Страница 1 из 4
Джалаладдин Руми
Китаб ал-Маснави (Книга двустиший)
Маснави-йи ма'нави (Двустишия(поэма) о скрытом смысле)
Поэма и пояснение скрытого смысла.
Эпиграф: Узришь ты сокрытый смысл в
двустишиях, и достаточно
Книга 1
Вступление: Песнь свирели
Вы слышите свирели скорбный звук? Она, как мы, страдает от разлук.
О чем грустит, о чем поет она? "Я со стволом своим разлучена. (с той поры, как меня, срезав, разлучили с зарослями камыша)
Не потому ль вы плачете от боли, Заслышав песню о моей недоле.
Я - сопечальница всех (тех), кто вдали От корня своего, своей земли.
Я принимаю в судьбах тех участье, Кто счастье знал, и тех, кто знал несчастье.
Я потому, наверно, и близка Тем, в чьей душе и горе, и тоска.
Хоть не постичь вам моего страданья: Душа чужая - тайна для познанья.
Плоть наша от души отделена, Меж ними пелена, она темна.
Мой звук не ветр, но огнь, и всякий раз Не холодит он - обжигает нас.
И если друг далек, а я близка, То я - ваш друг: свирель из тростника.
Мне устранять дано посредством пенья Меж господом и вами средостенье.
Коль духом слабые в меня дудят, Я не противоядие, но яд.
Лишь тем, кто следует стезей неложной, Могу я быть опорою надежной.
Я плачу, чтобы вы постичь могли, Сколь истинно любил Маджнун Лейли.
Не разуму доступно откровенье: Людское сердце - вот ценитель пенья".
Будь безответною моя тоска, Кто оценил бы сладость тростника?
А ныне стали скорби и тревоги Попутчиками и в моей дороге.
Ушла пора моих счастливых лет, Но благодарно я гляжу им вслед.
В воде рыбешки пропитанья ищут, А нам на суше долог день без пищи.
Но жизни для того на свете нет, Кто ищет пищу в суете сует.
Кто лишь для плоти ищет пропитанья, Пренебрегая пищею познанья.
Не очень сходны меж собою тот, Кто суть познал и тот, кто познает.
Порвите ж цепь, свободу обретая, Хоть, может, эта цепь и золотая.
И ты умерь свою, искатель, прыть: Ведь всей реки в кувшин не перелить.
И жадных глаз невежи и скупца Ничем нельзя наполнить до конца.
Лишь раб любви, что рвет одежды в клочья, Чужд и корысти, и пороков прочих.
Любовь честна, и потому она Для исцеления души дана.
Вернее Эфлатуна и Лукмана Она врачует дух и лечит раны.
Ее дыхание земную плоть Возносит в небо, где царит господь.
Любовью движим, и Муса из дали Принес и людям даровал скрижали.
Любовь способна даровать нам речь, Заставить петь и немоте обречь.
Со слухом друга ты свои уста Соедини, чтоб песнь была чиста.
Кого на веки покидает друг, Тот, как ни голосист, смолкает вдруг.
Хотя напевов знает он немало, Нем соловей в саду, где роз не стало.
Влюбленный - прах, но излучает свет Невидимый любви его предмет.
И всякий, светом тем не озаренный, Как бедный сокол, крыл своих лишенный.
Темно вокруг и холодно в груди,Как знать, что позади, что впереди?
Для истины иного нет зерцала Лишь сердце, что любовью воспылало.
А нет там отраженья - поспеши, Очисти зеркало своей души.
И то постигни, что свирель пропела, Чтоб твой отринул дух оковы тела.
Притча о бакалейщике и попугае, пролившем благовонное масло
И кто-то в заблуждении глубоком Себя считать готов под стать пророкам.
Мы тоже, мол, сродни мужам святым; Мы, как они, едим, и пьем, и спим.
Сии слепцы не чувствуют различья, Равняя все: ничтожность и величье.
Что делать, с одного цветка берет Змея свой горький яд, пчела - свой мед.
Две кабарги в долине обитали, Одни и те же травы их питали,
Но мускуса дала одна немало, И лишь навоз другая даровала.
Двух тростников так схожа красота, Но сахар в том, а в этом пустота.
Таких примеров тьма, и человек Все постигает, доживая век.
Книга 2
Рассказ о том, как некий человек посадил на дороге колючий кустарник
Кусты колючек некто на дороге Взрастил, и люди обдирали ноги.
Его просили: "Срежь ты их с земли", Но он не слушал, и кусты росли.
Кустарник вырастал под небом божьим, Бедой он стал для всех людей прохожих.
Шипы впивались в дервишей босых, Одежды рвали юных и седых.
Узнав об этом, приказал правитель, Чтоб перед ним предстал кустов садитель.
И так сказал: "Колючки уничтожь!" Кто насадил их отвечал: "Ну что ж,
Я с корнем вырву их на той неделе!" Но все ж кусты росли, и дни летели.
Ослушник вновь предстал перед владыкой, И тот сказал в печали превеликой:
"Пойми, несчастный, то, что взращено, В конце концов ты вырвешь все равно!
Но чем ты мне противишься упорней, Тем глубже в почву проникают корни.
Становятся, увы, с теченьем дней, Слабее люди, дерева сильней.
Вот и за это время - видит бог Кусты набрали сил, а ты усох.
Пойми: чем больше ты упустишь дней, Тем корни будет вырывать трудней.
И говорю я ныне от души: Покуда сила в теле - поспеши,
Ибо кровавят проходящим ноги Не только те колючки на дороге,
Но каждый твой изъян и твой порок, Что ты взрастил, а выполоть не смог!"
Книга 3
Рассказ о том, как шакал угодил в бадью
Рассказ о том, как шакал угодил в бадью с краской и, став разноцветным, решил, что он отныне не шакал, а павлин
Однажды некий молодой шакал В бадью со свежей краскою попал.
И, выбравшись наружу, стал гордиться, Кричать: "Я райская отныне птица!
Среди шакалов я такой один, Да не шакал я вовсе, я павлин!"
И впрямь, на том, чья шкура пестрой стала, Чудесно солнце жаркое играло.
И был он не в пример другим шакалам И голубым, и розовым, и алым.
Шакалье племя очень удивилось: "Ответь, собрат наш, что с тобой случилось?
Скажи, чем возгордился ты сейчас, Что свысока теперь глядишь на нас?"
Был друг шакала удивлен немало. "Скажи, - спросил он, - что с тобою стало?
Ведь ты готов взобраться на мимбар И поучать всех нас, кто юн и стар,
И с высоты своей гордыни ложной Всех болтовней смущать пустопорожней.
Но что слова и пестрой шкуры цвет, Когда в тебе святого пыла нет?
Раскрасить краской шкуру - слишком мало, Чтобы господня святость свойством стала.
Какую бы ты шкуру не надел, Весь век купаться в краске - твой удел!"
Но гордый пестротой своей шакал Так отвечал тому, кто порицал.
"Взгляни на облик мой, на яркий цвет, Таких божков и у шамана нет.