Страница 44 из 52
Правобережье Аен Махи, яблочник, день четвертый, заполночь Странный мне снился сон. Странный, если не сказать - страшный. Прямо перед глазами лежала дорога, утесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами, сбегала вниз, упираясь в... речку не речку, ручей не ручей. Что находится за спиной я не видел, но знал - там за поворотом деревенька с дурацким названием. А вот с каким? Тут память подводила. А еще дальше одевалось в молодую листву раменье, вскоре переходящее в труднопроходимый буковый лес. Склоны холмов подернула нежной зеленью несмелая травка, стремящаяся к теплу и свету после обильного снегами лютого и слякотного березозола. Весна вступала в свои права, но это не казалось важным. Больше того, не казалось даже стоящим толики внимания. Потому, что по дороге к броду катилась ощетинившаяся сталью конная лава. Забрызганные грязью вальтрапы, пенные полосы на шеях, перекошенные в яростном крике лица людей. Поверх кольчуг - знакомые мне уже табарды с пламенеющим рисунком на груди. Их ждали. Разношерстная ватага, в которой мелькали и темноволосые макушки трейгов, и рыжие усы арданов, и даже две-три соломенные бороды, без сомнения принадлежащие веселинам. Такую толпу уместно встретить на торжище, на рудных копях, на худой конец у нас, на Красной Лошади, а вовсе не в строю. Однако, повинуясь командам невысокого одноглазого командира (кого-то он мне напоминал эх, если бы не черная повязка!), они плотно сдвинули щиты и, исполненные решимости умереть на месте, но не отступить, выставили поверх них длинные копья.
Что я здесь делаю? Позади отряда, на возвышении, где пристало находиться командиру войска, а вовсе не бывшему старателю и недоучившемуся школяру. А тут еще и Гелка рядом со мной. В нарядной курточке из темно-синего сукна с куньей опушкой и в сапожках со шпорами. Вот уж детям в битве точно не место. Как она не боится, если мне страшно до дрожи в коленках, до холодного, лишающего воли, кома под ложечкой? Ее ладошка, стиснутая моей рукой, - это ладонь спокойного, уверенного в себе человека. Рядом с нами молодой воин вспрыгнул в седло и помчал вниз, туда, где мутные воды речушки вскипели пеной и кровью, ибо первые конники достигли плотного ряда щитов. Вот он - настоящий вождь. Это заметно и по гордой посадке в седле настоящий храбрец стрелам не кланяется - и по тому, как в его присутствии приободрились пешие воины. - Плотней щиты! Строй держать! За короля!!! За какого короля? Витгольда? Экхарда? Может, Властомира? Да нет, не королевское войско на нашей стороне. Где я? Где все мы? В какую сказочную страну оказались заброшены во сне? Стрелы летели и с той и с другой стороны, то и дело унося бойцов к престолу Сущего Вовне. А кого и в Преисподнюю. Это как повезет. Звенела сталь, щелкали тетивы по кожаным перчаткам, ржали кони и хрипели люди пересохшими глотками - на крик сил и дыхалки не оставалось. Первая волна атакующих откатилась, оставляя неподвижные тела и коней, беспорядочно скачущих под опустевшими седлами. Воспользовавшись временной передышкой, потянулись к нашему холму раненные. Нескольких тяжелых вынесли на руках товарищи. Сложили рядком и поспешили назад, в строй. - Ровней, ровней, щучьи дети! - это одноглазый. - Строй держать! И они держались. Петельщики ударили из самострелов и снова поперли вперед. Несколько толстых стрел летели прямо в меня, но свернули в сторону, отклонившись от невидимой преграды. Как по волшебству! А ведь это и есть волшебство... Я удерживал Силу без труда, легко и непринужденно, как никогда раньше. Сплетенный мною воздушный щит накрывал и холм с неизвестным мне знаменем, в двух шагах от которого стояли мы с Гелкой, и ютящихся у подножья раненных. Бой продолжался. Строй щитов гнулся, потихонечку пятясь назад, но не ломался... А что это там за заваруха? Воины подались в стороны, освобождая место посреди брода. Похоже, кто-то решил затеять единоборство. Мелькнуло лицо с черной повязкой и почти на голову возвышающийся над ним бритый череп. Наверняка, от исхода этого поединка зависит многое, если не все. Гелка поднялась на цыпочки, стараясь не пропустить ни единого движения. Необъяснимое чувство тревоги зародилось в моей груди. И в этот миг с ярко синего неба, безоблачного, если не считать призрачной хмари у самого окоема, ударила молния. Многозубая, горящая столь ослепительным пламенем, что, даже исчезнув, осталась стоять перед глазами черным росчерком. Она прошла вскользь по задним рядам щитоносной пехоты, разбросав добрый десяток людей. Многие больше не поднялись. За первой молнией ударила вторая, метящая в строй лучников. Вздыбилась и разлетелась бурыми комьями топкая земля. Изломанными игрушками покатились по грязи стрелки. Колдовство? Магия? Без сомнения. А вот и вражеский чародей. Застыл на верхушке холма, близнеца нашему, но на том берегу. Расстояние приличное - лучник стрелу не добросит. Но на фоне чистейшего, умытого утренней росой неба, хорошо видна хищно нацелившаяся простертой дланью в нашу сторону фигура. Во второй руке наверняка амулет, а то и не один. Я потянулся в поисках Силы - не худо прикрыть щитом воздуха и войско, сколько смогу - и она хлынула в меня полноводным потоком через теплую, чуть подрагивающую, но не от страха, а от азарта, ладошку Гелки. Как все же здорово ощущать себя всесильным магом! Пусть лишь во сне. Следующая молния скользнула по воздвигнутому мной щиту и рассыпалась голубоватыми искрами. Чужой колдун замешкался. Он явно не ожидал магического противодействия, был уверен в своем превосходстве. А потом ударил трижды. Почти без промежутка, прямо в меня. Защита прогнулась и мне даже почудился стон свитых вместе струй воздуха, разрываемых безжалостным белым светом, но устояла, как выдержали совсем недавно удар конницы щитоносцы. Почти на пределе возможностей я уплотнил щит, вынужденный при этом уменьшить его размеры. Но противнику теперь не было дело до простых ратников. Он долбил молниями, как заведенный, - где столько силы брал! Как красиво должны были смотреться со стороны искрящиеся змейки, стекающие одна за другой по пологому куполу. Эх, ударить бы сейчас на опережение... Хотя бы Кулаком Ветра. Не убивать, нет. Вся моя натура восставала при одной мысли об отнятии чужой жизни. Просто оглушить, сбить с ритма, пленить. Продолжая крепить защиту, я зачерпнул струящуюся через Гелку Силу и... ... проснулся. Ранней осенью ночью не замерзнешь даже на севере, за Аен Махой. А уж после такого жаркого лета и подавно. Нагретая за день земля не спешит отдавать крохи тепла ветру и небу. Вот поэтому костер мы развели все больше для отпугивания диких зверей, нередких в этих местах. Две сухих валежины, найденных в подлеске, а между ними огонь. Тоже опыт жизни среди трапперов Восточной марки. Даже если потухнет такой костер - обугленные бока корявых бревен еще долго светятся багровым в темноте. Свет углей и запах дыма отпугнет нежелательных гостей, если они не на двух ногах, от места ночевки. И тем не менее я спал очень чутко. Сказывалась всегдашняя настороженность. Что ж это за жизнь такая, когда каждый миг ожидаешь подвоха и неприятности? Казалось бы, прииск остался далеко позади, доберись до человеческих поселений, продай один или несколько сбереженных каменей и живи сыто, в достатке. То-то и оно. Попробуй вначале доберись. За три дня проведенные в пути после выхода из пещеры мы едва-едва достигли правого берега реки. Завтра с утра пораньше я намеревался искать переправу. Вот ума не приложу, что же делать с Мак Кехтой? С нами к людям выбираться для нее - верная смерть. В одиночку пытаться выйти к Облачному кряжу - тоже погибель, но более медленная. От голода, от диких зверей... Э-э, а проснулся я от чего? Приглушенный вскрик, возня, сдавленный хрип. Все эти звуки по ту сторону костра и вырвали меня из волшебной сказки сна, где можно вообразить себя великим колдуном, шутя прикрывающим от вражьих стрел половину войска. Я приподнялся на локте, вглядываясь в темноту... Громкий визг ударил по ушам, аж звон пошел под черепушкой. Разве может человек так верещать? Может. Если это девчонка и ее что-то смертельно перепугало. В этом я убеждался не раз. Гелка? Прикипел я к ней душой - даже для спасения собственной жизни так скоро не вскочил бы. Одним прыжком на ногах оказался . Вторым - перемахнул через бревна костра. Гелка визжала стоя на коленях, а в тени, куда не доставал красноватый отсвет углей, ворочались два тела. Сида судорожно дергалась, нанося кулачками удары по плечам и голове вцепившегося в ее горло человека. Желвак, решивший по своему разумению разрешить проблему пребывания перворожденной в числе наших спутников, кряхтел, прикрывал голову то одним плечом, то другим, но пальцев не разжимал. - Дурень, ты что? - крикнул я, бросаясь в кучу-малу. Никто не ответил. Да Мак Кехта и не могла отвечать. А Желвак, видно, не счел нужным. Я схватил его за плечо, дернул, стараясь оторвать от сиды. - Брось! Ты что делаешь! Где там! Легче оторвать голодную пиявку. Или лесного клеща. Хрип Мак Кехты становился все слабее и слабее. Пришлось пнуть Желвака в бок, вразумляя. Не умел я никогда драться, видно уже и не выучусь. Удар пришелся вскользь, совсем слабо. Заметил ли он мои старания? Не знаю, не уверен. Зато я потерял равновесие и чуть не полетел вверх тормашками. Больше размахивать ногами я не рискнул - себе дороже. Схватил бывшего голову одной рукой за плечо, другой - за реденькие волосы, рванул. Он забурчал что-то невразумительное, но жертвы не отпускал. - Желвак, что ты делаешь? Опомнись!! Жидкая шевелюра выскользнула из моих пальцев. Норовя перехватиться поудобнее, я ощутил под ладонью его здорово отросшую за время странствий бороду. Вцепился. Дернул. Ага, больно! А, еще не хотел? Второй рукой тоже за бороду. Да посильнее, без жалости. Пальцы совершенно случайно попали Желваку в рот. И тогда я подцепил ими толстую щеку и рванул уже изо всех сил. На этот раз удалось. Грузное тело головы откатилось в сторону, словно мешок с репой. Мак Кехта с сипением втянула воздух и зашлась в приступе жестокого, выворачивающего наизнанку кашля. Жива, слава Сущему! Повернув голову к сиде, я отвлекся и совсем упустил из виду Желвака, который, не вставая на ноги, зарычал по-звериному и бросился на меня. Его круглая голова с силой врезалась мне в живот. Будто конь лягнул! Меня, правда, кони задом не били, но не думаю, что ощущения сильно отличались бы. Воздух в легких вдруг стал горячим и вязким - ни туда, ни сюда. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Устоять на ногах может кто и смог бы, но не я. Острый корень или случайно завалявшийся камень воткнулся под правую лопатку так, что на глаза навернулись слезы. Где ж он так выучился кулаками махать? Или яростное безумие и жажда убийства может сделать мастером каждого? Ой, вряд ли... О попытке подняться даже речи быть не могло. Желвак взгромоздился на меня сверху, как на коня (скорее, как на осла), и тузил, тузил, тузил тяжелыми и твердыми как обломки породы кулаками. При этом бормотание его не имело ничего общего со связной человеческой речью. С грехом пополам прикрывая лицо локтем левой руки, я отмахнулся правой. Безуспешно. Удар пришелся куда-то в плечо. Попробовал врезать коленкой - какое там! Размаха никакого. Вышел слабенький толчок. - Убью гада! - у Желвака через бессвязные выкрики-выдохи прорвались первые членораздельные слова. А ведь взаправду убьет. Словно белены объелся. С такого станется. Кровь из рассеченной брови залила глаз, нос и губы распухли и, похоже, тоже начали сочиться солоноватой влагой, а я ничего не мог поделать. Силился вырваться, судорожно корчась, самому себе напоминая травяную лягушку, распятую когтистой лапой сорокопута. Боль, стыд от ощущения собственного бессилия, вызванная им ярость, затуманили глаза багровой пеленой. И вот тогда мне под ладонь попалась рукоять ножа. Того самого безыскусного широкого ножа в деревянных ножнах, который таскал с собой и под землей, и над землей не как оружие, а как инструмент, помощь в работе и в быту. Клинок легко вышел из ножен и столь же легко воткнулся в бок оседлавшего меня человека. Легче чем в ковригу хлеба. Желвак жалобно ойкнул - куда девалась вся его ярость и злость - и обмяк. Левой рукой схватился за ребра и бездыханный повалился на меня. Попервам, в горячке не разобрав что к чему, я брезгливо столкнул потяжелевшее, а голова Красной Лошади и при жизни не был пушинкой, тело. Да еще кулаком в сердцах припечатал. К чему? Но когда мокрый от крови черен ножа выскользнул из пальцев, я понял, что же натворил. Нарушил первейшую заповедь Сущего Вовне. Убил человека. - Эй, Желвак, - осторожно потряс я его за плечо. - Слышишь меня? В глубине души еще теплилась надежда: может, не убил, а ранил? Желвак не отвечал. Да и не мог ответить. Самообман ни к чему. Уж чего-чего, а трупы я видел и знал прекрасно чем отличается раненный от мертвого. - Что? Что с ним, Молчун? - Гелка схватил меня за плечо. - Я и понять не успела... Сколько же времени заняла наша драка? Уж по всякому не больше, чем приходится об этом рассказывать. - Отойди, белочка. Не смотри... - Ты его?.. - Да, - медленно проговорил я, вытирая ладонь о штаны. - Убил. Зарезал... И вот тут меня скрутило по настоящему. Желудок сжался, спазмом толкнул остатки скудного ужина вверх, заставляя скорчиться в приступе жестокой рвоты. Совсем некстати вспомнилась с детства запомненная фраза: блевать хочется, а нечем. Кто же так говорил? Кажется, Клеон. Пришел в себя не сразу. Гелка сидела рядом, слегка касаясь рукава моей рубахи. Во дела! Я-то думал, что она и видеть меня теперь не захочет. Кому приятно общаться с убийцей? Но девка не ушла. В сторону мертвого Желвака она даже не глядела. Словно пустое место было на поляне. Я ощупал бороду - умыться бы. Неспешные воды Аен Махи проплывали мимо песчаного берега совсем недалеко - шагов пятьдесят. Вот пробираться к реке ночью весьма рисково. Места дикие. Медведь или волк запросто из чащи выскочить может. А то и клыкан. Я хоть их не видел, но наслушался о рыжам невероятно прыгучем хищнике всякого. И в основном страшного. Ну, хочешь не хочешь, а идти к воде придется. - Белочка, факел запали, пожалуйста, - противным каркающим от чего-то голосом словно не сиду, а меня душили - попросил я. - Угу, сейчас. Я мигом. Девка вскочила и убежала. Я тоже поднялся и побрел на заплетающихся ногах в сторону костра. На одном из бревен сидела Мак Кехта. По прежнему растирая горло. - Га кьюн', феанни? Ты в порядке, госпожа? Она кивнула. Попыталась заговорить, но закашлялась. - Эм'ах пиэн? Очень болит? - Та кьюн', Эшт. Я в порядке, Молчун, - нашла в себе силы ответить перворожденная. И когда я уже собираясь отправляться к Аен Махе, принял горящую ветку из гелкиных рук, добавила: - Та бьех го, Эшт. Спасибо, Молчун. Вот это да! Всю дорогу к реке и обратно я думал об одном. Знатная сида, ярлесса снизошла до благодарности. И кому? Животному, грязному салэх, чьих собратьев изводила лютой смертью повсюду, где могла дотянуться клинком, выцелить самострелом. Рабу, которого совсем недавно готова была запороть своей собственной ручкой. Если бы на меня напал какой-нибудь зверь, я бы, наверное, даже не заметил.