Страница 4 из 6
Над деревней теплое утро. Оно было спокойное и тихое. Поднимались прозрачные дымки летних кухонь; иногда доносился хрипловатый прерывистый крик молодого петуха, или нежное блеяние овцы, или тревожащий душу своей тоскливой силой рев быка, но все это звучало приглушенно, точно в воздухе вдруг вспыхивало и угасало какое-то едва осязаемое движение, которое не могло одолеть утреннего покоя.
Мальчик приколотил гвоздем колесо к машине, положил на землю молоток и, быстро подобрав ноги, вскочил. Машина вздрогнула и подпрыгнула. В ней что-то загудело, словно огонь в печи.
Куры от страха присели и тотчас же разбежались в разные стороны двора.
- Она поедет! - радостно закричал мальчик.
Из-под поленницы вылез вислоухий пес Канада. Он взвизгнул, игриво задрал хвост и смело подбежал к машине. Но, ткнувшись носом в ее неживое тело, он попятился, оскалясь и рыча. В его глазах появился ужас. Пес грозил машине, этому непонятному и оттого страшному существу, своими крупными желтыми клыками, шерсть на загривке вздыбилась - Канада останавливался, рвался вперед на полшага, но на этом его отвага заканчивалась, и он снова пятился, пока не прижимался к ногам мальчика. Мальчик засмеялся, вытащил из полотняных штанов хлебную корку и бросил Канаде. Пес отшатнулся, взвыл и забился под поленницу, откуда неотрывно глядел на подпрыгивающую на месте машину. Потом он завыл с таким пугающим отчаянием, словно почуял свой конец.
Мальчик отступил к воротам, чтобы скорее выпустить на волю ожившую деревянную машину. Он боялся, что ей не понравится трусливая повадка Канады, и она перемахнет по воздуху через огороды и уйдет по шляху в неизвестную сторону. Он не знал, чего от нее можно ждать, и не хотел поворачиваться к ней спиной.
На соседнем дворе пронзительно заскулила собака. Машина понеслась на мальчика. Он стоял, раскрыв рот, она проскочила мимо него, пробила ворота и замерла.
Собаки завыли по всей деревне, накликая беду. Мальчик схватил молоток, чтобы разбить машину. Он выбежал за калитку, размахнулся - машина отодвинулась, и он ударил мимо. Он кинулся к ней - она снова отодвинулась. Мальчик швырнул в нее молотком, но молоток, ударившись в дощатый кузов, взлетел и исчез в небе.
- Я тебя больше не трону, - пробормотал мальчик.
И ему почудилось, что машина поняла. Она мирно заурчала, объехала вокруг него и приткнулась к маленьким босым ногам. Тогда он сел на нее верхом и оглянулся, ища кого-нибудь, кто бы увидел, как он будет ехать.
Однако на улице никого не было. Даже гуси, которые всегда паслись у канавы, где росла бузина, вперевалку бежали прочь, размахивая крыльями, навстречу им несся пыльный вихревой столб, затемняющий солнце.
Где-то нервно блеяли овцы, взволнованно мычали коровы, визжали свиньи, устрашающе выли собаки, бессмысленно кудахтали куры - казалось, что весь скот и птицы остерегали мальчика, чтобы он не ехал. Он слышал такое однажды, когда в грозу горели заречные хаты. Но сейчас, как ни вертел головой, видел над дворами легкие сквозные дымки летних кухонь. Пожара нигде не было.
- Еду! - крикнул он.
Машина понеслась к церкви мимо крытых камышом и соломой белых хат. За ней летел желтый от солнечного света пыльный столб.
Свистело в ушах, выдувало из глаз слезы и сносило ветром по щекам. Сердце сжалось от жуткого, небывалого движения. Мальчику было страшно и сладко.
...Из серых сумерек церкви вышли на паперть три старухи - толстая, тощая и горбатая. Они поглядели на синее небо, зажмурились после прохладного полумрака церкви, и, когда старые глаза привыкли к свету, они увидели мальчика.
Толстая увидала, что он мчится в деревянной тачке без ручек и испуганно таращится. Тощая заметила летящую над улицей лодку и в лодке юного сурового ангела с желтыми светящимися крыльями. Горбунье померещился черт.
- Еду! - прокричали одновременно мальчик, ангел и нечистый. - Эгей!
Он пролетел как молния, обдав паперть пылью. Старухам запорошило глаза, и они ослепли. Что-то с шорохом и треском ударило в землю вблизи от них, кто-то завопил гнусно и осквернительно для святого места, и тощая вместе с горбуньей бухнулись на колени, а толстуха подалась к ним и повалилась на них. Они стонали и плакали, пока не расползлись в разные стороны. Слезы промыли им глаза, они увидели бегущую кошку и упавший невесть откуда молоток, стоявший торчком в плотно убитой земле.
Между тем мальчик ехал к реке. Навстречу через мост тяжело бежали с покосов мужики в раздутых встречным ветром белых рубахах. Он свернул со шляха на тропинку среди ракитника, и по лицу стегнули низкие гибкие ветки, но машина сразу замедлила ход, как будто она тоже почувствовала боль.
Блеснул белыми искрами плес, открылась широкая поляна, заросшая конским щавелем и малиновым клевером. Машина остановилась. На мостках у реки стояла, согнувшись, женщина в подоткнутой юбке и полоскала белье. Она отодвинула далеко в сторону зажатую в обеих руках простыню и сильным рывком протаскивала ее в другую сторону, и вода вспенивалась и бурлила. Женщина проделывала это по нескольку раз, а затем отжимала простыню и шлепала ее в дощатое корыто, в котором горкой белели скрученные жгутами чистые рубахи, портки, наволочки и остальное белье.
- Мама! - позвал мальчик. - Я к тебе приехал!
Мать выпрямилась, повернувшись к нему с усталой неторопливостью, и заслонилась блестящей мокрой рукой от солнца.
- Это ты? - спросила она ласковым грудным голосом. - А что там за гомон в деревне? С тобой ничего не стряслось?
- То бабкам черт привиделся, - засмеялся мальчик. - А я приехал помогать тебе.
Он шел босыми ногами по теплой траве, а за ним медленно катилась деревянная машина. Мать не замечала ее, глядя на своего маленького косолапого сына в белых холщовых штанах на одной косой помоче через загоревшее плечо. Она обрадовалась, что он пришел. Она нагнулась над корытом, выбрала маленькую сорочку и тихо засмеялась.
- Помогай.
Но мальчик замахал на нее руками, подбежал к ней и, схватив охапку белья, потащил его к машине. Тут-то мать и приметила это странное сооружение из досок, стоявшее на четырех колесах возле мостков. Однако она не поняла, что хочет сын, и воскликнула:
- Что ты опять удумал?
- Сейчас увидишь, - проворчал мальчик, укладывая белье в кузов. Он знал, что машина может делать все, что он пожелает. - Тебе больше не нужно будет стирать, мама.
Он подтолкнул машину к воде. Она съехала с берега, зачерпнула бортом и сильно качнулась несколько раз взад-вперед. Белье, хлюпая и булькая, зашевелилось.
Мальчик счастливо посмотрел на мать.
- Она сама, - признался он.
Испуганно вскрикнув, мать шагнула с мостков. Вода вздула с боков ее легкую юбку.
Машина замерла. Мать подвела ее к берегу, переложила белье на край корыта и вытащила машину на берег.
- А коли б оно утонуло? - вздохнула она. - Горе ты мое!
Мальчик не слушал ее. Он склонился над мокрой машиной. От нее пахло сырым трухлявым деревом. Он сразу уловил этот запах, похожий на затхловатый запах старой бочки. Его сердце ощутило горечь, и он понял, что машина умерла.
- Ты не поверила мне! Ты не поверила мне! - закричал мальчик, глядя на мать расширившимися блестящими глазами. - Ты все испортила! Теперь я не могу тебе помочь!
Он горько заплакал, сев на теплую траву и поджав под себя ноги.
- Глупый ты у меня, - ласково сказала мать и снова принялась за работу.
Когда она оглянулась, сына на поляне не было.
Мальчик возвращался домой. Он толкал перед собой машину и глядел в ее щелястый кузов. Высокие тополя вдоль шляха гулко, размеренно шелестели, выворачивая блестящие, с белым подбоем листья. Скрипели колеса, отходила назад колея дороги. Мальчик видел курчавые стрелки выбежавшего под ноги подорожника, на обочинах - желтый сквозной цвет молочая, остролистые высокие стебли дикой конопли, покачивающиеся цветы кашки, малиновый кипрей, синий заячий горох, желтые верхушки медвежьего уха. От травы из степи шел едва слышный звон. Кузнечики, пчелы, шмели, муравьи, богомолы, жуки и бабочки эти бесчисленные живые существа стрекотали, жужжали и пели, и мальчик слышал. Ему чудилось, что оплакивали его машину. Он знал, что когда-нибудь сделает новую и она не умрет, потому что будет нужна всем. А эта была нужна только ему. Его маленькое сердце горевало.