Никоарэ Подкова

Не ведаю, все ли истина, что про тех разбойников рассказывают. А только вот что было прошлой осенью. Как-то вечером постучался в монастырские ворота сам атаман Копье с двумя товарищами и попросил приюта. Тотчас отперли мы ему и приняли, как брата. И прежде чем сесть за стол, вошел он во храм божий и смиренно помолился. А после трапезы отправился к нашему преподобному настоятелю Паисию и сказал ему и другим инокам:

"Потрудился я немало, братья монахи, да ныне заказаны мне вольные тропы. Если еще задержусь, совершая то, что совершал до сих пор на пользу сирых и обиженных моих братьев, торчать моей головушке на жерди господарского дома, а тело мое белое бросят на растерзание псам. И вот держали мы совет с товарищами и порешили укрыться в святую обитель, монахами не возведенную, владыкам неведомую, в пустынь, где ручьи славу поют вседержителю, а леса одеты в богатые ризы и бьют поклоны, когда дуют ветры буйные. Стоит сей монастырь за тридевять земель. Помолившись в нем и найдя успокоение душам своим, отправимся к тем островам, где обитают заступники веры, запорожцы, вступим в их вольное товарищество и с большей пользой служить будем нашим братьям-христианам. Теперь дело идет к зиме, и не решаюсь я искать пути, страшась северных вьюжных ветров, лютого мороза и голода. А как опушатся леса по весне зеленой листвой, пойду искать Никоарэ Подкову, - говаривают в народе, будто готовится Никоарэ захватить молдавский престол. Что скажет о том его преосвященство Паисий?"

Его преосвященство отвечал: "Добро!" - и посоветовал ехать.

"А силы найдутся?"

"Найдешь, брат Копье, сообразно со скорбью души своей".

Где-то теперь наш доброхот атаман Копье? Увидеть бы ему под паникадилом в Побрате государя Никоарэ! Я думаю, пошлем мы ему через доброго человека весточку и направим его, куда он стремится. Гонцом-то буду я сам, братья. Не знаю только, вернусь ли в Побрату. Уйду-ка лучше с Копьем в ту самую пустынь.

15. ДВОР ЮРГА ЛИТЯНА

На другой день к утру прояснело, солнце заиграло на безоблачном небе; после ночного ливня лес засверкал несметными драгоценными самоцветами, красой несказанной и недолговечной.

Чистый прохладный воздух взбодрил силы путников и монахов, словно доброе вино. Вся братия во главе с настоятелем вышла за ворота провожать государя Никоарэ. Пожелали ему и воинам его счастливого пути и долго глядели им вслед.

Не только монахи дивились взорам высокого гостя, горящим торжеством; приметил их и возрадовался дед Петря, в душе его всплывали картины прошлого - вспоминались ему и отроческие годы Никоарэ, проведенные в доме Юрга Литяна. Нынче оба они - и Петря, и бывший его питомец - ехали в родные места не спеша, и, казалось, сам путь наполнял их каким-то тихим довольством. Капитан Петря был теперь стар, а прежний отрок уже начал седеть.

В умилении душевном ехали они по узкой долине Шомуза среди старых рощ, перешедших во владение господарей после смерти воеводы Шендри; земли и луга вокруг Долхешт, где был похоронен Шендря, шурин старого Штефана, были вместе со всей долиной приданым сестры князя. Умерли оба, а выморочные владения их остались позабытыми. Князья не сочли их достойным даром для великих бояр.

Путники замечали, что здесь в селах живут иначе, чем в других местах, где они бывали. Жители беззаботно хлопотали на пасеках и в садах, весело кланялись проезжим, на лугах пестрели стада. Но горы, сторожившие слева и справа долину, казалось, теснили ее.

К полудню, двигаясь все в том же порядке, пришли к мосту через Шомуз и к мельнице, откуда дорога повела на высокий холм, за которым далеко-далеко, до старой усадьбы, обители воспоминаний, простиралась широкая долина Серета.

Мельница, слегка сотрясаясь, работала только в один постав. Под навесом у дороги сидел на скамье мельник. Вопреки образу, привычному и в жизни и в сказках, мельник не был изнуренным годами и слабостью старцем, а молодым и веселым с виду.

- День добрый, бог в помощь! - крикнул дед Петря, желая вызвать мельника на разговор.

- Благодарствуйте, ваши милости, - отвечал мельник, поднимаясь со скамьи и обнажая кудрявую голову.

- Что ж у мельницы народу нет никого? Я вижу, ты один, - продолжал дед. - Позволь нам сделать привал под твоим навесом.

- Милости просим, - отвечал мельник, разглядывая их зелеными, как волна, глазами.

Прочие всадники подъехали ближе; подошла и телега Иле Караймана. Мельник пояснил:

- Мужички с мешочками собираются, добрые ратники, к вечеру, когда воротятся с поля и от других дел. Мельница зерно перемалывает, а мы языками мелем, о том, о сем толкуем. Это мельница Барбакота ["мужичок с ноготок", герой румынских сказок].

- Кто был сей христианин, носивший такое прозвище?

- Прадед наш. Прожил девяносто девять лет и оставил нам, правнукам, мельницу и советы в придачу.

- Советы? Должно, мудрец какой? - усмехнулся Александру.

- Так оно и есть, с вашего позволения.

- А тебя как величают?

- По имени зовут Тудорикэ, а по прозвищу Плутяга [герой румынских сказок, отличающийся хитростью и лукавством].

Собравшиеся развеселились.

- Что ж, сойдем с коней у мельницы, где жил "Сам с ноготок - борода с локоток", - весело сказал Никоарэ, - а Плутяга поделится с нами вестями.

- Никак невозможно, - отвечал Тудорикэ, оскалив белые зубы и следя за тем, как всадники соскакивают с седел. - Прадед учил нас: вестями не делятся, а обмениваются. Мы тут, в долине Шомуза, живем на отшибе, ничего не ведаем. Хотелось бы, честные путники, знать, что делается при дворе господаря и в Нижней Молдове. Прошумели там войны и напасти. Узнать бы, что еще там творится и что будет. Прослышали кое о чем, да не обо всем. Нет у нас, как в других местах, боярских гнезд, где плодятся обманы. Уж простите на слове, коли из ваших милостей кто боярин. Я не по одежде принимаю вас за купцов, вот только сабли у вас на поясе.

- Купцы - да не продаем и не покупаем, - отвечал Никоарэ и положил руку с перстнем на плечо мельника.

Тот повел глазом, не выказывая особой робости.

- Великая честь, когда у нищего порога останавливаются государевы бояре.

- Мы не бояре, Тудорикэ, и не из Ясс едем.

- А я, привыкши верить своим глазам, думал иначе, государь.

Подкова обернулся и благосклонно посмотрел на него.

- Я - простой воин, честный мельник.

- Радуюсь, государь, - взволнованно проговорил догадливый мельник, что вижу тебя крепко стоящим на ногах.

Спутники Никоарэ захохотали.

- По душе мне твоя смекалка, Тудорикэ.

- Таков был и прадед мой Барбакот, государь. Это он приучил нас остерегаться боярской братьи. Лучше нам друг с дружкой не встречаться, не то разозлят нас, так мы их крепко покусаем. Прознали мы у родичей, у которых больше земли и простору на серетской равнине, что в той стороне вышли с великой ратью бояре собирать новые, только что выдуманные дани подати. В Шомузе народ победнее и числом поменьше, про нас и забыли. А вот недалеко от Руджиноасы заявились они в село и собрали с рэзешской общины семнадцать быков. А налог был восемнадцать быков. И тогда будто схватили служилые младенца и увели его, как залог, вместо недобранного быка. Так ли это? Ваши милости про такое не слыхали?

- Про такое не слыхали, зато знаем немало другого, - пробормотал дед Петря.

- А я вот что скажу, - продолжал Тудорикэ, пристально глядя на Никоарэ. - Для таких бояр пригодилось бы господарю лекарство наших шомузских баб: льют они настой молочая с вином в воду, чтоб оглушить и поймать рыбу. Напоил бы господарь дворцовых тварей молочаем, поплыли бы они по реке усопших до Дуная, а потом в море, на самое дно, да и в пекло.

Дьяк с превеликим удовольствием взглянул на правнука Барбакота.

- Не забуду при встрече поведать о том господарю, - сказал он улыбаясь, меж тем как Никоарэ и его ратники садились на коней.

Когда тронулись в путь, солнце сверкало в глубоких водах обширного пруда, свивая в нем огненные гнезда. Лошади бежали иноходью, и, покачиваясь в седле, всадники с усмешкой думали о лукавых речах ленивого краснобая-мельника. Медленно рассеивалось веселье недавних минут, проведенных на привале, словно пушинки одуванчика от дыхания ветерка.