Страница 2 из 52
Им бы удалось спастись, если бы не бритоголовый. Его конь, с запятнанными кровью и пеной боками хрипел и выбивался из сил, но, понукаемый отчаянным наездником, совершил такой рывок, что настиг убегающих. Секира просвистела в какой-то ладони от остроухой головы, не покрытой шлемом. Ответный выпад канул в пустоту - еще один безжалостный удар шпор заставил вороного жеребца буквально взлететь в воздух. Кованные копыта задних ног врезались в грудь серого, жалобно заржавшего и упавшего на колени. Матовый, черненный кровавыми разводами полумесяц обрушился на спину сида, державшего повод ярлова скакуна, когда прыжок еще не был завершен. Удар смял перворожденного, как тряпчаную куклу. Только разлетелись осколки лопнувших звеньев кольчуги. Возвратный взмах. Граненый шип, уравновешивавший лезвие секиры, вынес из седла замахнувшегося последним дротиком оскалившегося сида. Трейг вновь занес секиру, но вдруг охнул и схватился за левую щеку. Это вновь выискивавшая Властомира в поредевшей толпе телохранителей сида разрядила самострел в показавшегося более опасным врага. Только стремительность скачки спасла человека - граненый стальной бельт чиркнул по уху, отрывая мочку. Рана болезненная и неприятная, но не смертельная. - Уводи ярла, Этлен! - крикнула воительница, стараясь снова на всем скаку перезарядить арбалет. - Я прикрою вас! Воин, к которому она обращалась, с сомнением покачал головой. Его конь еще не оправился после полученного удара копытами и вряд ли способен был быстро вынести седока из боя. - Уводи ты, феанни, - откликнулся он. - Прикрою я! Потратив долю мгновения на раздумья, сида кивнула. - Хорошо! Догоняя замедлявшего скач коня Мак Дабхта, она окинула взглядом поле боя. Всеобщая схватка разделилась на несколько маленьких островков. Властомир уже выбрался за пределы досягаемости даже самого дальнобойного самострела. В середине недопаханной полосы несколько веселинов ожесточенно тыкали копьями во что-то красно-черное, распростертое на пашне. Думать о том, кто бы это мог быть, не хотелось. Четверо перворожденных пытались уйти в перелесок на юго-западе. Одного из них сбили с седла, но другим, похоже, удастся спастись. Зацепив за петлю самострел, воительница упруго наклонилась и подхватила кончиками пальцев волочащиеся по земле поводья. - Держись, Рудрак! Держись, не умирай! Ярл с трудом поднял затуманенный взор от конской гривы. Тонкой струйкой кровь бежала из глубокого пореза на лбу, заливая левый глаз, стекала по щеке, напитывая длинный ус. - Я еще не умер, Фиал... - Ты не умрешь! - Кто ведает? - Перестань, Рудрак! Мы еще умоем кровью салэх нашу землю. Нашу по праву рождения! Горькая усмешка скривила губы ярла. - Мне кажется, Фиал, что земля наша скоро будет хлюпать под копытами от крови...
- Что с того? - сида встрепенулась, как ловчий сокол. - Я чую свою смерть, Фиал. - Не говори так! - Ладно, не буду... Они скакали так быстро, как только могли нести их измученные кони. Страшась оглядываться. А за их спинами метался вокруг слабеющего, стонущего на каждом прыжке серого Этлен. Не меньше дюжины рассвирепевших трейгов норовили достать его хотя бы краешком клинка, хотя бы ударом плашмя. Сид, сунув в ножны связывающие движение мечи, то спрыгивал наземь, пробегая десяток шагов рядом со скакуном, то вскакивал обратно в седло, уворачиваясь, уходя в сторону, вниз от нацеленных в него копий и мечей. Вертелся вокруг коня, проскакивая под брюхом. В отчаянной отваге смертника он находил еще время бросить пару-тройку оскорблений окружавшим его людям, которые, толкаясь, сцепляясь стременами, только мешали друг другу. Сид играл со смертью, приблизившей пустые глазницы к его много повидавшим раскосым очам. Длиться бесконечно это не могло. Споткнулся серый. Припал на передние ноги и хоть выровнялся почти мгновенно, беспощадная секира пропорола Этлену не защищенное кольчугой бедро. Нога повисла безвольно. Сид соскользнул вниз, продолжая держаться руками за переднюю луку. На отливающий серебром потник брызнула густая черная кровь... Три копья ударили одновременно. Два пропороли брюхо серому, а третье оторвало вцепившегося в седло воина, подняло в воздух и грянуло оземь. - Оставьте его! - надсаживая глотку проорал бритоголовый. - Достаньте мне Мак Кехту! Его конь продолжать скачку уже не мог. Даже непрерывно терзающие израненные бока шпоры не прибавляли скорости измученному животному. - Отдыхай, Валлан! - весело откликнулся младший из предводителей трейгов. - Мак Кехта - моя! Широким взмахом меча указал он бойцам на уходящую пару сидов. - Во имя Огня! Смерть остроухим! - Огонь! Огонь! Смерть остроухим! - слаженный крик десятка глоток прокатился от перелеска до перелеска. С веселым гиканьем трейги бросились в погоню, оставляя веселинам добивать раненных. Мак Кехта обернулась, глянула через плечо. Увидела издыхающего, бьющего задними ногами серого и распростертую безжизненно фигурку с белыми волосами, втоптанными копытами коней в жирно блестящую грязь. - Этлен,.. - шепот ее расслышали, казалось, лишь встречный ветер, да горячая, взмокшая шея скакуна. - Мы отомстим, Фиал, - глухо проговорил Мак Дабхт. - Да... За всех! Проклятье на ваши головы, салэх. Мор и глад!!! Помимо воли пальцы сиды потянулись к костяному эфесу узкого корда, но в этот миг резкий рывок за левую руку развернул ее и едва не вырвал из седла. Повод выскользнул из ладони. Конь ярла кубарем покатился, оскользнувшись на коварном зеркальце нерастаявшего еще льда, скрытом под слоем грязного ноздреватого снега. Жалобное ржание больше походило на зов о помощи. - Рудрак! Пока Мак Кехта осаживала скакуна и поворачивала на помощь ярлу, Мак Дабхт вскочил на ноги и, пошатываясь, стоял рядом со сломавшим ногу конем. Меч, казалось, сам собой выпрыгнул из ножен ему в руки. А сзади, с шумом разбрызгивая мутную талую воду неглубоких луж, налетала ватага всадников. - Держись за стремя! - разрывая мундштуком лошадиный рот, сида попыталась нашарить висящий сбоку самострел, разворачиваясь одновременно боком к ярлу. Привставший на стременах мчащийся первым человек занес над головой длинный меч. Четко, как во сне, Фиал разглядела раздутые ноздри вороного коня, юношеский румянец на разгоряченном лице всадника, обрамленном темной курчавой бородкой. Взгляд ее встретился с яростно сверкающим взором карих глаз трейга. - Беги, Фиал! - Мак Дабхт с размаху хлестнул мечом плашмя по крупу танцующего около него коня и прыгнул навстречу хрипящей, остро пахнущей потом и кровью смерти. Падающий острокрылым соколом на голову Мак Кехты меч в последний миг изменил направление и обрушился на шею ярла. А она уже мчалась, завалившись на заднюю луку, не пытаясь смирить неистовый карьер, и не видела, как вознеслась к серым небесам подхваченная на копье голова Рудрака и как поднятая рука в кольчужной рукавице остановила кинувшихся в погоню воинов. Одна из немногих перворожденных, уцелевших в жестоком и неравном сражении, скрылась в перелеске. На сей раз люди победили. Они выиграли битву, но не войну. На наполовину распаханном клине остались лежать вперемешку трупы людей и сидов, открытые недвижные глаза павших в бою коней глядели в небо, словно взывая к высшему, наиболее справедливому из всех суду. В вечерних сумерках, рябая корова, почувствовав приступ голода, превозмогла страх перед разлитым в стремительно остывающем воздухе запахом крови и смерти и выбралась из спасительных зарослей. Волоча обрезанные постромки, двинулась она по направлению к оставшемуся где-то вдалеке теплому хлеву, безвкусной, но сытной соломе. Мелькнувшие на опушке ближайшего перелеска серые, почти незаметные впотьмах тени, заставили рябуху насторожиться и опустить рогатую голову. Волки! Не северные, широкогрудые и седогривые, гордые хищники, а левобережные - темные и поджарые - остромордые хитрецы. Воры домашнего скота и пожиратели падали, щедро одаренные кровопролитной и беспощадной войной. Острый аромат крови, пугавший корову, призвал их к сытной и обильной трапезе. Стая насчитывала не меньше дюжины голов. Не такая уж и большая по неспокойным военным временам. Матерые самцы, волчицы, переярки, опасливо прижимающие уши под суровым взглядом покрытого рубцами вожака. Большая часть зверей, не раздумывая приступила к еде, ворча и огрызаясь на пытавшихся урвать кусок получше. А несколько молодых потянулись к живой добыче. Под безжалостным взглядом янтарно-желтых глаз корова наклонила голову, показывая врагам серпы острых, слегка поблескивающих рогов. Рысивший первым переярок зевнул и отвернул лобастую морду. К чему подставлять бока под удары отчаявшегося и в своем отчаянии способного на безрассудную отвагу животного, когда вокруг столько сладкой конины, человечины и странно пахнущего мяса других двуногих, похожих на людей? Корова, не решаясь повернуться к хищникам костлявым крупом, продолжала стоять, настороженно шевеля ушами, когда один из трупов вдруг пошевелился и сел. Ближайший волк шарахнулся в сторону, скаля желтоватые клыки. Обломок копья, ловко запущенный сильной рукой, врезался ему в бок. Зверь взвизгнул и отбежал подальше. Раненный откинул за плечи упавшие на глаза длинные некогда белые, а сейчас покрытые липкой землей и кровью, волосы. Нашарил рукоятку затоптанного в грязь меча. Отер клинок и сунул в ножны за правым плечом. Привлеченная движением стая подобралась ближе, охватывая двуногого широким кругом. Сид, а это был именно перворожденный, о чем неоспоримо свидетельствовали заостренные кончики ушей, демонстративно отвернулся от них и, разорвав на узкие полосы табард разбросавшего неподалеку руки-ноги трейга, неспешно перевязал рубленную рану на бедре и проколотый бок. Затраченные на перевязку усилия вынудили раненного на время откинуться на спину и полежать, глядя в быстро темнеющее небо. Он лежал столь долго, что наиболее любопытный поджарый волчонок с надорванным ухом сунулся вперед, пошевелил ноздрями, втягивая стылый воздух... Удар граненого копейного жала был быстр и беспощаден. Из разрубленного носа брызнула кровь. Жалобно поскуливая и поджав хвост, волк кинулся наутек к лесным зарослям и там, забившись в переплетение веток кустарника, принялся зализывать рану. Остальные, сумрачно поглядывая из-под выпуклых лбов, отбежали подальше от странной, не желающей сдаваться добычи. Сид, используя сломанное копье как посох, поднялся во весь рост и, тяжело припадая на искалеченную ногу, медленно двинулся на север. ГЛАВА I Трегетройм, королевский замок, липоцвет, день двенадцатый, раннее утро Бездонная синь небес распахнулась порталом в вечность. Ни облачка, ни тучки. Только черные крестики коршунов, кружащих в вышине в вечных поисках добычи. Они не устают парить в восходящих потоках никогда, ибо голодны и беспощадны. Так же, как и люди. Порыв злого суховея, прилетевший с Железных гор, защищавших до сей поры пашни и пастбища Трегетрена от набегающих с севера холодов, рванул коричневые полотнища обвислых знамен, подбросил их в воздух, заставляя ожить и затрепетать вышитые на них оранжевые язычки пламени. Горячим дыханием скользнул по выставленным над воротами королевского замка пустоглазым черепам с непривычно высокими для людского взора переносьями. Десятник Берк, по прозвищу Прищуренный, прихрамывая, спустился из караульной башни во двор, где его ждали настороженно озирающиеся новобранцы. Обычное для северного королевства летнее утро. И хоть месяц липоцвет попадает на самую середину жаркого времени года, раньше рассветная прохлада заставила бы ежиться, затягивая шнурки долгополой рубахи у горла. Нынче все не так. Камни, слагающие крепостную стену и башни, не успевали за ночь остыть и лучились теплом, как печь-каменка. А когда ярко-алый диск солнца поднимется достаточно высоко над плоскими верхушками обрывистых гор Восходного кряжа, все начнется сначала. Пекло Нижнего мира. Второй круг - самое место для предателей и прелюбодеев. Хорошо, хоть серая громада донжона накрывает тенью большую часть вымощенного двора с конюшнями и складами, выгребными ямами и тренировочной площадкой для занятий стрельбой. "Как же болит мозоль. Прямо не ступнуть, - единственная достойная внимания мысль пульсировала под черепом старого вояки. - Лучше бы мне скакать на одной правой, Отцом Огня клянусь." Стараясь ставить больную ногу на пятку, а не на носок, десятник хмуро обошел вокруг столпившихся деревенских парней. Как знакомо. Сколько раз это повторяется снова и снова? Глаза размером с серебряный империал. Рты на всю ширь - ловушка для неосторожных ворон из окрестных рощ. В волосах - солома, а в задницах детство играет. Того и гляди, догонялочки затеют. Или в расшибалочку... - А ну, встать рядком, воины, матерь вашу! Выровняться!!! Юноши повиновались, ежась под скептически оценивающим взглядом на веки вечные прищуренного глаза Берка. Выстроились в какое-то подобие ровной линии, поправляя перевязи, кое как затянутые поверх коричневых накидок трегетренских цветов. В правой руке каждый сжимал длинный плавно изогнутый лук. - Животы - повтянуть! Плечи - расправить! Грудь колесом! Учитесь, пока есть время - это вам еще пригодится, когда поскачете посадских девок охмурять... Ребята переглянулись. Некоторые заулыбались не без самодовольства. - Что-то вы сильно радостные, - не замедлил отреагировать десятник. - Думаете, служба королю - сплошная расслабуха? Что вам там напели вербовщики? Что в замке сидеть будете, да кухарок щупать по сеновалам? А на границу, к остроухим на кинжал не хотите? Новобранцы безмолвствовали, как воды в рот набрали. - Молчите? Это хорошо. Значит, что-то начали понимать... Кто держит эту штуку, Берк небрежно ткнул носком сапога лук ближайшего парня, - не в первый раз в жизни? Говорите, ну... Широкоплечий юноша со светлым пушком на пунцовых от смущения щеках откашлялся: - С вашего позволения, господин... - Десятник. - С вашего позволения, господин десятник. Мы с отцом, бывало, рябчиков били... - Рябчиков, говоришь? - Ага, рябчиков, - кивнул головой парень - от его пылающих щек уж можно было раскуривать трубку. - Противник сурьезный, - Берк развел руками. - Ничего не скажешь. Куда там остроухим. Строй заржал, как табун молодых жеребчиков. Храбрец переминался с ноги на ногу, проклиная свою смелость и желание отличиться. - Видишь мишень, Рябчик? - Прищуренный махнул рукой за спину, где у замковой стены болтались на сбитой из прочных жердей виселице плетеные из соломы чучела в полный рост человека. Кивок. - Не слышу. - Вижу, господин десятник. - Уже лучше. Всади стрелу куда сможешь. Парень поднял лук. Неторопливо, страшась опростоволоситься перед товарищами, натянул тетиву. Тщательно прицелился. Стрела, свистнув, воткнулась чучелу туда, где у человека расположен пупок. На ладонь ближе к правому боку. Крученная тетива больно ударила по не прикрытому рукавицей запястью, оставляя багровый рубец, но Рябчик пересилил себя и даже не скривился. - Попал? - стоя по-прежнему спиной к мишеням, весело поинтересовался Берк у строя. - Попал, попал, господин десятник, - услужливо подсказали несколько голосов. - Ну, молодца, Рябчик. Будешь у этих олухов за старшего. Новобранец зарделся пуще прежнего. Хотя куда уж боле? И так еще немного и замок тушить придется. Гордо расправил плечи. Командир. Правда, с новой кличкой. - Давай мне лук, свеженареченный, и возвращайся в строй. С правой стороны становись, с правой. Ты ж теперь командир. Рябчик занял свое место, еще не вполне доверяя счастливой судьбе. Прищуренный подкинул на ладони отполированную многими ладонями деревяшку кибити и вдруг, резко развернувшись, пустил неведомо как оказавшуюся в его руке стрелу. Тяжелый боевой наконечник - других в армии Витгольда даже на учебных стрельбах не признавали - ударил по торцу застрявшей в соломе стреле Рябчика и протолкнул ее в глубину мишени. Гул восхищения прокатился над сломавшими строй новобранцами. Ребята вставали на цыпочки, тянули шеи, стараясь разглядеть результаты чудесного, по их мнению, выстрела. Берк медленно, давая разгореться одобрительным выкрикам, набрал полную грудь воздуха... - Молчать! Смирно!!! - от громоподобного крика, казалось, зашевелились волосы на головах мальчишек. - Пораспустились тут... Деревенщина немытая! "Деревенщина", для которой десятник как по волшебству стал кумиром и образцом для подражания, моментально выстроилась в шеренгу, стараясь придать детским лицам уморительную серьезность. - Учитесь, сынки, - Берк мягко по-стариковски улыбнулся, будто и не он только что орал, надсаживая луженую глотку. - И вы так будете стрелять. Ну, когда пооботретесь маленько и дурь свою деревенскую забудете. Новобранцы молчали, что называется "пожирая" глазами наставника. - Не знаю, что вам пели вербовщики - они-то свое дело знают... Оно у них не пыльное - побольше олухов под цвета короля заманить. Да Сущий Вовне им судья. А я вот что скажу. Вы теперь будете королевскими лучниками, ребята. Такие же, как вы, парни били под моей командой остроухих в заварухе у Кровавой лощины. Знатное дело было. И если б не мы, умылись бы вдосталь кровушкой и веселины лохматые, и наши, из благородных которые. Ох, как умылись бы... Берк замолчал ненадолго, буравя новичков тяжелым взглядом. - Вы, верно, наслушались сказок бабкиных, что победили мы тварей безбожных? Хрена с два, ястребы вы мои желторотые. Я, Берк Прищуренный, там дрался и точно знаю - не победил никто. Да, мы утыкали остроухих как игольничек твоей любимой бабушки, лопоухий. Да, черепа семи ярлов торчат на нашей стене, как горшки на деревенском тыне. Но из моего десятка вышли живыми из боя трое. Один из них - я - хромец не годный ни на что, кроме как драть вас, мои красавчики, как тронькиных баранов. Еще один парень, которого я звал когда-то другом, помер в обозе. Кровью истек. Третий служит десятником в пограничном форте. Помоги ему Сущий не попасть в нелюдские руки. И если доведется встать вам лицом к лицу с погаными тварями, выживете вы или нет, будет зависеть от того, как быстро и метко вы бьете из этих милых штучек. Ясно, герои мои? Строй сохранял безмолвие. Вчерашние мальчишки на глазах серьезнели, внимая жестокой правде из уст старого вояки. - Так вот, ястребы Трегетрена,.. - десятник скривил рот в презрительной гримасе, поскольку через замковые ворота, легонько рыся, въехали трое в коричнево-красных табардах с оранжевым пламенем на груди и веревочными аксельбантами - петельщики, элитное войско короля Витгольда, гвардия и каратели одновременно. - Что я вам говорил? Тот лук, что каждый из вас сегодня получил, станет вашей невестой, мамкой и сестрой. Спать вы будете с ним и вставать с ним... И любить его, как никого на свете. А иначе я вас так полюблю - мало не покажется! Петельщики спешились, бросили поводья на руки подбежавшим оруженосцам и, не торопясь, направились к стражникам, несшим охрану на входе в мрачный донжон. - А теперь, - возвысил голос Берк. - Взяли лук в левую руку. Ровнее, засранцы! Стрелы не трожь! Правой рукой натянули тетиву... Отпустили... Плавнее, плавнее! Да не к носу тяни - к уху! Еще! Раз - два, раз - два... К уху, сказал! Не дергать левой! Мать вашу через коромысло! Двое гвардейцев перекинувшись парой неслышных на таком расстоянии слов с охранниками отошли в сторонку и уселись на тюки соломы с нескрываемым интересом наблюдая за упражнениями новобранцев. Третий, плечистый с наголо обритым, блестящим, будто полированный шишак, черепом вошел в башню. Берк, искоса глянул на петельщиков, смачно плюнул на кучу навоза, благоухавшую в непосредственной близости от места учебных занятий, и скомандовал. - Так, желторотые. Стрельбу отставить. Не будет из вас добрых лучников, пока оружие держать ровно не научитесь. Стали ровненько. Правую руку - вниз. Левую вытянули. Ровненько, ровненько, я сказал! Держим лук. Я пошел пивка попью. Рябчик старший. Если вернусь, а у кого-то лук криво торчит, зубы прорежу. А командиру плетей. Все ясно? Тогда крепитесь, лучники, в десятники выйдете. Поднимаясь по выщербленным ступеням, Прищуренный оглянулся невзначай. "Терпят, стараются. Толк будет. Но как же болит мозоль..." Там же, немного позднее Солнечный луч, проникший сквозь плотно задернутые шторы, позолотил пылинки, что вели бесконечную пляску в спертом воздухе опочивальни. Без скрипа, без шороха отворились массивные, окованные бронзой, двери. В дверном проеме появилась неясно очерченная сутулая фигура человека в темной тунике до колен; с подносом в руках. В собранных хвостом на затылке волосах - серебристые нити. Густая проседь в бороде. Мягкие башмаки, утопая в длиннющей шерсти пещерного медведя, шкура которого покрывала пол от стены до стены, бесшумно понесли вошедшего наискось к колченогому столику в изголовье заваленного ворохом шкур ложа. Неподвижные веки обложенного подушками старика чуть дрогнули, тонкие ноздри затрепетали, как у почуявшего дичь гончего пса. - Завтрак, ваше величество, - негромкий, но твердый голос нарушил замогильную тишину. - Просыпайтесь. - Пошел вон, - не открывая глаз, монотонно отозвался Витгольд, волей Сущего король Трегетрена, сюзерен Западной марки. - Я тебя не звал. Его слова не произвели ни малейшего впечатления. Глухо звякнул поставленный на стол поднос. - Просыпайтесь, ваше величество. - Герек, если откроешь окно, клянусь Верхним и Нижним Мирами, я скормлю твою печенку воронам. Четыре чуть слышных шага. Шорох раздвигаемых портьер. - Я тебя предупреждал... С неожиданной силой перевитая синими жгутами вен старческая рука запустила тяжелую, набитую ароматическими травами думку в голову слуги. Герек привычным движением уклонился и подушка вылетела в настежь распахнутое окно. - Ваше величество,.. - с мягким укором проговорил постельничий. Король со стоном рухнул обратно на постель, корчась от невыносимой боли, которая наступала всегда, как расплата за излишнюю резвость движений. Дряблая желтоватая кожа лба и шеи мигом покрылась холодным потом. - Ваше величество... Опять вы... Беда-то какая... Слуга подбежал к одру, на ходу разворачивая льняное полотенце. - Ваше величество... Снадобья б испили. Правой рукой Герек промокал непрерывными струйками сбегающий на редкие брови больного пот, а левой вытащил из тряпичной сумки через плечо глиняную бутылочку. Зубами вытащил пробку, целя накапать зелье в стоящий на столе кубок. Витгольд, не глядя, выбросил вперед костлявый кулак и бутылочка, вылетев из рук слуги, зарылась в медвежьей шерсти. - Сгинь,.. - прохрипел король с головой зарываясь в волчьи и рысьи шкуры. Душегуб. Истязатель. Палачу отдам... Герек, оставив промокшую ткань на краю стола, наклонился в поисках лекарства. Ослепительное сияние полуденного солнца позволило ему довольно быстро справиться с задачей. Выдернутая пробка с мелко исписанной полоской пергамента вернулась на место, как и опустевшая бутылочка. Повернулся к затихшему королю. - Исчезни, тварь, - ворчание Витгольда прозвучало малость невнятно и виной тому был натянутый на голову седоватый мех матерого волчищи. - Все вы моей смерти хотите. Кто вам платит? - Ваше величество, - тянул свое слуга. - Испили бы снадобья - душа кровью обливается. - Еще чего, - сварливо произнес король, высовывая к ненавистному солнцу кусок седой клочковатой бороды. - Откуда мне знать, что там этот ваш шарлатан намешал?