Никоарэ Подкова

На слова эти отозвался какой-то мужчина, по виду нездешний:

- Что ж, на такой вопрос и ответ найдется.

Этот высокий и статный человек с длинными седеющими волосами до тех пор не вмешивался в беседу крестьян, он все разговаривал вполголоса со своим товарищем; тот был помоложе, ловкий, смуглый, с пушистой черной бородкой. Оба не отходили от своих сытых лошадок и кованой телеги, на которой прикатили сюда в час завтрака. Похоже было - купцы едут, и все понимали, что для охраны товара припасено у них доброе оружие.

Рэзеши удивленно уставились на незнакомца.

- Любезный, - сказал, приосанившись Горашку Харамин, - коли ты знаешь - говори, не томи, не держи нас в неведенье. А мы наполним кружки и будем слушать тебя, как самого пророка. Может статься, побывал ты в Нижней Молдове и собрал вести?

- Нет, мне с товарищем довелось побывать в бою при Рошканах и Кагуле и видеть своими глазами.

- Вот как! Вы в самом войске Иона Водэ были?

- Были, и Господь уберег нас от гибели.

- А сейчас куда путь держите?

- А сейчас едем по своим делам. Куда - не спрашивайте.

- Как я понимаю, - запинаясь и уже мягче проговорил корчмарь, - твоя милость не молдаванин, по звуку речи ты - валах.

- Хороший у тебя слух, батяня [уважительное обращение к старшим] Горашку, - ответил, улыбаясь, приезжий. - Уж не певчий ли ты церковный?

- Певчий. И скажу, не хвалясь: такого голоса не сыщешь по всей Молдове.

- Угадал ты. Я и в самом деле валах из Бузэузского края. Зовут меня Раду Сулицэ, и в юности учился я при епархии. А потом отправился по свету счастья искать и стал служить молдавским господарям. И в годы княжения Иона Водэ дослужился до чина думного дьяка. Послушайте, люди добрые, расскажу я вам всю правду.

- Расскажи, друг-чужестранец, - раздался чей-то пронзительный голос. - Жаждем мы правды, яко олени жаждут влаги вдали от ручья.

Человек, выкрикнувший эти слова, подошел к дьяку Раду. Казалось, он хочет клюнуть его острым своим носом, но он только обнял приезжего и поцеловал в висок.

- Ну, бу-будем считать, бра-брат Гицэ, что ты поцеловал его за все-всех нас, - вымолвил, заикаясь, мирошлэвестский рэзеш Леонте.

Тут Горашку Харамин взял слово и навел порядок:

- Прежде всего, - сказал он, - надо всем выпить по кружке, и пусть каждый из чары своей прольет малую толику и помянет государя и воинов его, кои блаженствуют теперь со святыми в райских кущах. А во-вторых, надо поведать любезному другу-путнику, что сей достойный муж, поцеловавший его в левый висок, у края серебристой барашковой шапки, носит имя Гицэ Ботгрос и живет бобылем в селе Дэвидены под крылышком одного мазыла [мелкий помещик из служилых бояр]. Нет у батяни Гицэ ни кола, ни двора, но он частенько захаживает ко мне и все толкует про то, как ему хочется бранной жизни изведать, повоевать с Александром Македонским в царстве Пора. Да будет вам известно, что наш Гицэ - великий удалец, что дальше города Романа сроду не бывал.

Долговязый Гицэ погладил свою редкую светлую бородку и, улыбаясь, пожал обеими руками руку незнакомца. Все истово выпили терпкого вина. Приезжий долго молчал, глядя в одну точку, будто перед глазами его вставали видения прошлого. И сказал так:

- Знайте же, люди добрые, что Ион Водэ был доблестный витязь, такие великие мужи редко появляются на свет, а память о них живет в народе веками. Но государь наш велик был не одними ратными делами. Был он славен и мудростью. Долгие годы собирал он казну, торгуя драгоценными каменьями. И желал он стать хозяином на молдавской земле не подлой корысти ради. Хотел вернуть отчизне свободу и спасти от боярского ярма подданных своих. Забытые богом, сии горемыки могли ждать милости только от своего государя.

"Рабы труждающие - вот соль земли", - сказал государь в праздник святого Иоанна Крестителя на торжественной службе в Ясском соборе. И в тот же день за государевым столом во дворце он будто бы пророчил, что наступит время, когда Господь Бог призовет к себе в рай бояр, а простой люд будет наслаждаться здесь, на земле, благами земной жизни. И еще говаривал наш государь, имея в виду турок: "Золотое шило все стены пробило". Заплатил он туркам золотом и сделался господарем. А как только сел на царство, не знал уж мира: пришлось ему воевать и с боярами, и с бусурманами. Все, что имел, отдавал он, набирая воинов, и пальцем грозил палачу: смотри, всегда держи наготове острый топор. Укротил он бояр: иным голову снес, иных сослал. А землю и все добро их записали подъячие в книги государственной казны. Так за два года обрел Ион Водэ власть, которой добивался. И когда собрал он наемное войско да созвал ополчение, то закрыл броды на Дунае и прогнал турецких беев и бейлербеев [правитель провинции и военачальник в феодальной Турции]. И поняли все: поднялся лев на севере царства.

- ...Лев на севере царства, - с трепетом произнес старый дед Саву.

- Пуще всего надеялся Ион Водэ на простой народ, стекавшийся к нему отовсюду по первому зову. И такую думу имел Ион Водэ: "Ополчение куда сильнее наемников. Разлетается наемное войско, как пыль; ополчение же остается, ибо разумеет народ, что он себя защищает". И разбил наш государь многие орды захватчиков, белыми их костями усеял поля сражений по Жилиште, под Бендерами, Браилой, Аккерманом.

Но Оттоманская империя поднимала другие орды из Румелии и Анатолии и гнала их к нам, в Нижнюю Молдову. Ахмет-паша привел сто тысяч басурман, Адиль Гирей - еще сто тысяч крымской татарвы. А у нашего государя воинов оставалось все меньше, хоть и были они злее прежнего. Тогда укрепился он в уединенном месте средь лесов и болот, в царстве зубров.

Прошептал старик Саву:

- ...Бабка Чиряша, в царстве зубров стояли сыны...

- Оставался у государя еще конный отряд из бояр, тех, что дали ему клятву верности, и семнадцать сотен с днепровских порогов. С ними пришел и гетман Никоарэ Подкова, брат нашего государя по матери, знаменитый витязь - славит в песнях подвиги его Запорожская сечь. Пришли рубиться с язычниками и другие доблестные казацкие воины.

Накануне Кагульской битвы созвал Ион Водэ своих военачальников. И стали перед государем именитые бояре в ряд с крестьянскими атаманами.

Шепнул тогда региментарь [полковник] Бузенкя на ухо Иону Водэ:

"Не пристало, великий государь, стоять нам рядом с мужичьем, глядеть неприятно на их руки заскорузлые".

"И впрямь заскорузлые, - ответил государь, - зато эти руки хорошо владеют копьем и косой. Не было бы народа, не было бы и бояр."

Может, именно после таких-то речей решил пыркэлаб [начальник гарнизона крепости и правитель окрестных волостей] Иримия послать к басурманам тайных гонцов. И когда бейлербей Ахмет напал на укрепленный лагерь христиан со стороны Корнул Думбрэвий, боярская конница с развернутыми знаменами перешла на сторону турок.

Великим гневом исполнился тогда государь. С одними запорожцами и рэзешами ринулся он на захватчиков и клином врезался в их ряды, а пехота ощетинилась копьями и отбросила турецкие полчища. Наступил вечер; мало у государя оставалось воинов, а вдали, бесчисленные, словно звезды в небе, зажглись огни турецкого стана.

- ...Бабка Чиряша! Зажглись огни турецкого стана, словно звезды в небе...

- Именно так, батяня Саву. И повелел тогда государь своим верным людям отойти к Рошканам.

Остановились они в Финце у заранее возведенных деревянных укреплений. Пришли к Иону Водэ его друзья, запорожские есаулы и крестьяне. Просили его уйти от врага по тайным, им одним лишь ведомым тропам.

"Иди, государь, и оставь нас, - говорили они. - Воины, такие, как мы, найдутся; князя, тебе подобного, не сыскать".

"Нет, братья, вместе бились, вместе и умрем".

Окружили их орды со всех сторон.

Шесть дней и шесть ночей держалось христианское войско, страдая от холода, а того пуще - от жажды. Ночью люди расстилали на траве рубашки, чтобы роса смочила их, и увлажняли запекшиеся губы.