Никоарэ Подкова

- Не верится, купец молодой. Но коли протрубишь в рог, твой будет.

- Принеси его, брат лесник.

- Принесу, потехи ради.

Лесник весело вскочил на лошадь и во весь опор помчался к овражку. Вернулся он с могучим рогом, должно быть, играли на нем в древние века на пиру у Зелена-царя [герой румынских сказок].

- Вот, - молвил лесник, осадив коня, и спешился перед Никоарэ.

Иле Карайман протянул руку.

- А не шутишь? - улыбнулся лесник. - В самом деле желаешь попробовать?

- Так другому и не суметь, - усмехнулся Подкова. - У нас один только Иле мастер трубить.

- Стало быть, его Иле зовут? Что ж, будь здоров, Иле, а я от слова своего не отрекаюсь.

Карайман погладил рог, оглядел тонкий язычок и мастерски округленный наконечник. И как приложил к губам, так и заиграл рог протяжными переливами, переходившими в могучий рев и затихавшими в трепетно дрожащем напеве; казалось, от смерти к новой жизни пробуждался старый тур.

- Утешил, сделай милость, сыграй еще разок, брат Иле, - изумленно проговорил лесник. - А ежели протрубишь в третий раз, то непременно приплывут на лодке рыбаки с Аксинтевского протока. Сдаюсь! Рог, доставшийся мне в наследство от родителя, - твой!

- Поблагодари, Иле, лесника.

- Зовут меня Павел Вавел, честный купец.

- Поблагодари лесника Павла Вавела, - продолжал Никоарэ, - и подари, Иле, доброму человеку нож - из тех, которыми промышляем.

Карайман тут же достал из телеги длинный ратный нож с рукоятью из оленьего рога.

Лесник Павел Вавел бережно взял его в руки, покраснев от радости до корней волос.

- Это княжеский подарок, твоя светлость, - пробормотал он, поцеловав рукоять и низко поклонившись Никоарэ. - А теперь, брат Иле, протруби еще раз в свой рог, - прибавил он, подходя к Карайману.

Иле протрубил еще раз, повернувшись к рощам на той стороне реки.

- Ладно трубишь, - закивал головой Павел Вавел и застыл, наклонив голову и внимательно прислушиваясь. - А теперь вот что, брат Иле, - сказал он, выпрямившись, когда смолкли звуки рога. - Протруби в третий раз короче, да этак повелительно, - увидишь, что сделают рыбаки.

Когда Карайман в третий раз затрубил в турий рог, словно зовя и повелевая, за рекой на опушке рощи показались три человека. Двое других полезли на ракиту, чтобы лучше разглядеть.

- Подойдемте к самой воде, - посоветовал лесник. - Видно, люди на той стороне хотят о чем-то спросить нас.

Как только они присели у воды, с того берега понесся в тишине звук голоса, будто живое существо перебегало по мелким волнам.

- Что надо? Челны для переправы?

- Челны. Получите от его светлости добрую плату, - ответил лесник Павел Вавел.

- Слышали. Едем, - взмахнула крылами на опушке рощи таинственная птица голосов.

Обрадовало путников радушие незнакомых людей, которых они никогда не видели и, быть может, никогда больше не встретят. Искусство переговоров над водной пеленой иное, нежели на горных вершинах, где пастухи перекликаются, звеня голосами. Подкове вспомнились рыбацкие станы на Днепре. Эти люди из той же братии и так же готовы помочь проезжим в беде.

Переправа затянулась до заката. Рыбаки с Аксинтевского протока отплыли выше по реке на двух спаренных, крепко привязанных друг к другу челнах, поверх которых положили настил. Их было восьмеро: шестеро сидели на веслах, двое отталкивались шестами, и лодки неслись наискось по речной стремнине. Пристали к берегу много ниже того места, где ждали путники.

Потом бечевой потянули плот вверх по реке до удобного места, куда последовали и проезжие. Погрузили на плот телегу, коней и людей, посовещались, как лучше плыть, и сначала тронулись плавно, потом по приказу атамана рыбацкой ватаги гребцы разом напряглись, ударяя веслами, точно крыльями, с двух сторон по воде.

Прощай, Павел Вавел! Лесник рассматривал сверкающий на солнце нож с рукоятью из оленьего рога, любуясь булатным клинком, потом вскочил на свою лошадку и был таков. Когда челны причалили к берегу и снова протрубил рог, лесника уж не было видно; звук рога догнал его в лесной глуши.

- Добро пожаловать, братья, - проговорил с поклоном рыбацкий атаман, когда пристали с берегу протока.

То был рослый человек с легкой проседью в волосах, с лицом, бронзовым от солнца и ветров. Под его усищами, шириной с крылья воробья, сверкали белые зубы.

- Довелось вам из-за переправы помучиться. Но теперь уж все кончилось.

- Спасибо, добрые люди, - отвечал Никоарэ. - Радушие ваше приятно сердцу.

- Зовут меня, братья путники, Агапие Лэкустэ, родом я из рэзешской общины Лэкустены, что за Прутом, вон там внизу.

- Дай тебе бог счастья! Большую ты нам услугу оказал - душе отрадно.

- Отрадно да голодно, - рассмеялся атаман Агапие, обнажая белые зубы. - Погодите малость - поможем и в этой беде. А до чего же ладно трубил в рог служитель вашей милости! Мнится мне, слыхивал я такую игру.

- Неоткуда было, атаман, - усмехнулся Иле, - этот турий рог я только что выиграл у лесника Павла Вавела.

- Знаем Павла. Друг он нам, - заметил Агапие Лэкустэ. - Рог, должно, и в самом деле турий, недаром Павел все хвастал им. Теперь понимаю - для древнего рога нашелся новый хозяин. Но я об игре толкую. Слышал я такую игру однажды, только не помню где.

Улыбнулся Подкова.

- Бывал ты, может статься, в Нижней Молдове?

- Бывал, - тихо отвечал атаман, кинув быстрый, настороженный взгляд на Подкову. - Костер развели, братья рыбаки? - обратился он к своим сотоварищам. - Вижу, развели. А котлы со всем что полагается готовы? Вижу, готовы. Подбросьте-ка в таком случае хворосту в костер. Надо поскорее накормить нам государя и его служителей. Не дивись, государь, что узнал тебя. Поначалу не поверил я Вавелу, когда он разговаривал с нами через реку. Получил, думаю, серебряный бан, а кто платит серебром, того величают государем, его светлостью. Но, вижу, не ошибся Павел Вавел, правильное слово сказал. Не признаешь меня, государь?

- Пока что - нет.

- Не помнишь?

- Нет. Но с нынешнего дня буду помнить.

- Сердце радуется таким словам. Отчего же я уши-то навострил, услышав турий рог, государь? Довелось мне такую игру слышать в Жилиште и у Катлабуги, и в других местах, где воевали мы, лэкустенские рэзеши, под началом Иона Водэ, да славится имя его во веки веков.

У костра застыли в удивлении десять рыбаков. В удивлении стояли, опустив головы, и путники Никоарэ.

Подкова ничего не ответил, только взглянул пристально в затуманенные слезами очи атамана, подошел к нему и обнял.

- Государь, уходишь на восток? - тихо спросил Лэкустэ, взяв Никоарэ за руку с заветным перстнем и прижимая ее к своему сердцу. - Слышишь, государь, как стучит?

- Слышу.

- Это сердце народа, любившего Иона Водэ. Неутешны мы, отца нашего лишились. Не оставляй нас, государь. Видели мы тебя в бурях и опасностях. А коли едешь новое войско снаряжать, возьми и нас с собой. Оставлю я селению нашему и старикам запертую в протоке рыбу, а мы все, кто побывал в войске, да и те, что еще не воевали, соберемся в путь и последуем за тобой.

- Не спешите, друг Агапие, - отвечал Никоарэ.

- Как прикажешь, государь, так и поступим. Только прими нас.

- Хорошо. Ловите пока рыбу и промышляйте. Живите мирно до весны; а по весне приходите на Днепр к Острову молдаван. Мой дьяк Раду запишет вас в реестры, и положим вам жалованье со дня вашего прибытия. К тому времени легче будет и с кормами для коней - степь зазеленеет. После ледохода будете ловить для прокормления рыбу в Днепре. А кончится лов, отправимся на охоту за доброй добычей.

- Государь, мудрый подаешь нам совет, - отвечал Агапие. - Только трудно будет нам сидеть здесь, зная, что ты там. Трудно ждать и смотреть на невзгоды и оскудение родной страны. Что ж, погорюем, а делать нечего: повинны мы слушаться государя нашего. Просим только тебя - повремени два дня, пока пригоним коней из табуна да съездим в село, прихватим кое-что в дорогу; поедем тебя провожать - хотя бы те, кто был с Ионом Водэ. Поведем тебя по безлюдным землям до самого Днестра; там поклонимся твоей светлости и пожелаем доброго пути. Ты, государь, поедешь к Порогам, а мы поворотим к протоку Аксинте, а потом в село Лэкустены дожидаться весеннего прилета птиц. А тогда отправимся на восток.