Страница 18 из 43
Ляпус, хохоча и громко хлопая в ладоши, прошел от двери на середину комнаты и сел к столу. Плюх! Плюх! Две ложки салата полетели прямо в Ляпуса. Но тот, схватив пустую суповую тарелку, мгновенно принял обе порции в нее, словно фокусник — в шляпу — шарики для пинг-понга.
— Молодец, Аленка! — искренне восхитился Великий злодей. — Вот таким и должен быть ребенок. Ловким, требовательным, безжалостным ко всем, кто ему мешает жить в свое удовольствие. Тебе надоела эта злая противная старуха, правда? Пожалуйся, пожалуйся мне на нее. Как она посмела тебя, самую красивую девочку на свете, не слушаться?
— Салатика мне третью порцию не давала, — наябедничала тут же Алена. — Говорила, живот заболит. А еще сказала, что я рева-корова.
— Так давай ее накажем, — с готовностью подхватил Ляпус. — Что с ней лучше сделать?! Можно приказать слугам на твоих глазах побить ее палками. А можно превратить в жирную зеленую муху. Мы с тобой посадим муху в банку, поднимемся в угловую башню и бросим ее в паутину. Я видел вчера — там в паутине сидит паук размером в два моих кулака. Мы с тобой с удовольствием посмотрим, как он сожрет муху.
— Смилуйся, повелитель! — завыла в углу Мюрильда, растирая по физиономии слезы пополам с салатом.
Неожиданно вместе с ней заревела Алена.
— Ты что?! — не на шутку удивился Ляпус. — Что с тобой, девочка моя золотая? Людоедочка моя бриллиантовая!
— Ба-ба-бабушку жалко! — рыдала Аленка. — Она же старенькая! У меня дома бабушка Вера есть. Она тоже старенькая, тоже мне много есть не дает. А ее все любят! И я люблю. А ты хочешь — в муху! Я тебя боюсь! Тебя самого — в муху! А-а-а!
Ляпус понял, что был слишком жесток, и с ходу переменил поведение.
— Да я и не думал ни в кого ее превращать, — наклонился он ласково к девочке. — И палками бить не собирался. Уж и пошутить нельзя. Знаешь, Алена, страна большая, дел по горло, все надо успеть, всем помочь, напоить, накормить, там гору разрушить, тут город построить. Устал, как собака. Был веселый, стал мрачный. Шутить совсем разучился. Вот, пошутил глупо, а вы расплакались. Встань, Мюрильдочка, прости меня, дурня…
И тут он расплакался сам. Стал шарить по карманам носовой платок, не нашел, попытался вытереть слезы пальцами, но они все лились и лились. Мюрильда сжалась в комок, глаза ее выросли от изумления, она ничего не понимала, но боялась проронить хоть полсловечка.
Алена вытащила из кармашка платочек, вытерла слезы, вытерла нос, подумала и решительно протянула платок Ляпусу. Тот благодарно улыбнулся ей сквозь слезы, утер лицо и, подсев к девочке поближе, продолжал:
— Всех люблю, для всех хочу счастья. Но одному трудно. Где вы, верные помощники? Лиза, Федя, Печенюшкин, Фантолетта, Морковкин. С вами вместе мы бы горы свернули. Если б, Алена, они меня узнали получше, знаешь бы как полюбили…
— А Фантолетта сказала, что ты Федю в тюрьму посадил, — с сомнением перебила Алена.
— Я?? — Ляпус невероятно удивился. — Хочешь, сейчас с тобой все тюрьмы обойдем — нет там Феди. Вообще там никого нет — все тюрьмы пустые. У меня же нет врагов. Прячется где-то от меня Федя. А что меня бояться? Вот скажи — я страшный?
— Нет, — ответила Аленка честно. — Ты, когда не плачешь и не шутишь, так даже красивый.
— Вот видишь!! — обрадовался злодей. — Давайте жить все вместе, дружно и весело. А потом мы вас отправим домой, к родителям. Только надо сначала найти твоих друзей.
— А как их найдешь, — с сомнением покачала головой девочка. — Я не знаю, Мюрильда не знает, ты тоже, наверное, не знаешь, а то бы уже нашел.
— Вот я-то как раз знаю, — тихо сказал Ляпус. — Но без тебя мне их не найти. Ты можешь мне помочь? Да? Тогда слушай меня внимательно…
Глава десятая
Печенюшкин. История первая
— Что это?! — воскликнула Лиза. — Печенюшкин, смотри! Неужели мы летим?!
— Эка невидаль, — отозвался Печенюшкин. — В ступе, выходит, можно летать, а в троллейбусе нельзя?
— Ну, ступы-то во всех сказках летают, — Лизу трудно было переспорить. — А вот про летающий троллейбус я что-то до сих пор не слышала.
— Конечно! — ядовито откликнулся пушистый герой. — Если в свои девять неполных лет ты о чем-то не слышала, значит, этого и быть не может? Вообще-то ты права, троллейбусы не летают, но мы очень торопимся. Некогда, понимаешь?
— Но ведь троллейбус не самолет. У него же крыльев нет.
— А у ступы что, есть крылья? — Печенюшкин обиделся и замолчал.
Лиза смутилась и принялась снова разглядывать свои украшения — память о прошедшей ночи, знаки королевской власти.
Левое запястье ее обвивал золотой браслет-змейка. Кобра с раздутым клобуком, с рубиновыми глазами сжимала в пасти свой хвост. Браслет нужно было три раза повернуть вокруг запястья — так объяснила Лизе живая, настоящая кобра — и тогда, где бы девочка ни была, змея тут же придет к ней на помощь. И еще на безымянном пальце правой руки у Лизы плотно сидел золотой перстень с бирюзовой печаткой. На печатке был искусно вырезан темно-вишневый скорпион. Если долго и Пристально смотреть на кольцо, скорпион начинал шевелиться, словно пытался вылезти из печати. Этим перстнем полагалось запечатывать письма, чтобы адресаты девочки знали: пишет им не кто-нибудь, а королева. В торжественных случаях полагалось переодеть кольцо с правого на левый безымянный палец. Тотчас вместо повседневной Лизиной одежды на ней оказывались бы длинное платье, изумрудно-золотые туфельки, а на голове — корона. В таком наряде девочка казалась себе очень представительной, хотя, конечно, променяла бы его на пионерскую форму. Было у волшебного перстня и последнее, третье предназначение. Если сильно потереть камень, скорпион спрыгивал с печати и кусал Лизиного обидчика.
Троллейбус между тем летел под голубым небом, внизу без конца и без края тянулись пески, Печенюшкин мурлыкал какую-то песенку и — явно без нужды — возился с рукоятками и кнопками управления.
— Можно спросить? — не выдержала молчания Лиза. — А почему тебя зовут Печенюшкин? Это фамилия, имя, прозвище? И вообще, кто ты — гном, водяной, тролль или простой волшебник? И почему все обитатели Фантазильи, кого я видела, тебя знают?
— Что обо мне рассказывать, — проворчал загадочный зверек. — Трудное детство, лишения, ранняя потеря близких, долгие годы одиночества… Любим все пожаловаться, поплакаться, ох, любим. А вообще-то жизнь моя — жуткий приключенческий роман. Что там Майн Рид, Стивенсон, Кир Булычев. — Он внезапно оживился. — Хочешь узнать мою историю? Слушай!
Зверек нажал кнопку на пульте с надписью «Автопеченюшкин», в два прыжка забрался на сиденье против Лизы и начал рассказ.
— Ты, наверное, слышала, что есть на свете такая страна Бразилия, — где в лесах много диких обезьян. И вот, несколько сотен лет назад, в этой самой Бразилии в одной большой обезьяньей семье родился маленький обезьяний ребенок. Семья обитала на юго-востоке Бразилии в жарком вечнозеленом тропическом лесу.
Год, когда появилась на свет крохотная обезьянка, был удачным для зверей и птиц — обитателей тропического леса. Ласковое солнце, мало дождей, много сытной пищи — фруктов, насекомых, маленьких ящериц. Поэтому родители назвали детеныша Пиччи-Нюш, что означало — счастливчик, родившийся в урожайную пору…
А время шло. Сменяли друг друга годы, взрослел маленький Пиччи-Нюш, обживал родной лес, летал с дерева на дерево, цепляясь за лианы, дружил с ревунами, капуцинами, сторонился хищных оцелотов, кинкажу и жестоких паукообразных обезьян.
Иной раз он даже забирался к берегам реки Паранапанемы, где обитало индейское племя тупинабама. Там у него появился товарищ — десятилетний мальчик Гокко. Однажды он спас Пиччи-Нюша от когтей разъяренной пумы, всадив хищнице прямо в глаз стрелу с желто-алым оперением. Пума успела хватить обезьянку лапой и, хотя удар получился скользящим, два когтя раскроили бок несчастному, и Пиччи упал с дерева прямо в реку, обливаясь кровью. В воде, привлеченные запахом крови, мгновенно появились пираньи. Стая этих хищных рыбок может в несколько минут обглодать свою жертву до костей. Часто даже люди становятся их добычей.