Страница 45 из 82
Коля заметил, как Лоча сначала растерялась, как встрепенулись её длинные ресницы, как в волнении начала приглаживать волосы. Но потом она собралась и ровным спокойным голосом заговорила о Бессмертном. И слова её оставались в сознании людей.
Не было в государстве Бессмертного ни одного храма, который смог бы сравниться красотой с храмом природы, созданном усилиями Лочи. И не было у Бессмертного ни одного проповедника, который своей убеждённостью, силой мысли, вдохновением сумел бы соревноваться с Лочей...
"Лоча! Милый узелок на светлом луче!.. Как я скажу тебе, что мы снова должны расстаться!.."
Лоча не заплакала. Её белая фигура в немом трепете припала к нему, горячее дыхание обожгло его щёки. И впервые в руках её красным лучом вспыхнул сорванный цветок. Она долго колебалась, прежде чем сорвать его. Но рука не послушалась, и Лоча сорвала самый лучший цветок в своём саду.
Красный цветок она приколола к грубой одежде, которая мешковато висела на Коле. Теперь он был одет точно так же, как скотоводы и механики по ту сторону тайных баррикад. За его спиной висел плащ. Он спрячет плащ в узенькой пещере, вырубленной Лашуре, а сам затеряется среди людей, которых ему предстояло подготовить к великим боям. Он уходит не на день, не на два, а по крайней мере на целый оборот.
Штаб разрешил сказать Лоче, куда он направляется и ради какой цели.
В ледяном коридоре Лоча ещё кое-как держалась. Но когда поднялись по лестнице на площадку, вырубленную под самой крышкой, плечи её вздрогнули.
Притронувшись губами к её щекам, он ощутил солоноватый привкус привкус разлуки - и подумал: "Это хорошо, что жёны умеют плакать". Солёный привкус останется на его губах и всегда будет напоминать ему о Лоче.
- Прощай, Лоча!.. Я вернусь. Мне ничто не угрожает. Там есть люди, а среди людей не страшно...
И вот Николай и Эло поднялись над планетой. Юпитер посылал навстречу свои холодные лучи, шахо вели куда-то на север, а ветер бросал в лица острые ледяные осколки. Наконец огненная стрелка на маленьком приборе завертелась, и они полетели вниз. Ветер и здесь мешал им разгребать снеговые сугробы, но они понимали, что он их союзник, ибо как только они спустятся в узенькую пещеру, ветер заметёт следы и спрячет под снегом толстую каменную крышку от вражеских глаз.
Крышка оказалась неожиданно лёгкой, хотя толщиной была не менее человеческого роста. Пока Эло спускался в тёмное отверстие, Коля изо всех сил держал крышку, чтобы бешеный ветер не вырвал её из рук и не покатил по льду. Он закрыл за собой крышку, и она плотно примкнула к каменным стенам.
Освещая дорогу фонариками, они начали спускаться вниз.
В карманах посланцев лежали жуго - могучее оружие фаэтонцев. Им пользовались только служители храмов. Даже беловолосым карателям его не доверяли: боялись, чтобы оно не попало в опасные руки.
Шли долго, пока не натолкнулись на круглую, похожую на пробку крышку. Плащи и шахо спрятали в надёжное место. Включили другой прибор, единственный, который был не подвластен волнам экранизации, направленным сейчас из государства повстанцев на шахо контрольных пунктов Бессмертного для того, чтобы парализовать их действие. Этот прибор они взяли для связи со Штабом повстанцев.
И вот они попали в тёмные владения Бессмертного. На ощупь двинулись в тяжёлую без конца и без края дорогу. Впереди шёл Эло, который безошибочно ориентировался в темноте.
Николай всё время спотыкался обо что-то хрустевшее у него под ногами, словно чьи-то кости. Эло сказал, что это и в самом деле кости беловолосых, которые пролежали здесь сотни оборотов. Здесь было громадное кладбище жителей "первого этажа", и его избегали даже вездесущие каратели. Именно потому Лашуре и выбрал этот страшный лабиринт для выхода из тайной пещеры.
Коле стало жутко. Когда кладбище кончилось, на их пути стали попадаться заселённые пещеры. Где-то в полной темноте плакали дети, слышались то печальная колыбельная, то предсмертный стон.
Впереди блеснул первый луч света. Но Эло не пошёл туда - там были заводы и фермы, и можно легко наткнуться на карателей...
Они ещё долго шли в темноте, прежде чем разыскали завод, на котором работал брат Эло - Гашо.
Наступила новая, незнакомая жизнь. Коля спал рядом со своими двоюродными братьями на каменном помосте. Ел белковину, растворённую в кипятке. Похудел, побледнел, но это не огорчало его. Теперь он стал похож на тех людей, среди которых жил. От отца он унаследовал белые волосы и ничем не отличался от своих братьев.
С дядей Гашо и его сыновьями Коля подружился сразу же. Правда, вначале они избегали каких-либо бесед на запретные темы, но вскоре Коля убедил их, что теперь есть дни и часы, когда можно разговаривать совершенно свободно. Они поверили в это не сразу. Только постепенно, наблюдая за тем, как в безопасные часы держался Коля, они и сами начали обмениваться мыслями, которые прежде им приходилось прятать в глубочайшие уголки души...
Среди беловолосых был очень развит язык жестов. Николай быстро овладел им и мог теперь хотя бы коротко переговариваться со своими братьями тогда, когда генераторы экранизации не действовали.
Гашо и его сыновья полюбили Колю. Они готовы были без конца слушать его рассказы о сказочной Земле, Ечуке-отце, об Атлантиде. Гашо восхищала идея старшего брата создать на Земле независимый Материк Свободы...
Коля приобрёл пять надёжных помощников! Все они были люди чистосердечные, добрые, и каждый из них имел много друзей.
То, в чём Коля был убежден и раньше, теперь получило новое подтверждение. Нет обществ, где все люди были бы трусами, но есть общества, граждане которых боятся высказать вслух то, о чем думают тайно. Многие из них готовы в любую минуту отдать жизнь за правду, а все вместе они терпят унижения и муки и молчат покорно и тупо...
В таких условиях диктатором может стать даже толстобокий дагу, если жрецы провозгласят его богом. Ему будут приносить в жертву детей и матерей, перед ним будут склоняться головы всего народа.
Теперь Коля понял, что основа могущества Единого - шахо контроля. Они могли быть и выключенными (вполне возможно, что их теперь часто выключают), но в каждом человеке поселился страх перед контролем, он преследует только что родившуюся смелую мысль, бросается на неё отчаянней целого отряда карателей и сокрушает её, как прожорливый короед сердцевину дерева. И мысль тотчас же умирает, человек глядит в лицо другому человеку пустыми глазами и, если замечает, что в чьих-то глазах блеснула мысль, только что родившаяся в нём самом, испуганно отводит взгляд и спешит в свою тесную конуру, чтобы там в тяжёлом сне найти спасение от необходимости мыслить.