Никоарэ Подкова

- Ты мазыл? - недружелюбно осведомился дед, упершись тяжелою рукою в грудь вошедшего.

- Да, достойный ратник. Желаю всем вступившим под мою кровлю здоровья и мира. Я ждал, пока вы расположитесь, а теперь хотел бы увидеть вашего господина. Он, кажется, ранен?

- Погоди, пусть сперва выйдет к тебе его милость Александру.

На пороге с протянутой рукой показался Младыш.

- Пожалуй в горенку, радушный хозяин, и прости нас за беспокойство.

- Рад гостям и наипаче рад, что могу послужить вам, - с достоинством отвечал старый Андрей Дэвидяну.

Глаза у него были черные и зоркие. Дед Петря отошел в сторонку, искоса поглядывая на него и пытаясь подать знак Александру.

- Я и его милость Ликсандру будем стоять здесь в карауле, у двери нашего господина, - заговорил он все так же недружелюбно. - А на улице будут стоять в дозоре другие. И уж не прогневайся, хозяин, но служителям твоим по этим сеням не должно проходить.

- С сего часу мой дом - ваш дом, - с улыбкой отвечал старый хозяин.

Александру взял его за руку и подвел к дивану, на котором, устало закрыв глаза, лежал Никоарэ Подкова.

Свечи озаряли его осунувшееся от болезни лицо. После негромкого разговора, прозвучавшего у порога горенки, как шмелиное жужжание, вновь наступила тишина. Словно кто-то толкнул больного: он открыл лихорадочно блестевшие глаза; щеки его пылали.

- Господи владыко, - зашептал он, словно на молитве, и, повернув голову, не сводил глаз с возникшего перед ним видения в образе величавого старца с белоснежными сединами, - смилуйся над смиренным рабом твоим, представшим перед правым твоим судом. Не сдержал я клятвы, данной князю Иону Водэ: недруги моей страны по-прежнему властвуют над ней. Прости меня, владыко, ибо пал я до времени; лет мне от роду всего сорок.

Старик хозяин в первое мгновение оторопел.

- Бредит, - шепнул он Александру.

Дед Петря в ужасе прижал кулаки к вискам; в груди у него похолодело.

- Господи, бился я с ворогами в меру сил своих, - продолжал слабым голосом раненый, - защищал сирых и обиженных и поднял меч против несправедливых властителей, как наказывал старый Штефан Водэ. И был я гетманом на Днепре и вел войну против врагов христианского мира...

Раненый умолк, потрясенный видениями, возникавшими перед ним в бреду. Потом вздохнул и закрыл глаза.

- Надобно до зари спосылать за матушкой Олимпиадой, - шепнул хозяин.

- Честной хозяин, - сказал, очнувшись от своего оцепенения дед Петря. - Прости мне недоверие мое. Я - старый воин, везде привык видеть лишь недругов да опасности, ибо только недруги и опасности были мне ведомы в жизни.

Старый Дэвидяну крепко пожал руку деду Петре и кивком указал на раненого, который вновь открыл глаза. На сей раз глаза у него были ясные.

- Здравствуй, добрый человек, - промолвил он, улыбнувшись хозяину дома. - Снился мне печальный сон - будто я умер. Теперь надеюсь оправиться.

- И не сомневайся в этом, государь, - отвечал старик Дэвидяну.

5. МАТУШКА ОЛИМПИАДА

Незаметно пролетают ночи для нас, молдаван, когда, как зачарованные, слушаем мы старинные предания иль сказки дальней стороны. Даже самые молчаливые воины Подковы - оба жителя Сорок и Тоадер Урсу, закоченевшие в доме Йоргу, - совсем и не заметили, как сокрылась ночная тьма и на востоке над темными лесами забрезжила заря-заряница.

События, про которые рассказывал Йоргу Самсон, произошли много лет тому назад в стольном граде, во дворцовой палате, когда господарь Александру Лэпушняну [Александру Лэпушняну (1552-1561 и 1564-1568) незаконный сын Богдана Слепого] натравил служителей двора на бояр, и отсекли они боярам головы и сложили их грудой на пиршественном столе.

- Думал государь Лэпушняну Водэ искоренить подобным образом алчное лихоимство бояр и козни их против господаря. Появилась с некоторых пор в Молдове зловредная сорная трава, называемая полевицей. Сколько ни режет ее землепашец, не может осилить. Чем больше режет, тем сильнее она плодится. Может, когда-нибудь придумают мудрецы средство, как сделать из пырея добрую траву, а из боярина - человека, либо добьются, чтобы их больше совсем не было. Много терпит земля наша от них. А пока что усладим себя, братья, надеждами да выпьем по чаше терпкого вина с чангэйских [жители нескольких селений в уездах Бакэу и Роман, католики мадьярского происхождения] виноградников Бакэуского края. Дружно живем мы с теми чангэями, хоть другой они веры и другого языка. И они - пахари, вот и живем, как братья. А боярин хоть и одной веры с нами, на нашем языке говорит, но лютый враг народу и господарству. Когда наши люди поднимаются против него, чангэи идут с нами, дабы вырвать того боярина с корнем. А за вино мы платим чангэям по медному бану за два ведра; вот по такому бану, что отчеканен в княжение Иона Водэ и носит на себе изображение государя.

Йоргу Самсон достал из кимира [широкий кожаный пояс с отделениями для денег, табака и т.д.] медную монету времен Иона Водэ и бросил на стол.

- Что ж, хорошо промышляют здесь чангэи, - вставил Тоадер Урсу. - У нас в Нижней Молдове в Текучском крае в дни сбора урожая, бывало, люди выходят из виноградников и задаром угощают приезжих: "Зайдите, православные, выпейте чару, помяните души усопших родителей наших". Так было, когда я уходил бродить по белу свету. А с той поры слышал я, что забрались бояре в наши виноградники и захватили их; пускать, дескать, не раздаривают попусту вино, а то казне убыток - лишается она винного налога.

Рассмеялся Йоргу Самсон.

- Виноградари-то платят подати, а бояре нет.

На пороге показалась жена управителя. Видно, что встала с левой ноги - лицо недовольное. Подоткнув за пояс подол катринцы [домотканная шерстяная юбка], она протерла глаза, чтобы отогнать сладкий сон, затем поправила на лбу косынку из тонкого шелка.

- Ай запамятовал, Йоргу, - заговорила она нежным певучим голосом, что решили мы теленка зарезать к обеду?

- Не запамятовал, - возразил Йоргу. - Дай бог тебе здоровья, управительница Мария; теленок уже освежеван и висит в каморе.

- А не позабыл, что надобно ехать в Филипены за матушкой Олимпиадой?

- Вот о том-то позабыл, Мария; вижу - ты мне добрая жена.

- Его милость дьяк Раду готов. Конюх Павэл Потроник уже запряг коней в телегу. Не пойму только одного: чего ты, Йоргу, еще дожидаешься? Али без небылиц твоей милости не взойдет и не заколосится пшеница, али овцы ягнят не принесут и пчелы на пасеке не будут роится?

И Мария засмеялась, показывая красивые зубы. Она была еще свежа и моложава. Своему супругу и повелителю подарила она четырех сыновей: меньшому было два года, старшему - десять.

- Уж я позабочусь, чтоб без тебя дорогие гости не знали нужды. Собирайся в путь. Надень синий илик [безрукавка] на красной подкладке. Вот он - принесла тебе.

- Во мгновение ока буду готов, управительница Мария.

- А вот и Павэл Потроник подает голос с конюшни. Пока он еще не подъехал, расскажу тебе чудной случай. Ныне ночью наш Корницэ был в ночном за Серетом; вместе с другими ребятишками пригнали они коней в рощу возле омута и увидели там пророка Илью.

- Слушайте, люди добрые, - рассмеялся Йоргу. - Небылицы моей Марии позабавнее моих.

- Не смейся, Йоргу, - сказала жена, угрожающе повернув в его сторону голову. - С нашим сыном был и Коман, сын моей сестры Аглаи. Вот только что она перелезла через плетень и рассказала то же самое. Дым у него шел носом и глазами.

- Да у кого, душа моя?

- У пророка Ильи, а то у кого же? А как надвинулась над рощей от Боуры черная туча с молниями, с громом, Илья-пророк сел в свою телегу и улетел. И след его простыл. После ливня прибежали все ребятишки, но ничего не нашли.

Йоргу, против ожидания супруги, не удивился.

- Мария, - молвил он, - чудеса - дело ночное, а при свете дня нету в них ничего чудесного.

- Ты так считаешь, Йоргу?

- Да, так я считаю, дружок мой.