Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 82

Сначала я не придала значения этому неожиданному жесту. Но Виктор вдруг схватил мою руку, и его лицо нависло над моим.

- Оксана!.. Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя... Слышишь? Люблю!..

Не помня себя, я выдернула руку и побежала прочь. И долго потом ощущала на своей ладони его потные и скользкие пальцы.

Прежде я ещё могла как-то уважать его (ничего не поделаешь - парень честно защищает свои убеждения!). Но сегодня поняла его до самого дна. И осталось только отвращение.

Как легко он признался в любви! А мой Коля... Коля создал целую повесть и рассказывает её каждый вечер... И может быть, делает это только ради одного-единственного слова, которое ему так трудно вымолвить на Земле: "Люблю!.."

Нужно ли рассказать ему о том, что случилось? Почему отстранился секретарь комитета комсомола Сидорук? Ведь он, кажется, поверил в Колину гипотезу. Почему молчит Мирон Яковлевич? Может быть, они неуверенно чувствуют себя в астрономических дебрях?.. Сегодня и я промолчу - нужно всё как следует продумать. Иначе можно снова сделать промах.

Через полчаса придёт мой любимый Акачи. Я знаю, что придёт он непременно, хотя мне и неизвестно, каким образом освободится он из страшного плена жрецов...

Ах, жрецы, жрецы! Вы недремлющи и вездесущи...

19. Допрос

Расскажут ли когда-нибудь историки до конца о грозном персте и его гипнотических свойствах?..

Уже он сморщился и высох, словно корявый сук на трухлявом дереве, нет в нём ни уверенности, ни силы; уже и сам владелец поднимает свой перст без веры в то, что он способен кого-либо напугать; уже веют желанной свободой новые исторические ветры... Но мозг человека без защитной плёнки фанатизма чувствует себя беспокойно. Ему боязно оставаться один на один с целой вселенной. Ведь были когда-то руки, из которых он получал гладенькие, некорявые истины. Они вкладывались в его мозговые клетки без напряжения и боли. А ветер, новый, необычный, сорвав эту плёнку, заглянул в каждую клетку, выплеснув оттуда старую дребедень. И тогда мозг на какое-то время оказался незаселённым. Заходите, новые истины, умирайте и снова рождайтесь, но никогда не будьте кукольными - такими, которые изготовляются из папье-маше...

Но здесь-то и возникает самая большая трудность: новые истины ещё не научились ходить. Они едва освободились из пелёнок, им ещё нужно окрепнуть и чуть-чуть подрасти.

А тем временем снова поднимается угрожающий перст. И никого это не удивляет. Напротив: его словно бы ждали, словно тайно молили, чтобы он появился. Ибо тяжко оставаться с открытым для самостоятельного мышления мозгом. Значительно проще спрятаться под защитной плёнкой. Тогда ветер не обожжёт твой мозг, а звёзды не уколют его своими лучами. И вселенная будет узенькой и уютной - она вполне сможет поместиться в стенах твоего дома.

Зачем тебе её бесконечность? Что ты с ней станешь делать? Бесконечность не вместишь в желудок и даже не сошьёшь из неё штанов.





Только что рождённые истины ещё не могут свободно передвигаться на своих тонких ножках. Зато кукольные истины... О, как они живучи! И значительно удобней для употребления. Их легко вынуть и заменить такими же кукольными - из папье-маше...

И висит грозный перст - сухой, скрюченный, но всё ещё могучий. Его могущество в твоей собственной лени. Когда он умрёт - ибо ничто не вечно! ты нарисуешь икону и повесишь её в углу. Так уютно в доме, когда над тобой висит грозный перст!..

Так думал Николай, стоя перед жрецом: и жрец и его высохший палец были на редкость иконописны. Фигура жреца напоминала Единого Бессмертного.

Припомнились искатели доброго бога. Их мозг всё ещё сопротивлялся, им страшно было очутиться перед необходимостью мыслить, понимать, знать. И тут Коля понял, что самая великая человеческая отвага заключается не в том, чтобы смело идти на смерть - на это способны даже обыкновеннейшие фанатики, чей мозг засорён догмами и предрассудками. Самая великая отвага - в умении смело мыслить, отбрасывая любые ограничения, возникающие на пути мысли.

По-настоящему отважен лишь тот, кто не боится остаться один на один с тайнами вселенной и не ждёт, пока "божественные" руки вложат в его мозг удобные для употребления успокаивающие истины.

Коля думал об этом снова и снова - ещё и потому, что ему важно было хоть как-то отвлечь свою память от знакомых образов и картин. Ни одно знакомое лицо не должно появиться в его сознании! Что же касается бунтарского направления его мыслей... Нет, этого он не боялся!

Каратели "второго этажа" - уши и руки Единого, считая своё задание выполненным, ушли с контрольного пункта. Жрец сидел в кресле, стоявшем на высоком постаменте, окружённом снизу служителями храма. Они внимательно следили за Колей, хотя руки его за спиной были перехвачены стальными браслетами. И там же, за спиной, помещался экран, которого Коля не мог видеть. Но он хорошо знал, что на экран проецируются его мысли.

Нужны были неимоверное напряжение воли и железная дисциплина мысли, чтобы скрыть в глубинах мозга всё, что принадлежало революции. Коля хорошо знал принципы, на которых основаны шахо контроля. В мышлении принимают участие не все мозговые клетки сразу. Подавляющее большинство клеток пребывает в спокойном состоянии. Они, словно солдаты резерва, ждут своей очереди. Включённые в мышление клетки активно излучают энергию, которая попадает в чуткие улавливатели шахо. Электронный мозг шахо контроля молниеносно анализирует полученные импульсы и точно воссоздаёт картину мышления, передавая её в зрительном и словесном изображении. Ведь человек, как известно, мыслит зрительными и языковыми категориями...

Языкового воспроизведения своих мыслей Коля не слышал, их слышал только жрец. Не видел он и изображения, возникающего на экране за его спиной.

- Кто ты есть, раб божий? Откуда пришёл ты в наши лабиринты?..

Коля был готов к этому вопросу.

С первой же секунды, когда он очутился в руках карателей, в нём возникали всё время, обрастая подробностями, картины его новой выдуманной биографии. От начала до конца эта биография была такой, что его должны были неминуемо и без промедления уничтожить.