейчас, с другого конца Ельцовской, под дождем, по деревянному тротуару ковыляла несчастная хромая старуха.
- А ты... а ты... - отругивалась на ветру Танечка Зотова.
Но тут из магазина вышел Витя:
- Ну что, ребята, едем, что ли?
На вокзале актер Боря сказал Танечке:
- Мы с Сережей отдельно поедем. Сами по себе. Вы только скажите, где выходить!
В электричке на деревянных сиденьях Танечка Зотова пила водку с Витей. Витя рассказывал:
- Мне один раз в подарок спирту привезли голландского. Я пошел домой, бутылку выронил, а она не разбилась. Я удивился, стал кидать ее об асфальт, а она - хоть бы что. Я подумал: "Что за бутылка такая затейливая!" - и стал ее штопором по дороге ковырять, а спирт весь и вылился...
В тамбуре курили актер Боря и осветитель Сережа. Они говорили что-то друг другу, но даже по движению губ Лиза не могла разобрать их слова, они объяснялись на пальцах, как глухонемые. Потом полненький актер Боря, армянин наполовину, с усами щеткой, вошел в вагон и молча стал предлагать переснятые карты и знаки Зодиака на тоненькой цепочке, а следом уныло плелся осветитель Сережа и на пальцах показывал цену. И когда кто-то из пассажиров переспрашивал цену, Боря показывал на рот и на уши, а Сережа часто кивал, подтверждая, что оба они ничего не слышат и ничего не могут ответить.
- Вот мой дом, - сказал Витя. - У самого берега. Мать жива была, я к ней яблони белить приезжал.
Танечка Зотова с Лизой и актером катались на лодке. Актер Боря сидел на веслах. Греб в камыши.
- Быстрее можешь? - спросила Лиза. И он греб быстрее.
Небо холодной ясности отразилось в воде, и очертания берегов с двух сторон, и деревья на берегах в ржавом золоте. От лодки шла рябь по воде, и в опрокинутом небе дрожали отражения.
Вечером Витя жарил рыбу в муке, по-рыбацки. Рыба ужаривалась, становилась золотистой, как сухой листик. На деревянном столе, наскоро сбитом из трех досок, стояли жестяные кружки, миска с поджаренной рыбой и буханка черного хлеба рядом с открытым перочинным ножом. Небольшая Танечка Зотова сняла свое полосатое пальто и осталось в шерстяном коричневом платьице, почти детского размера. Витя разливал водку из фляжки из-за пояса.
- Походная фляжка, - сказал он. - Моего отца. Он на войне без вести пропал. Сгинул с концами человек, словно его и не было...
Совсем пьяная Танечка Зотова говорила Лизе:
- Я твои стихи в газете видела. Инесса в театре показывала. Я в первый раз на сцену вышла чуть старше тебя, пятнадцати лет, после училища. И сразу - столько надежд! Юность потому что! В Москву, думала, позовут, в ТЮЗ куда-нибудь, прославиться хотела! Сядем, бывало, с мальчиками после спектакля, прямо в гримерной, даже не переодеваемся и все о Москве говорим, о спектаклях модных... Но потом мы все быстро при-мелькались на вторых ролях, даже самые талантливые, и ничего нет, кроме старости и "Красного факела", ни славы тебе, ни Москвы. Но в стихах, я слышала, все по-другому... А славы, Лиза, ведь только по юности хочется, а потом, с годами, привыкаешь...
Тогда Боря подмигнул Лизе карим глазом под круглой бровью, но Танечка, перехватив его взгляд, взвизгнула:
- Даже не думай! Даже и речи быть не может!
Лиза заснула, укрывшись полосатым пальто Танечки Зотовой. Танечка на пару с актером Борей пела тоненько из старого-старого спектакля "Закаты в дыму":
Шахтеры, шахтеры, шахтеры,
Какой благородный пример!
Спустился в опасную шахту
Один молодой инженер...
А Витя, хозяин дома, молча топил печку...
- Где ты шлялась, дрянь? - крикнула Алиса, когда Лиза вернулась домой.
- У бабушки было всю ночь давление, - уныло сказала Инесса. - Врача не вызывали, как всегда...
- Мать рыдала всю ночь! - крикнула Алиса.
- На даче я была. С Танькой Зотовой! - ответила Лиза.
- Мы так и думали! - сказала Инесса Донова. - Антонина вас вчера у магазина видела. У входа в винный отдел.