Страница 38 из 75
Толик удивленно разглядывал полотна, где были изображены человеческие фигуры, здания и животные, словно нарисованные пятилетним ребенком. Разница между детсадовской живописью и тем, что Алжир называл "авангардом", была лишь в размере полотен. Те "картины", что лежали в мастерской Алжира, имели поистине гигантские габариты.
- Впечатляет? - спрашивал Алжир нового ученика.
- Да, в общем...
- Нравится?
- Ну, вроде ничего... Нормально.
- "Нормально"! Сказал тоже... Это круто! Ты пока не въезжаешь еще. Потом врубишься. Самая крутая вещь сейчас - живопись.
- А что здесь такого крутого?
- Знаешь, как иностранцы покупают? Только подноси!
- Да ты чо?
- Сам ты - "чо". Я тебе говорю - врубиться нужно. Поживи, посмотри работы... А я уезжаю. Следи тут за порядком. Посторонних не пускай.
- А кто у тебя посторонний, кто нет?
- Разберешься.
Алжир запихивал вещи в спортивную сумку - мыло, зубную щетку, носки, рубашки.
- А ты куда едешь-то?
- На съемки.
- Куда?!
- Ну, елы-палы, на съемки, говорю тебе... Ты остаешься за хозяина. Я с тобой свяжусь. Буду прилетать сюда...
- Прилетать?
- Ну да. Все оплачивает фирма. Мы будем в Москве, потом в Ялте. Так что живи пока. Набирайся ума. Да, тут может Петрович придти.
- Кто?
- Петрович. Он сам тебе все объяснит. Пока!
Алжир хлопнул Толика по плечу, выскочил на лестницу и, громко стуча по ступенькам каблуками "скороходовских" ботинок, побежал вниз.
- Эй! - услышал Боян его голос снизу. - Вот что еще. Придет Леков, не пускай его. Он беспредельщик.
Дверь парадного хлопнула. Толик вернулся в комнату Алжира в полном недоумении. У него не было ни копейки денег, едой в мастерской даже не пахло. Боян уже успел заглянуть в холодильник - тот был абсолютно пуст.
Поразмышляв о том, что теперь вся надежда только на собственную расторопность и что в любом случае это пристанище лучше, чем квартира дальних родственников, которые со дня на день собирались попросить Бояна поискать другие варианты, Толик снова вернулся к картинам Алжира.
"Херня какая-то, - думал он, переходя от одного полотна к другому. Это и я так смогу. Неужели находятся мудаки, которые за подобную мазню деньги платят? Что-то парит меня Алжир, не может быть, чтобы эту муть кто-то покупал".
Мысли его прервал громкий стук в дверь.
- Кто там? - спросил Боян, выйдя в прихожую.
- Свои, - ответил из-за двери мужской голос.
- Кто это - свои?
- Ну, открой, типа... Ты чего, чувак, елы-палы... Алжир-то дома?
- Нет его.
- А ты кто?
- Боян.
- О, ништяк... Кликуха подходящая. Давай, Баян, открывай, не боись. Я с Алжиром договаривался.
Боян снял толстую цепочку, повернул ключ, торчавший в замке, и открыл дверь. Чего ему, в самом деле, бояться? Денег нет, а пропитание, так сказать, хлеб насущный, в его положении можно получить только через общение с себе подобными. Сидя на диване в одиночестве, ничего не дождешься.
- Здорово, Баян!
На пороге квартиры стоял Василий Леков собственной персоной. Тот самый Леков, про которого Алжир несколько минут назад сказал, что он "беспредельщик" и что пускать его в мастерскую ни в коем случае нельзя.
"Что он мне, командир, что ли? - подумал Толик про Алжира, пропуская Лекова в комнату. - Мне нужно связи заводить. А этот Леков тут, в Ленинграде, не последний человек. Гений, все говорят. Только очень уж веселый... Ну, да и я, между прочим, не лох какой-нибудь..."
Василий, о котором Боян наслушался уже изрядно и которого видел несколько раз на концертах, тащил с собой гитару в тряпичном чехле.
- Слушай, выпить есть? - спросил Леков, падая на диван. Он был в мешковатых черных брюках, стареньких кедах и грязной белой футболке.
- Не-а...
- "Не-а"! - передразнил Бояна Леков. - Ладно, сейчас чего-нибудь сообразим.
Он полез в карман брюк, вытащил пачку "Беломора" и крохотный целлофановый пакетик. Боян опасливо посмотрел на запертую входную дверь.
- Не боись, хвоста нет, - сказал Леков. Он высыпал табак из "беломорины" в ладонь и смешал его с коноплей из пакетика. - Ты вообще-то кто?
- Я друг Алжира. Он, кстати...
- Я его, кстати, встретил на улице, - в тон Бояну сказал Леков. - Так что он в курсе, можешь не волноваться. Я тут поживу малость. Поссорился с предками, понимаешь ли. Нужно где-нибудь перекантоваться.
- Да пожалуйста, - Толик развел руками. - Я-то что? Я тут не хозяин...
- Во-во. Это верно. На, курни.
Музыкант протянул Толику папиросу, аккуратно и профессионально забитую смесью табака с "травой".
- Давай, давай, трава классная. Должно пропереть. А то сидишь, напрягаешься... Ты расслабься. Будь как дома.
Боян не первый раз курил марихуану и, в общем, знал в ней толк. Через час ему уже казалось, что они с Лековым знакомы много лет и секретов между ними быть не может. Толик рассказывал ленинградскому музыканту свою историю, просил советов, как бы ему выйти в люди, как бы попрочнее утвердиться в столичной тусовке (иначе как "столичным" он питерское общество не называл), а Василий, блаженно жмурясь и забивая новый косяк, отвечал, что все это ерунда и жизнь должна идти так, как идет.
- Ты возьми вот, как Алжир, намазюкай чего-нибудь. Авось станешь знаменитым, - смеясь, сказал он после глубокой затяжки.
- Да ты что, Леков, серьезно, что ли? Алжир ведь парит, не может быть, чтобы...
- Все может быть. Ты просто еще не въехал в наши дела. Алжир сейчас крутой мэн. У него фирма пасется - ты не видел еще?
- Нет.
- Увидишь. Я тебе серьезно говорю - мазюкай. Они, Алжир с дружками, сейчас нарасхват. То ли еще будет. Увидишь - ребята так поднимутся, что нам всем мало не покажется...
Леков говорил что-то еще, но Толик отключился - сначала он видел только шевелящиеся губы своего нового друга, а потом и они исчезли, смытые нежной, теплой волной целиком захватившего Бояна кайфа.
Когда Толя пришел в себя, обнаружилось, что в мастерской, кроме него и Лекова, находятся еще человек пятнадцать. Откуда они взялись, Боян понять не мог - телефона в Алжировой комнате не имелось. Видимо, направляясь сюда, Леков оставил им информацию о своем новом местопребывании.
Люди сидели на полу, на табуретках, принесенных из кухни, на диване, притиснув к спинке лежащего Толика, а Леков играл на гитаре и пел. Этих песен Боян еще не слышал - видимо, происходила премьера новой программы гениального музыканта, который писал свои произведения в огромном количестве и с фантастической скоростью.