Страница 11 из 52
- Тебе виднее, феанни. Зеленые глаза смотрели на меня снизу-вверх. - Как зовут тебя, са... человек? - Молчун. - Эшт, - подсказал телохранитель. Сида кивнула, вспоминая. Кем ей приходился Лох Белах? Не станет же высокородная ярлесса так убиваться по обычному вассалу? Пусть даже очень верному и незаменимому. - Расскажи мне, Эшт... - Что рассказать, феанни? - Как умер Лох Белах? А вот это мне вряд ли стоит делать, памятуя о всех слухах об отряде Мак Кехты, достигавших нашего прииска. Даже, если правда они только наполовину, как и положено слухам. Не с очень хорошей стороны показала себя наша приисковая братия. Я замешкался и тут увидел, что Этлен легонько, едва заметно, качает головой. Видимо, старик-телохранитель вполне разделял мои опасения. Стрыгай меня загрызи, я почувствовал нечто похожее на симпатию. Он оказался первым встреченным мною за время жизни на севере сидом, думающим не только о себе и своих сородичах, но и о грязных "салэх". Значит, правду говорить нельзя. Лгать тоже как-то не хотелось. Придется отделываться полуправдой. Это известная уловка, к которой с успехом прибегают все, начиная от мамаш с няньками и заканчивая умудренными годами монархами, правителями государств. - Он погиб как воин, феанни, - Гелка с изумлением уставилась на меня распухшими от слез глазами. - В бою, с доброй сталью в руках. Ага, и в ногах тоже. С содроганием я вспомнил ржавые костыли, не желавшие выдираться из закаменевшего на морозе тела даже при помощи молотка и клещей. - Кто? Вопрос застал меня врасплох. Он был недосказанным, но от того не стал менее понятным. - Это чужаки, феанни. Не наши люди. Не приисковые. Главное, самому уверовать, что это правда, и тогда голос будет звучать убедительно, без предательской дрожи. В конце концов, я же не знаю наверняка, распинали Лох Белаха Трехпалый с Юбкой и Воробьем или это дело рук исключительно воинов капитана Эвана. - Какие чужаки? Откуда пришли? - Похоже, феанни, это были наемники... - Чьей армии? Экхарда? Витгольда? - Откуда мне знать, феанни? Гербов они не носили. Гербов они действительно не носили, но зачем Мак Кехте знать, что под полушубком Эвана Белый обнаружил бляху с гравировкой - распластавшийся в прыжке олень. Даже самым затюканным работягам не нужно было ничего растолковывать. Символ и королевский герб Ард'э'Клуэна знали все. - Куда они направились потом? - Никуда. Коротенький ответ вызвал замешательство даже у невозмутимого Этлена. Неужели они подумали, что убийцы Лох Белаха остались жить у нас и превратились в мирных старателей? Или, что они засели в засаду на них с начала весны до конца лета? - Они все погибли, - поспешил я с объяснениями. - Все до единого. Вот тут удивление перворожденных наконец-то прорвалось наружу. - Кто их убил, Молчун? - пристально впившись в меня взглядом негромко проговорил Этлен. Словно пытался подловить меня на лжи. Ничего не получится. Это как раз и есть самая настоящая правда. - У меня был друг, - честно, как жрецу перед смертью, сказал я. - Никто не знал, откуда он пришел к нам и чем занимался раньше. Он оказался мастером меча. О таких я слышал только в сказках... Телохранитель скептически прищурился. Что ж, оттачивающий боевое искусство столетиями сид может презирать потуги людей сравняться с ним в рукопашной. Сколько лет было Сотнику? Около сорока. Туда-сюда пара годков. В каком возрасте он мог взять меч в руки? Даже с учетом пригорянского акцента и южного загара лет в пять, не раньше. Вот так и выходит, что его тридцать пять годков против этленовых, который явно в Войну Обретения был полноправным воином. Но сида я в бою не видал, а завораживающий танец Сотника в вооруженной толпе помню очень хорошо. Не известно, кто из них взял бы верх, сойдись эти бойцы в рукопашной. - Его заслуга не только в воинском мастерстве, - продолжал я. - Он первым бросился на пришельцев, а уж люди потянулись за ним. Здесь Этлен кивнул одобрительно и с пониманием. - Их могилы там, - совсем невпопад ляпнул я и махнул рукой в сторону пустыря за руинами. - А Лох Белах? - убитые люди Мак Кехту по прежнему интересовали мало. - В лесу, феанни. В горы я не смог бы его дотащить. Пришлось сбить помост на дереве. Этлен открыл было рот, но сказать ничего не успел - воительница перебила его, поднимаясь на ноги одним плавным движением: - Ты отведешь меня к нему! А то у меня есть выбор? Оставалось кивнуть головой угрюмо. - Девочку здесь оставлю, - только и нашелся что сказать. Мак Кехта махнула рукой, разворачиваясь. Действительно. какое ей дело до человеческих детенышей? Этлен глянул госпоже в спину и подошел ко мне. Спросил в полголоса. - Где сейчас твой друг? - Погиб в холмах, - я отвечал чистую правду - в этом не было ничего запретного, да и врать старику попросту не хотелось. - Думаю, замерз. - Зачем? - сид от удивления оговорился, но тут же поправился. - Почему? По какой причине? Мне не хотелось ничего рассказывать перворожденным. Это все равно, что обнажать душу, ожидая плевка. Чего еще жать от существа иной, высшей по своему убеждению, расы, если свои не слишком-то церемонятся? Но телохранитель смотрел так открыто и пристально, что я не выдержал. - Один из убитых чужаков оказался его родным братом. Он унес его тело хоронить и не вернулся. Вот. Вроде бы и объяснил, и без излишних подробностей. Лицо сида скривила презрительная гримаса. - И никто не искал его? - Никто, - крыть нечем - никто не искал, а и я не кинулся. - Салэх! Первый раз из уст Этлена я услыхал эту кличку. У Мак Кехты она звучала как унизительное, но все же привычное и обиходное слово, а телохранитель выплюнул его сквозь стиснутые губы. Словно пощечину влепил. Правильно! Поделом! Так нам и надо! Не просто салэх, а каменные крысы. Надо думать, после моего рассказа о Сотнике, люди хоть немножко поднялись в глазах Этлена, а теперь снова упали ниже прошлогодней травы. Сам-то он, конечно же, не раздумывая, бросился на поиски пропавшего друга и, если бы не спас, вытащив обмороженного из любых сугробов, то хотя бы в последний путь к Престолу Сущего снарядил как положено. Не бросил волкам на поживу. Все легендарные герои так поступали. А мы - не герои. Мы - работяги, озабоченные тем, чтобы был кусок хлеба, а к нему, желательно, ломоть мяса либо сала, чтоб было что на плечи надеть да на ноги обуть, чтоб податью не утесняли слишком сильно. Да мало ли чего еще? Вот и зашорены наши глаза и души вместе с ними. Верим, ясное дело, и в дружбу настоящую, и в любовь до погребального костра. Только в жизни чаще не их встречаем, а подлость, предательство. Не щедрость, а жадность, Не доброту, но жестокость кровавую. Перворожденный обобрать норовит до нитки. Торговец - выдурить барыша побольше, нажиться за твой счет. До героизма ли? Каменные крысы... Съешь, не то съедят тебя. Словно в ответ на мои мысли Этлен проговорил по прежнему негромко, не желая быть услышанным никем иным. - Детеныша с собой возьми. Спокойнее будешь. А ведь он прав. Мало ли как воспримут на прииске мой уход с сидами в холмы. Ко всему прочему, не известно, что затевает Белый. Не начнется ли заваруха, пока предводительница отряда вместе с лучшим бойцом будут в отлучке? Видно, о том же подумал и Этлен. Что он втолковывал подбежавшим с докладом Лойгу и Дубтаху, я не расслышал (не вслушивался особо - мне оно не нужно), но, судя по озабоченности, медленно, как корочка льда гладь тихой старицы, покрывавшей их лица, распоряжений хватит близнецам с лихвой, чтобы не скучать пока старшие сиды будут отсутствовать. Когда юноши умчались, телохранитель снова повернулся ко мне: - Пойдем, Эшт. Показывай дорогу. Кроме меня с Гелкой да Этлена с Мак Кехтой с нами отправился один из молодых сидов - Коннад - для перворожденного чересчур приземистый и широкоплечий. Он, видно, тоже получил предостаточно наставлений от старика. А может быть просто преисполнился ответственности от осознания оказанного доверия - сопровождать предводительницу. Какими глазами пожирали свою феанни все без исключения молодые сиды, я заметил. Поставленный замыкающим Коннад непрерывно озирался, выискивая в редком подлеске затаившихся врагов. Того и гляди, шею себе скрутит. Мак Кехта, в отличие от него, была полностью погружена в свои размышления. Внешний мир, казалось, престал для нее существовать. Даже свободно отпущенный на шею каурого коня повод она не удерживала в руке, а слегка перебирала пальцами. Я шагал впереди, бок о бок со светло-серым скакуном Этлена, а Гелка поспевала рядом, вцепившись в мой рукав. Нам, понятное дело, коней никто не подумал предложить. Может это и к лучшему. Мне всю жизнь свои ноги представлялись наиболее удобным средством передвижения. Премудрости верховой езды каким-то образом миновали меня и в юности, и в более зрелые годы. Скорее всего, и Гелка, рожденная и выросшая на прииске, не изобиловавшем иной тягловой силой, кроме людей-работяг, не стремилась взгромоздиться в седло. Неторопливо проплыла мимо нашей процессии злобно оскалившая зубы Красная Лошадь. Мне показалось, что ее образованный сменой жары и холода выпуклый глаз внимательно посмотрел на мирно шагающих в одном направлении людей и перворожденных. Дальше, на юго-восток от прииска, разлеглись холмы. Иные приземистые со скругленными вершинами, другие похвалялись крутыми склонами, где сквозь сползшую к подножьям землю проглядывали яркие мазки скального основания - костей гор. Небесное светило, миновав полуденную отметку, поползло к закату. Зной струился не только сверху, но и от прогретых валунов, потрескавшейся земли, заставляя вспомнить печь-каменку. Все лесные обитатели давно укрылись в надежде сохранить малую толику прохлады, а мы все шли и шли, обливаясь потом. Ведь если мне в простой рубахе начало становиться невмоготу, то каково же сидам, не снявшим из предосторожности брони? Мак Кехта оставалась все в том же кольчужном капюшоне койфе, в котором я увидел ее впервые. Коннад несколько раз украдкой смахнул струйки пота, набегающие на брови из-под островерхого шлема, украшенного по бокам изящными кованными крылышками. Ничего. Пускай потерпят. Злости или раздражения у меня не оставалось. выгорело все на площади перед "Рудокопом". В глубине души пряталось легкое ехидство. Хотелось посмотреть, как перворожденные начнут избавляться от своих раскаленных безжалостными лучами железяк. Не доставили они мне такого удовольствия. Не знаю, радоваться мне тому или печалиться? Все мы, исключая разве что Этлена, отмахав по солнцепеку без малого лигу, выглядели неважно, ни дать, ни взять отжатые под прессом маслины. Но вида друг перед другом не показывали. Знакомая низинка меж трех холмов встретила меня неожиданно новым штрихом. Стаявший по весне снег подмыл краснозем на одном из склонов и столкнул его широким коржом вниз, перекрыв дорогу протекавшему здесь ранее ручейку. Образовалась нерукотворная запруда. Маленькая - шага четыре что вдоль, что поперек. Зеркальная гладь дохнула навстречу освежающей прохладой. Просто подарок усталым путникам и измученным коням. - Вон на том грабе, - ткнул я пальцем (клыкану под хвост хорошие манеры) в раскидистое старое дерево. Помост располагался не высоко. Белый, встав на цыпочки, вполне мог дотянуться ладонью до края. Не такой уж я силач, чтобы поднять сколоченный из горбыля щит на самую верхушку. Да еще водрузить туда тело воина, тоже весившее немало, даром что перворожденные тоньше нас в кости. Лоскутки взаправду выцвели. Теперь, не зная, и не догадаешься, что они были желтыми. Но дело свое невзрачные тряпочки сделали. Даже с земли я разглядел Лох Белах лежал, будто вчера умер. Руки-ноги в том же положении, в каком я их оставил пять месяцев тому. Ни зверье, ни птицы тела не коснулись... А может, не в лоскутках дело, а в избытке желчи и яда в душах перворожденных? Да нет, вряд ли. На всякую ядовитую тварь находится другая, которая слопает ее за милую душу. Гадюку коршун бьет, скорпиона - сорокопут. Есть толк в моих рассуждениях? Никакого... Мак Кехта соскользнула с коня, переступила упавший на землю повод и пошла к грабу, двигаясь, словно слепая. Этлен сделал знак Коннаду, который подхватил повод, брошенный феанни, и повел лошадей к водопою. Не худо бы и нам напиться с дороги. Да в лицо плеснуть холодной ключевой водицей... Сида достигла наконец-то дерева. Вздрогнули узкие плечи под кольчугой. Она опустилась на колени, прижавшись лбом к серой шершавой коре. В тишине, нарушаемой лишь фырканьем припавших к воде скакунов, до меня донеслись обрывки слов, что срывались с ее губ. - Б'раа: Б'раа, дьерэ ме амшии дюит!.. Имэрке го д'енах... Д'эре та ф'адир лиом орм - та граа агам дюит... Мах ме, б'раа... Я не поверил своим ушам. Той части слов, которую сумел разобрать. В переводе на людскую речь это значило следующее: - Милый: Милый, наконец я нашла тебя!.. Слишком поздно... Наконец я могу сказать - я тебя люблю... Прости меня... Так вот какая причина тянула непримиримую мстительницу на Красную Лошадь! А я-то был уверен, что дело в самоцветах и выгоде. Впрочем, скорее всего, и в них тоже. Но главным побудительным мотивом конечно же оказалось желание разыскать место упокоения сердечного друга. Живешь, живешь... По привычке свыкаешься с однобоким, узким видением мира. Кто из жителей северных королевств мог бы увидеть в Мак Кехте тоскующую женщину (нет, прошу прощения, сиду), потерявшую любимого? Кто из старателей нашего прииска мог помыслить, что высокомерный и жестокий Лох Белах способен вызвать в ком-либо нежные чувства? - Эшт? Рука в кожаной перчатке легла мне на плечо. Этлен? Да, он... Сид говорил тихо. Так, что его слова доносились лишь до меня. Пригорюнившуюся рядом Гелку перворожденный во внимание не принимал. Да и впрямь, откуда ей знать старшую речь? - Кто научил тебя хоронить павших по нашим обычаям? В который раз я пытаюсь спрятаться от мира, прикрываясь то молчанием, то неопределенным пожатием плеч? Надоело. - Я учился в Школе. В Соль-Эльрине, феанн. Там хорошо учат. - Не называй меня феанном, Молчун. Я не имею прав на этот титул. Вот он имеет, короткий кивок в сторону Коннада. - А я - нет. Соль-Эльрин... Это на где-то юге?